Выполнив вежливости, Папа Бобер с любопытством оглядел домик. Домик был ладно построен, то есть в нем было уютно и весело. Только зачем-то с досок была стесана кора и Папа Бобер с трудом отыскал несколько кусочков коры для перекуса. Еще он нашел какие-то тряпки и закутался в них.
Перекусив, Папа высунул в проем двери нос и стал смотреть, что происходит во дворе.
Долговечно к нам пожаловали? произнес кто-то сзади Папы Бобра.
Папа Бобер замер и сделал вид, что ничего не слышит и ничего не понимает.
Кто-то прополз мимо Папы Бобра, и в прорезь двери просунулся еще один нос, темный и мокрый собачий нос. Потом нос развернулся к Папе Бобру и принюхался:
ЙА. ИСТ. ЗОБАК, произнес на человеческом языке пес. МОЯ. ЗОФУТ. БАРБОС. А. ТИ. СЛУШАЙНО. НЕ. БОБР. БУТИШЬ?
Бобер, подтвердил Папа Бобер. Можно пожить у тебя немножко?
От бобрового супа исключиться хочешь? Тоже дело, пес перестал говорить по-человечески, но по-прежнему разговаривал с Папой Бобром как с маленьким и глухим. Это мой домик. Это не будка. В домике есть еще другая дверь залезания тихо. Как я сейчас засунулся. Она еще дверь сбегания тихо.
Проходящая по двору кошка посмотрела на торчащие из прорези двери два мохнатых носа, четыре моргающих глаза и фыркнула.
Этот зверь зовется "Кошка", говорил Барбос. В ваших краях таких нет. Совсем нет. Она зовется "Кошка Принцесса". Видишь, как фыркает. Ее девочка учила азбуке, но прошли только букву «Ф».
Барбос попытался также фыркнуть, но получилось, что всхлипнул. Папа Бобер попытался фыркнуть, но получилось, что чихнул. Они всхлипывали и чихали, и не заметили, как к ним подбежала девочка. Это была та самая тихая девочка Света, которая торопилась домой. В руках у нее была тарелка, из которой вкусно пахло.
Барбосик, милый, съешь еще добавку, пожалуйста. Подставь свою миску, пожалуйста. Только Мампап ничего не говори, пожалуйста. И Папмам тоже.
Когда-то, очень давно, когда девочка Света была очень маленькая она плохо различала, кто папа, а кто мама. Она называла маму «Мампап», а папу «Папмам». Потом она научилась их различать, но продолжала называть Мампап и Папмам, чтобы было смешнее. Так и повелось.
Чтобы выдвинуть из домика миску Барбоса, Папе Бобру пришлось вылезти наружу.
Барбос! Это твой маленький сыночек?! удивилась девочка Света. Что же так плохо укутал ляльку?! Он весь дрожит.
Я не лялька, я Папа Бобер, хотел сказать Папа Бобер, но девочка уже убежала в дом.
Она вернулась с маленьким пестрым одеяльцам, в которое запеленала Папу Бобра, сверху повязала бантик и быстро вернулась домой.
"Ну вот, опять повязали", подумал Папа Бобер. "Сейчас куда-нибудь полечу. В этой местности всегда так: вначале скрутят, потом потом улетаю".
Но ничего не происходило, только из дома начали доносится какие-то стуки и приятные звуки. И еще манная каша манная каша пахла восхитительно. Вдыхал аромат манной каши Папа Бобер, вдыхал и решился.
Костей-то тебе совсем не дают? сочувственно сказал Папа Бобер.
Почему? грустно возразил Барбос. Так-то в рацион пайкуется.
Значит, кашу перед костями дали, чтобы она все место в пузе заняла, и ты меньше костей у них съел, прищурился Папа Бобер. Что, пока кашу не съешь, косточек таких крепеньких, таких мозговых тебе не вкусить?
Будешь? сказал Барбос, с отвращением глядя на манную кашу у себя в миске.
В одно мгновение, одним взмахом языка, в один глоток Папа Бобер съел кашу. Ему даже показалось, что на миг солнце, похожее на манный диск, вышло на небо.
Из дома продолжали доноситься звуки и стуки.
Что они делают?! изумлялся Папа Бобер, осторожно вылезая из одеяла.
Танцевательством рук и ног занимаются, сказал Барбос, и у него загорелись глаза.
Оказывается, у родителей и у девочки Светы были магнитные кулончики магнитные фигурки на длинном шнурке. Когда они уходили из дома, то надевали кулончик на шею, а когда возвращались, то прилепляли кулон к дверце высокого белого металлического ящика. Высокий белый ящик был совершенно волшебный, в нем хранилось множество вкусной еды, и про него Барбос обещал рассказать отдельно. А еще они танцевали вместе, слепив кулончики. Нужно было кружиться, вскидывать руки и ноги так, чтобы магнитик не отлепился от остальных и шнурок не запутался. Победителем становился тот, у кого магнитик не разу за танец не отлепился, и чтобы еще свободный, не запутавшийся кончик шкурка самый длинный, и еще тот, кто самый красивый. Проигравший моет посуду. Выигрывала всегда девочка, проигрывал всегда Папмам, но посуду мыла Мампап. Девочка просила Папмам ее покатать. Папмам сажал ее на шею, но далеко не уходил. Он кружил вокруг Мампап, или просто стоял рядом, и они разговаривали.
Развеселились от звуков и стуков Папа Бобер и Барбос и тоже начали скакать и прыгать, потом по двору друг за дружкой носиться, потом бороться. Боролись, боролись, а затем как-то подрались. Барбос Папе Бобру по уху заехал, Папа Бобер Барбосу синяк под глаз поставил. Сели они в разных углах двора, сердито дышат, друг на друга с обидой глядят.
Барбос дышал-дышал и сказал Папе Бобру:
Ну все, я с тобой больше дружбу не хоровожу и не играю. И других собак подговорю, чтобы с тобой не водились.
А Папа Бобер как раз в дорогу засобирался. Решил Папа Бобер перед уходом в окошко большого дома заглянуть, очень ему было любопытно, что в человеческом доме внутри творится.
Мампап мыла посуду. Папмам стоял рядом с девочкой Светой на плечах. Они разговаривали.
А ты помнишь, как ты однажды пришла из садика и сказала, что теперь мы должны тебя звать «Клипса Калипса», говорил Папмам. Не нравится тебе больше имя Света.
Нееет, засмеялась девочка Света. Я сказала зовите меня «Каролина».
Нет? Пришла из садика и говоришь: зовите меня «Драздрапендрой», продолжал Папмам.
Неет! закричала девочка Света.
А кем? «Бухтобарахтой»? вспоминал Папмам.
Нет! хохотала девочка.
Хорошо, что у нас девочка, сказала Мампап.
Может, лучше все-таки было завести попугайчика, сомневался Папмам. Так же бы сидел на плечах, только на шею не давил.
Не хочу быть попугайчиком. Кто бы тогда Мампап развлекал? хохотала девочка. Мампап, тебе спеть или потанцевать?
Спой ей, сказал Папмам.
Станцуй, сказала Мампап.
И девочка, не слезая с Папмам, принялась танцевать, то разводя руки, то упирая их в бока, а Папмам вскидывал то одну, то другую ногу, приседал и кряхтел.
Посмотрел Папа Бобер в окно и еще сильнее домой захотел.
Побежал Папа Бобер прямо по дороге к полю, и ни одна собака даже не гавкнула. Пока Папа Бобер в окно смотрел, Барбос всех окрестных собак обтрезвонил. Теперь те делали вид, что Папу Бобра совсем не замечают.
Но кто-то другой заметил следы Папы Бобра и что-то зловещее задумал.
Странный запах или Битва снежных вихрей.
Никогда в жизни Папа Бобер не ходил по такому глубокому снегу. В Лесу редко бывают большие сугробы. Снег ложится на ветки и иголки, стволы и пеньки. Всякий раз, когда в Лесу шел густой и мохнатый снегопад, Папе Бобру казалось, что это Лес несется куда-то вверх и вбок. Может быть Лес действительно улетал, а потом незаметно возвращался на место, стряхнув лишний снег по дороге. Может Папа Бобер не забредал в снежные места.
Вокруг своей плотины и хатки у него были натоптаны тропинки и пробиты сугробные ходы. А лед на озере они каждый день чистили, чтобы по льду кататься было удобно.
Вначале Папа Бобер вышагивал по полю, словно по тине в озеро вступал. Но с каждым шагом лапы Папы Бобра погружались в снег.
Тогда Папа Бобер сел на хвост как на доску и начал грести ногами и руками. Получилось быстрее, но снег задирал волосинки на хвосте, и было неприятно, словно снег за шиворот попал. И не очень быстро получалось. И совсем не быстро получалось. Вообще, не получалось.