Как еще радоваться своему дому, если не носится и играть в нем? Это ведь очень необычный дом с такими же, как у плотины, крепкими стенами.
В дом Папа Бобра можно было попасть только по воде. Вокруг хатки были насажены такие дебри, наломаны такие буреломы, что не могла пройти даже мышь, а бурундук лапу сломал. Лучший ландшафтный дизайн в Лесу!
Веранда дома была частью крыши, потому что одной стороной хатка выходила на озеро перед плотиной. Если Папа Бобер пускал воду через верх плотины, то он поднимал воду в озере вровень с верандой. К веранде могли приставать лодки, бревна и плотики, если визитеры не могли, как все нормальные гости, заныривать в хатку через подводный тоннель. Зато, если смотреть на хатку с другой стороны не со стороны озера, а со стороны реки за плотиной, то можно увидеть, что в хатке несколько этажей. Это только над водой.
Пристраивать задний двор папа Бобер не стал. Потому что Сыночку Бобренку и Сестренке Бобренку было веселее гулять в озере. И потому что им разрешалось гулять по Лесу вокруг озера до Высокой сосны. И за Высокой сосной тоже можно было.
Спальню Папа Бобер поместил к плотине, чтобы вода за стеной шуршала о мелкую гальку, как океанский прибой, а саму комнату плавно покачивало.
Кровать у Папы Бобра прикреплялась к стене, и под кроватью все было видно. Если не видишь, что под кроватью, то как знать, что никто страшный там не прячется.
Кровать Папа Бобер сделал двухярусной, но второго яруса вечером не найти. Дело в том, что кровати второго яруса выдвигались сквозь стены в комнаты Сыночка Бобренка и Сестренки Бобренка. Если ночью Сестренка Бобренок проснется и встревоженно сядет на кровати, то кровать наклонится и, как санки, скатится в комнату к папе и маме на второй ярус кровати. И не надо будет самой перебегать.
Окошко в спальне стояло напротив шестеренок мельницы, где крутились шестеренки. Они крутились, крутились, крутились, крутились, крутились, крутились Папа Бобер смотрел, смотрел и засыпал.
Остальные комнаты Папа Бобер строил по настроению или по случаю. Поймет Папа Бобер, что с этого места будет замечательный вид, построит балкон. Потом к этому балкону приделывает дверь с окном, а позади двери с окном комнату.
Случилась ссора между Сыночком Бобренком и Сестренкой Бобренком и Папа Бобер уже строит комнату только для того, чтобы в ней можно было спорить о разных вещах: "Это мое Нет, мое! Это моя идея! Это очень глупая идея" . Или о местах: "Это мое место Нет, мое! Я на этой стене рисую! Нет, я".
В одной из комнат стоял маленький домик, чтобы играть и днем ночевать. Несколько комнат Папа Бобер построил только для того,чтобы в них носится.
Под хаткой были тайные ходы и подземелья, про которые знал только Сынок Бобренок. Папа Бобер строил их с закрытыми глазами. И потом забыл.
Кухонь в хатке было две большая и маленькая. На большой кухарила Мама Бобриха, на маленькой Сестренка Бобренок, кухаркина дочь.
Главной комнатой в хатке была гостиная, а главным предметом гостиной знаменитый бобриный круглый стол, о котором речь еще впереди.
Разумеется в гостиной была печка и тресковод. Тресковод это маленький- маленький, изогнутый-изогнутый, коридор, больше похожий на трубу, выходил к самому льду.
Вдоль стен стояли лестницы с перилами, которые никуда не вели. На них сидели, под них забирались, их можно было вспоминать через много-много лет, особенно перила.
Слева от окна Папа Бобер устроил лежанку, чтобы в окно лежа смотреть. А справа еще одну кладовочку с дверцей. Мама Бобриха любила открывать дверцу кладовки и долго смотреть внутрь.
Гонки Папы Бобра.
Можно, конечно, заняться заготовками на зиму, ведь наступила осень. Но с заготовками постаралась Мама Бобриха. Мама Бобриха больше всего, после захода в тину, конечно, любила заготовки. Она первой забила морковью, кореньями, орехами, травами, кашами и разными вкусностями все кладовки и закоулки бобриной хатки, а главное, она пополнила подшкурные запасы. В два раза толще стала за лето Мама Бобриха.
«В два раза шире, в два раза красивее» подумал Папа Бобер о Маме Бобрихе. Папа Бобер постучал по своему тугому животу. Все отъелись за лето. Сестренка Бобренок уже не могла залезть под нижние ступеньки лестниц. «Вот там я и буду прятать от нее вкусности», подумал на бегу Папа Бобер, но это он подумал просто так. Папа Бобер никогда не наказывал ее. И Сынка Бобренка.
И Папа Бобер начал носиться по дому.
Он скатываться с лесенок, так, чтобы хвост грохотал по ступенькам. Вытягивался в струнку в закоулках, словно в него кидались шишками, а он прятался. Засовывал под нижнюю ступеньку руку и делал «туки-луки». Влетал в кладовки и отбивался от вываливающейся на него моркови. Выпускал пузыри изо рта и гудел в подводных тоннелях, чтобы все думали, что это моторная лодка плывет. Разгонялся так, чтобы проскользить сквозь всю комнату, как по льду. Потом сквозь еще одну комнату, и еще комнату.
Это нечестно, подумал Папа Бобер, остановившись посреди комнаты.
Это было нечестно. Сынок Бобренок мог пугать Сестренку Бобренка, а кого пугать Папе Бобру? Сынок Бобренок и Сестренка Бобренок носились друг за другом в озере, стреляли в друг друга из тростниковых трубочек струйками воды, шумели, как до сегодняшнего дня шумела Река и плотина, и даже с собой не позвали.
Взяли бы меня с собой играть, подумал Папа Бобер. Я знаю секрет, как из трубочки можно орешками стреляться. И репьями.
А где Мама Бобриха? Когда-то она так замечательно пугалась.
Бобер Всемирная загадка.
Папа Бобер принюхался Мама Бобриха сидела за столом в гостиной и пополняла запасы. Но в гостиной не было колодца до подводного тоннеля, из которого можно вынырнуть. По лестницам нельзя с воплем скатиться, прокравшись по другому этажу. Можно было бы подползти, прячась за стол, но стол у Папы Бобра был особый.
Все знают, что большой бобриный стол похож на большую детскую пирамидку. Он состоит из кругов: большой круг на широкой ножке из пня, на нем круг поменьше, на круге поменьше круг еще меньше.
Однако в столе Папы Бобра в каждом круге прорезаны дырки в форме лепестков ромашки, так что каждый круг стал похож на колесо. У бобров коротенькие ручки, им не удобно держать длинные стебли камыша или длинные куски осиной коры. Приходилось грызть куски покороче, и, чтобы вдоволь наесться, раз по десять бегать в кладовку за едой. Со столом Папы Бобра такого не было: в прорези нижнего круга можно было вставлять стебли и кору, высотой с Сыночка Бобренка. В прорези среднего круга морковь, свеклу, корзинки с желудями, стебли кувшинок и ириса, а еще фляги с молоком и тарелки с кашей. На верхнем круге прорезей не было, на нем лежали булочки, плюшки и пахучие горшочки горшочки с пахучими травами. Сынок Бобренок называл их «вонючие горшочки» и громко хохотал. Но из горшочков доносились восхитительные и удивительные запахи.
Запахи ванили, который вызвал мирную счастливую улыбку.
Запахи апельсина, от которого хотелось загадочно улыбаться.
Чабреца, от которого появляется усталая улыбка, как после дальнего похода.
Душица заставляла щурится, как от солнца.
Корица навевала сытую и довольную улыбку.
Пахло даже гвоздикой, от который бывает пьяная улыбка.
Что может быть лучше отдыха за столом, снизу доверху заставленном едой, вокруг которого пихаются локтями бобриное семейство и многочисленные гости! Можно рассказывать страшные сказки, чтобы все попрятались под лестницы, или смешные враки, чтобы все с хохота попадали на пол. Зимой, днявечерами, о которых рассказ впереди, можно было прислушиваться к треску дров в печи или через тресковод льда на озере. Летом же из столовой можно было смотреть в окно с балконной дверью и время от времени вздыхать от того, как хорошо.