Последний вагон
Глоток огня
оа(Видение города)
Я проснулась в комнате, до потолка заваленной вещами, и себя ощутила ненужною вещью. За окном скисало молоко слабого, детского рассвета. Я ощутила, как хочется курить, и вспомнила, что я никогда не курила. Город за стеной, за широким, как поле, окном, может быть, звался до боли любимым именем. Но не сейчас. А когда-то давно. Ныне и присно и во веки веков перемешались, как сальные карты. Я потянулась, вытянула ногу, и правую свело судорогой. Села, и раскладушка подо мной искалеченно скрипнула. Всюду виднелись следы оголтелой гулянки. Всё было раскидано, расшвыряно, разбито; щербатые половицы усеяны осколками стекла, фаянса, смешных рубинов-сапфиров с блошиного рынка. Быть может, там поблёскивали и осколки истинных жизней, не знаю. Жизнь ведь тоже твёрдая на ощупь, и бьётся.
Жизни моей нет без тебя, вспомнила я слова из чьей-то умершей песни, и усмехнулась: сама над собой, должно быть. Спустила ноги с калеки-раскладушки на пол. Ступни ожгли холодные доски. Что за окном, я не знала. Зима? Весна? Да всё равно.
Надо было заставлять залитое красным забытьём сознание трудиться дальше, дальше. И тело тоже надо было заставлять: шевелиться, перемещаться. Пока живёшь, надо и себе приказывать, и другими повелевать. Не умолять. Не просить. Просить бесполезно. Над тобой только посмеются.
И любить бесполезно. Какая в том польза?
Любовь златокрылый Херувим, забытые Райские песни, их бормочут, выдавливают из груди в пылу попоек, в дыму угара. А потом открывают форточку. Или настежь окно. Дым развеивается. И тебе надо жить дальше. А это тяжёлый труд. А трудиться не хочет никто.
Я, шлёпая босыми ногами по ледяным крашеным половицам, подошла к окну.
Незнакомый город так и лез в стеклянный зев окна всеми бестолковыми, устрашающе грузными камнями. Я спросонья, ещё заволокнутыми плевой ночных видений зрачками обводила заоконный окоём. И это мой Мiръ? Да, правда, это мой Мiръ?
Ужас. Я не хочу тут жить.
Я хочу обратно в счастье! В любовь! В праздник!
В мой Рай.
Каменные колёса. Железные жернова. И, кажется, крутятся. По ободу вспыхивают хищные огни. Гасну, захлебнувшись собственным жалким светом. В глубине каменного тюремного леса иной раз чужой свободный свет взрывается, ослепляет, убивает и долго не умирает. Теперь мне здесь надо жить? Кто меня сюда привёз?
А может, привёл? За ручонку? Дитёнком?
Я резко обернулась. Кто-то рядом стоит и смотрит на меня. Зеркало. Это всего лишь зеркало. Издали, из зазеркалья, стала робко нащупывать путь, расползаться пролитым чаем, вином, водой по столешнице тихая дремучая музыка. Я пыталась прислушаться. Музыка тихо пела мне в изумленную душу о том, что вон там когда-то стояла гордая красная башня, и от неё все вокруг становилось немыслимого красного цвета, даже серый асфальт, даже чёрная брусчатка, наспех-подделка под седую древность. У нас, там, далеко, умели искусно подделывать старое. Старость. И молодость. И смерть. Да что там, умели всё подделывать. Всё что хочешь.
Музыка мурлыкала кошкой, а я глядела в зеркало. Как меня зовут? Музыкой звучали ветхие, истрёпанные, крылатые имена.
Зеркало покорно отражало мне меня. И себе тоже меня. А может, то, что когда-то было мною. Я не уверена, истинно ли существует тело. Может, оно только так, видимость одна. Ну, некто умный-как-утка сбрехнул однажды: тело всего лишь платье души. Ну что, модница душа? Напялишь новый наряд? От меня утомилась?
Неизвестный страшный город глухо, монотонно шумел за окном.
Шум заглушал тихую назойливую, бесконечную музыку.
Я глядела в зеркало, а вот не надо было глядеть.
Там я увидела дорогу.
Рельсы бежали прямо под окном. Вагоны грохотали. Шатались пьяно. Гудок рвал слух. Дым заволакивал зрачки.
Вечная дорога. Билеты. Вокзалы. Поезда. Пересадки. Вагонная тряска. Стремление вперёд.
И никогда назад.
Исповедь
оа«Вокзал, гудящее лицо»
аХоровод
псалом
уИркутский вокзал. Перекати-поле
баллада
Бесстрашие
иаиПесня
Картина
псалом
оПроводы
иМолитва зимняя
оВидение последнего дня
псалом
«Как я живу! Себе не верю»
Как я живу! Себе не верю.Тела двериРаспахнуты душой!И я не помню все потери.И слёзы близ любви чужой.Как хищно в яблоко вгрызалась!Змеюки не страшасьВся дымом боль.Вся жестью жалость.И под подошвой грязь.Но только там, о, подними жеЛицо зарёванное ближе,И выше, тише и тесней,Отчаянное пламя лижетТвой сухостой ночей и днейСияющих.Ты только ветка.И подожгли! Горящий глаз.Ты уголь. Пепел. Света меткаНа тьме. Гляди. Уже погас.Солнце
Сошествие во Ад
оВойско в полях
иОгромна ночь. Огромен звон.
Огромен родов свет, пелён
Измятых комья, зимний Мiръ.
Явились мы сюда людьми,
А кем уйдём? А я с тобой.
Удел любви такой:
Всё видеть, будучи слепой,
Стать музыкой, пребыв глухой,
Стать Божией грозой.
Просьба
уВолоде
Ярославский вокзал
еХлеб
оиМашинист
Знак над битвой
Прощание
еТорговка луком
Ветер
Алмаз
Симфония моя
о