Через некоторое время на веранде появился официант, сухощавый и уже немолодой тип с усталыми глазами.
Мистер, сказал он, бар закрывается.
Я повертел в руках пустой стакан, поднялся и вышел на набережную. Она сверкала от росы.
Продавец сосисок, поджарый смуглый тип, дремал, облокотившись о свою тележку. При моем приближении он, не открывая глаз, потянул носом и пробормотал на русском:
Этот мистер всю ночь лакал виски, а сейчас ему хочется жрать.
Догадливый ты наш! сказал я.
Продавец распахнул глаза.
Смотри-ка, русский! констатировал он очевидное и добавил: Догадаться-то нетрудно. Ты смердишь виски, словно покойник недельной давности. На три метра вокруг.
Я подивился про себя такому сравнению и спросил:
А как насчет того, что мне хочется есть?
Это тоже не трудно, произнес продавец, откидывая никелированный люк на тележке. Тебе сколько?
Четыре.
Все, кто из бара мимо идут, обязательно их здесь покупают, пояснил продавец, выкладывая сосиски на бумажную тарелку. Это так по-американски зажевать дорогое виски дешевой сосиской.
Пока я ел, стало всходить солнце.
Ты местный или приезжий? поинтересовался продавец.
Приезжий. Вечером прилетел, ответил я.
Ну и куда ты теперь?
Я пожал плечами.
Может, жилье нужно?
Может.
Продавец окинул меня взглядом.
Беспечный ты какой-то, заявил он. Я в Бронксе живу. Домом американец владеет, мы его и в глаза не видели. А управляющий русский. У нас свободные квартиры есть. Так нужно жилье?
Нужно.
Сейчас, торговец пошарил шумовкой внутри бака, выловил оттуда две сосиски, очевидно, последние, и протянул их мне. На, доешь. Это за счет заведения.
Я отрицательно покачал головой.
Продавец вздохнул, полил сосиски горчицей и с отвращением стал есть.
Вот так и начинается каждый новый день, заметив мой взгляд, сказал он. Вот с этих осточертевших сосисок.
Хорошая же у тебя здесь жизнь.
Продавец молча кивнул, потом, проглотив вторую сосиску, пробурчал:
Не выбрасывать же. За месяц кругленькая сумма набегает. Я подсчитал.
Да какая разница, что ты себе в желудок их бросишь, что в мусорный бак.
Еще какая. Мне теперь завтракать не надо. Не понимаешь? Точно, только восемь часов в Америке. Местной жизни не знаешь. Ладно, поехали. Меня, вообще-то, Сашей зовут.
Меня Вечер, ответил я.
Мой новый знакомый покосился на меня из-под козырька бейсболки, но ничего не сказал.
Продавец катил свою телегу вдоль набережной. Я шел рядом. Сперва мы шли по набережной, затем свернули куда-то в сторону. Высотные дома, вздымаясь с обеих сторон улицы, делали ее похожей на ущелье. Саша оставил свою тележку у знакомых азербайджанцев, в пиццерии, и мы прошли к подземке.
Улицы Бронкса не напоминали ущелье, но от этого они не казались более приветливыми. По одной из них, грязноватой и извилистой, мы подошли к кирпичному четырехэтажному дому с входом, расположенным посередине.
Вот здесь я и живу, сказал Саша. Второй этаж, двадцать седьмая квартира, он посмотрел на часы. Управляющий уже здесь. Рано приходит старик.
Мы вошли в дом и оказались в длинном коридоре.
Жилье гостиного типа, прокомментировал Саша, ведя меня по апартаментам. Прямо как у нас. Квартиры разные, цена тоже.
Мы остановились перед дверью с бронзовой табличкой, на которой на английском и на русском было написано: «Орлов Михаил Викторович».
Виза у тебя надолго? спросил Саша.
Нет.
А жить здесь собираешься долго?
Возможно.
Ладно, тогда под мое поручительство.
Родственником меня представишь?
Нет, Саша вздохнул. Этому человеку врать нельзя. Все насквозь видит. Бывший советский разведчик. Невозвращенец.
Предатель родины?
Не путай. Он никого не предавал. Просто знал, что если вернется, то его в лагеря загонят или к стенке поставят. Дело давно происходило.
Понятно, сказал я.
Саша негромко постучал в дверь и вошел. Я за ним.
Мы оказались в кабинете. Перед нами за старинным столом темного дерева сидел крупный сухой старик. Его глаза взглянули на нас, как два холодных голубых сканера.
Доброе утро, Михаил Викторович. Вот человек поселиться у нас хочет, начал Саша.
Нелегал?
Пока нет, но скоро им стану, ответил я.
Что хотите?
Что-нибудь скромное, но с удобствами.
Старик усмехнулся.
Надо же, с удобствами!.. У нас по-другому и не бывает. Могу предложить комнату или однокомнатную квартиру. Плата вперед за месяц, управляющий встал. Пойдемте, покажу.
Комната оказалась довольно просторной, не менее двадцати квадратных метров, с санузлом, совмещенным с душевой. Два окна закрывали легкие жалюзи. Управляющий поднял одно из них, и комната осветилась неярким светом тусклого нью-йоркского утра.
Вас устраивает?
Я обвел глазами комнату.
Устраивает.
Четыреста долларов в месяц, как с соотечественника, заявил управляющий, и я заметил на его лице слабое подобие улыбки. Контингент у нас весьма пестрый, занимаются черт знает чем, сказал он, принимая у меня деньги. Впрочем, по виду вы человек бывалый, разберетесь, что к чему.
Когда Саша и управляющий ушли, я прилег на тахту и подумал, что для начала все складывается неплохо. Здесь меня точно не найдут, поскольку в этот дом я попал случайно. А случайность отследить невозможно.
Проснувшись в шесть часов вечера, я встал и подошел к окну. Чужая жизнь текла мимо по неширокой улице, чтобы влиться на перекрестке в более просторную стрит или авеню.
Надо было где-то перекусить, и я спустился вниз. В коридорах и на лестницах навстречу мне не попалось ни одного человека. Дом словно вымер.
Вечер был теплым и тихим. Пройдя с квартал, я наткнулся на бар «Золотой пингвин» и, войдя в него, попросил поесть. Бармен предложил мне без малого полное меню «Макдональдса».
Я посмотрел ему в глаза и тихо произнес:
Знаешь, браток, картошки и теста с кетчупом я и дома досыта наелся. И еще хочу тебе сказать по секрету, я ближе нагнулся к бармену. На всех, кто там, у нас, в «Макдональдсах» питается, смотреть страшно. Их даже за вас, американцев, люди принимают.
Не знаю, достаточно ли ясно понял меня бармен, но смотрел он мне вслед совсем иначе, нежели тогда, когда я заходил.
Выйдя из бара, я пошел дальше по улице и через пару кварталов наткнулся на пиццерию, съел там пиццу с сыром и не спеша пошел обратно в свою нору.
* * *
Так прошел день, потом еще один, и ничего не изменилось.
Я понимал, что пора искать Морозника, но не знал, с чего начинать. Мой единственный знакомый, продавец сосисок Саша, вряд ли смог бы мне чем-то помочь.
Голову без конца сверлила мысль о том, что надо позвонить Лерке. Ситуации, в которой она оказалась, не позавидуешь. Сначала девушка лишилась отца, а через два дня бесследно исчез я. Это не давало мне покоя, но в моем положении надо было лежать тихо, как камню на дне реки, не подавая никаких сигналов. Месяца два, а лучше три. Но и тогда не будет никакой гарантии того, что меня не найдут. Вопросом о том, как это сделают те люди, которые хотят меня достать, я уже не задавался. Это было бессмысленно.
На третий день меня позвал к себе Орлов. Он был в черном костюме и белоснежной сорочке, в руке у него дымилась сигара.
Увидев меня, старик достал из стола бутылку виски и два широких стакана:
Проходите, присаживайтесь.
Наполнив на четверть стаканы, он спросил:
Кола, лед? и, увидев, что я отрицательно помотал головой, одобрительно улыбнулся и заметил: Правильно, разбавлять не стоит. Это не сучок Вологодского спиртоводочного завода.
Орлов начал издалека.
Вы знаете, кто я? спросил он, когда мы пригубили из стаканов.
Слышал. Бывший советский разведчик.
Вас правильно информировали. Подполковник госбезопасности. Бывший, разумеется. Не стал возвращаться в Союз, потому что знал, что в лучшем случае меня отправят на Колыму, в худшем же расстреляют. Такие уж времена были. Так вот, я знаю все, что происходит в этом доме. Знаю, кто чем занимается и даже чем собирается заниматься. В свое время я знал, кто и чем занимается в сенате, а уж узнать все про нашу богадельню, поверьте, не представляет трудности. Со временем узнаю и про вас. Пока вы ничем не занимаетесь. Поверьте, будет гораздо лучше, если вы заранее проинформируете меня о своих планах. Может, я чем и помогу или предостерегу.