В этом году я и рада бы отметить день рождения у меня вышла книга. Я хотела отпраздновать это в творческих сообществах, с друзьями, на курсах немецкого. Но публичные собрания запрещены, все боятся и отскакивают, стоит кому чихнуть. Зачем напечатала тираж? Куда я его дену?
Только научишься жить и общаться, как настает пора интровертов и мизантропов. Такое бы лет десять назад жизнь никак не изменилась бы.
***
Как же мы снова встретились со Славой? Как бы сказал обыватель, случайно. Пожалуй, даже нелепо. На остановке.
Восемь часов вечера, май. Я ехала с работы, а работали мы во время карантина с десяти до семи. Я оставалась сверхурочно, потому что работать некому. Компенсации можно не ждать, но это отдельная тема.
Дана?
Я повернулась на зов. Хорошо, не успела заткнуть уши музыкой! Какое-то время всматривалась в лицо мужчины, окликнувшего меня. Оно показалось до боли знакомым, если бы не козырек кепки.
Слава?
Он кивнул и улыбнулся. Дальше все как обычно: какими судьбами, чем занимаешься, что здесь делаешь?
Да я он развел руками и замялся, к маме приехал. В Москве ужас что творится, решил, лучше здесь пока побуду. Я ведь могу работать из любой точки мира.
Счастливчик! на самом деле никакой зависти я к таким людям не чувствовала. Путешествия не были моей страстью, а слоняться по дому в пижаме, с вечной кружкой чая быстро надоедает.
Может, посидим где, поболтаем? Ты спешишь?
Я не из тех, кто после работы ходит на три свидания, но где посидеть в такое время? Кафе закрыты, а по городу якобы патрулирует полиция, штрафует людей без масок и тех, кто старше шестидесяти пяти. В маске мы бы точно друг друга не узнали.
Тогда давай возьмем в спаре кофе и посидим в моей машине, предложил он.
Так мы и поступили. Как он попал на остановку, я не спросила.
Думала, после стольких лет разлуки нам и говорить будет не о чем. Переберем общих знакомых, коих кроме Риты и Ромы почти нет, обсудим их новости и детишек, перетрем работу и коллег, вспомним, кто куда ездил в отпуск и поделимся планами вот и все. И то осторожно. Разве говоришь о таком с близкими людьми? Впрочем, мы уже двенадцать лет как не близкие, а индикатором этой удаленности как раз и становятся подобные беседы о новостях, семье и работе.
Мы редко говорили об этом, когда были вместе. Об этом друг у друга мы просто знали.
Мы сели в его просторный «фольксваген», стараясь не расплескать кофе в невразумительных пластиковых чашечках из кофейного автомата, и на какое-то время замолчали. Вот сейчас он скажет: ну рассказывай, что нового, думаю я, и это начало конца. Хотя, какого конца?
Да, не так я представлял себе нашу возможную встречу, он усмехнулся, сделав глоток.
А ты представлял? удивилась я.
Не менее сотни раз. А ты нет?
Что тут скажешь? Зачем было представлять ведь все и так ясно? Однако если я скажу, что никак себе нашей встречи не представляла, он обидится. Пусть в подобных представлениях смысла не было и никогда не бывает, разум в делах сердечных плохой помощник.
Я не знаю, не придумав ничего лучше, протянула я.
Всегда любил тебя за честность! он рассмеялся.
Я скучала по его смеху. Слыша такой, невольно начинаешь улыбаться, а потом и хохотать. Он совсем не изменился.
Где ты сейчас? спросил он.
В смысле, живу или работаю?
Во всех смыслах.
Я начала мямлить что-то о своей невразумительной жизни, которая должна была вот-вот измениться к лучшему, но как грянула эта чума, так все стало безразлично.
Не надо так, все образуется, странно слышать такие слова от конченого пессимиста, как прежде уже не будет, но ты же творческий человек, найдешь новые возможности.
Откуда он знает, что я творческий человек?
Оказалось, Яндекс о тебе знает больше меня, усмехнулся мой собеседник, я однажды спросил у него, где моя любимая, и он мне такое выдал! Ты теперь настоящий писатель! Поздравляю и горжусь тобой.
Настоящий да нет, игрушечный. Именно. Самое подходящее для меня слово. Я играю, со мной играют и масштабы у меня такие игрушечные. И тиражи, и публика
Зная тебя, я бы удивился, если бы мир массово сошел от тебя с ума. Смирись. Ты не для всех, но главное найти своих. Не за этим ли мы все делаем?
Я усмехнулась. Вот ведь как бывает: не видел человека больше десяти лет, а будто и не расставался. Вы оба ощутимо изменились, но друг для друга остались теми же. И это так успокаивает в водовороте житейских страстей
Я даже купил твою первую книгу и прочел ее за два дня.
У меня перехватило дыхание. Вот уж кого я не хотела бы видеть в своих читателях, так это людей, которые слишком хорошо меня знают. Гораздо легче открыться абстрактному человечеству, чем конкретному индивиду.
И как тебе?
Сильно, помолчав несколько секунд, ответил он, сначала я хотел верить, что это не автобиографично, но потом не помню точно, когда сомнения исчезли. Душа настолько обнажена, будто подслушиваешь чужую исповедь. Критиковать такое невозможно. Сказать, что такой тебя я не знал ничего не сказать.
Такой ты и не мог меня знать, я сама себя такой не знала.
Он все еще важен для тебя?
Как это для него типично разводить патоку, а потом ррраз! И прямо в лоб.
Нет. Я выжала из него все соки.
Опять смех.
Надо признать, персонаж занятный. Другой бы тебя вряд ли заинтересовал, конечно.
И вряд ли другого заинтересую я.
Правда, знаешь, что мне показалось, Слава посмотрел в лобовое стекло, за которым вяло по сравнению с обычным ритмом суетился вечерний город, мне показалось, ты изрядно все прополола. То ли выкинула что-то важное и глубокомысленное, от чего твой читатель получил бы тонкое удовольствие. То ли что-то не договорила. Не знаю, как сказать, надеюсь, ты поняла меня.
Я кивнула, проследив за его взглядом. Картина напоминала мне фото в ежедневнике деда за 1985 год: главный проспект нашего города и штук пять машин «москвичи» и «жигули», яркий солнечный день.
Знаешь, сейчас есть такое авторитетное мнение, что, если книга не цепляет в течение двух минут можете сжечь манускрипт. Редактор получает ежедневно по тридцать рукописей, поэтому его зацепить надо еще быстрее. Вот я и пыталась кому-то понравиться, как размалеванная малолетка на сельской дискотеке.
Дан, Слава скорбно выдохнул, неужто мне надо тебе рассказывать, что эта теория не работает? Не все люди цепляют за тридцать секунд, не всякая музыка! Даже больше скажу: почти все мои друзья это люди, о которых в первую минуту я подумал: так, ничего особенного. То же и с песней. Те, что пленяют сразу, тут же забываются, второй раз слушать не будешь, а те, на которые внимания не обратил, в нужный момент при нужном настроении что-то делают с тобой
Я вздохнула. Действительно, мне этого объяснять не нужно. С двадцати до тридцати я игнорировала этот мир, а после тридцатника вдруг решила ему что-то доказать и выпросить свою порцию любви.
Ты же как человек такая не сразу раскрываешься в общении и далеко не со всеми. Неужто в книге такого автора на первой же странице должны быть погони и перестрелки?
Как раз экшн в первых сценах лишний, усмехнулась я, бросив взгляд на стереосистему. Наверное, она хорошая, но Слава не включал ее, что в наше время считается знаком особого уважения к собеседнику.
Мне было интересно сразу. Слог затягивает. Я и не подозревал, что ты можешь так писать.
Я объяснила, что в двадцать лет точно не могла. Иной раз перечитать невозможно, что тогда писала. Но не отвертишься есть документальные свидетельства моей бездарности, глупости и пустословия.
Тебе было интересно потому, что ты меня знаешь.
Он согласился.
Вот о чем мы говорим, а? Как жизнь, как семья? Вечно у нас все не как у людей, я уже устала смеяться.
Глоток свежего воздуха. Думал, такого в моей жизни уже не будет