Мы привыкли поддерживать интересы своих детей и помогать им открывать новые. Мы приобщаем их к живописи, литературе и музыке. Мы поощряем их заниматься спортом. Мы готовим вместе с ними. Мы танцуем с ними. Мы учим их наукам и возим на природу. Но есть одна задача, которой многие родители пренебрегают, потому что не считают ее отдельной задачей: поддерживать своих детей как мыслителей.
На протяжении этой книги вы узнаете множество способов сделать это. Самый простой задавать вопросы и сомневаться в ответах. Но вам не обязательно играть в учителя. Более того, лучше этого не делать.
Яна Мор Лоне руководит Центром философии для детей в Университете Вашингтона. Как и Мэтьюс, она посещает школы, чтобы поговорить о философии с детьми. Но она не учит их философии. Вместо этого она занимается философией вместе с ними. Разница тонкая, но важная. Дети уже могут философствовать в некотором смысле лучше, чем вы. Поэтому относитесь к ним как к соавторам. Принимайте их идеи всерьез. Старайтесь решать проблемы вместе с ними, а не за них. Когда речь идет о философии, это не так сложно, поскольку, скорее всего, вы тоже пока не знаете ответов.
Это подводит меня к последней просьбе: отбросьте свои взрослые представления. Большинство взрослых похожи на моего отца. У них не хватает терпения на те загадки, над которыми размышляют философы; они совершенно непрактичны. Беспокойство о том, что мир не такой, каким кажется, не поможет постирать белье. Но я надеюсь, что мы с мальчиками сможем перевернуть этот сценарий, хотя бы на некоторое время. Зачем стирать белье, если мир может быть не таким, каким кажется?
* * *
В последнее время Рекс и Хэнк задаются вопросом, почему эта книга называется «Невыносимые, глупые и маленькие[5]». Возможно, вы уже слышали эту фразу. Она принадлежит Томасу Гоббсу, который жил примерно в то же время, что и Локк. Гоббс интересовался, какой была бы жизнь без какого-либо правительства положение, которое философы называют естественным состоянием. Он думал, что это было бы ужасно. По его мнению, это была бы «война всех против всех». В естественном состоянии, говорил Гоббс, жизнь будет «одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна».
Я не знаю насчет естественного состояния. Но «война всех против всех» это довольно точное описание того, на что похож дом с детьми.
Нам повезло. Наша жизнь не одинока и не бедна. Но наши дети бывают невыносимы, глупы, и, естественно, пока они еще маленькие.
Они также милые и добрые. И вообще, в этом плане нам тоже повезло. Рекс и Хэнк на редкость милые и добрые. Но все дети порой бывают неприятными и жестокими. И поэтому мы собираемся порассуждать о мести и спросить, можно ли использовать наказание для создания лучших существ.
Дети готовы согласиться с этой характеристикой, по крайней мере частично.
«Ты невыносимый и тупой?» спросил я Хэнка.
«Я бываю невыносимым, сказал он, но я не топор».
Рекс предложил другое название. Он хотел назвать книгу «Не невыносимые, не тупые, но маленькие». Проиграв эту битву, он начал строить планы блога с таким названием. Так что берегитесь. Возможно, он скоро появится в интернете неподалеку от вас.
Пока же он звезда этого шоу вместе со своим младшим братом Хэнком. Это два лучших философа, которых я знаю. Одни из самых смешных. И самые занимательные.
Часть I. Осмысляя мораль
Глава 1. Права
Я люблю набирать ванну. Не для себя, конечно. Я простой человек, социализированный в прошлом веке, и я не принимаю ванны. И не выражаю весь спектр человеческих эмоций. Но мои дети купаются, и кто-то должен набирать ванну. Чаще всего этот кто-то я.
Почему? Она наверху. А внизу сумасшедший дом. Когда дети начинают уставать, их кинетическая энергия возрастает, а самоконтроль испаряется. Шум стоит такой, что может сравниться с рок-концертом. Кто-то кричит, потому что пришло время заниматься фортепиано или на него нет времени. Или из-за того, что у нас не было десерта, или из-за того, что десерт был, но он испачкал рубашку. Или просто потому, что крик должен быть. Крик это космологическая константа.
И я сбегаю. «Я наберу Хэнку ванну», говорю я, взбегая по лестнице, отправляясь в лучшую часть своего дня. Я закрываю дверь, запускаю воду и подбираю температуру. Не слишком горячая, не слишком холодная. Туда-сюда, будто я вообще могу добиться нужного результата. Но не стоит заблуждаться: вода будет слишком горячей. Или слишком холодной. Или и то и другое, потому что закон непротиворечия моим детям не писан. Я провалюсь. Но я спокоен. Потому что ванна заглушает крики. Там, в одиночестве на кафельном полу, я сижу со своими мыслями (под ними я подразумеваю телефон), наслаждаясь уединением.
Моя жена давно меня раскусила, поэтому иногда она наносит удар первой. «Я начну купать Хэнка», говорит она, разбивая мне сердце. Но она простой человек, социализированный в прошлом веке, поэтому она упускает главную возможность. Она включает ванну, но вместо того, чтобы сидеть в телефоне, пока вода наполняется, она делает что-то осмысленное, например стирает белье. Или что-то вовсе необъяснимое, например возвращается в комнату, где находятся дети, чтобы заняться ими?! Я знаю, мне должно быть стыдно. И мне действительно жаль. Но не по той причине, по которой следовало бы. Уединение самая большая роскошь, которую мы можем себе позволить. Кто-то должен наслаждаться им. Лучше Джули, чем я. Но если не она, то определенно я.
И вот я здесь, сижу на полу в ванной, смутно осознавая, что безумие внизу еще безумнее, чем обычно. Хэнк (пять лет) воет на всю катушку, так что это должно быть что-то серьезное (и под серьезным я подразумеваю любую мелочь). Когда я не могу больше позволять воде наполняться, я выключаю ее и рушу свою безмятежность.
Хэнк, ванна готова, кричу я вниз по лестнице.
Никакого ответа.
ХЭНК, ВАННА ГОТОВА! кричу я, перекрикивая его.
ХЭНК, ВАННА ГОТОВА! повторяет Рекс с большим удовлетворением.
ХЭНК, ВАННА ГОТОВА! говорит Джули с большим раздражением.
Рыдания поднимаются ко мне. Медленно. Шаг. За. Шагом. Пока не придет Хэнк, запыхавшийся и вне себя от горя.
Я пытаюсь его успокоить. «Хэнк, негромко говорю я, что случилось?» Никакого ответа. «Хэнк, повторяю я уже шепотом, что тебя беспокоит?» Он все еще не может прийти в себя. Я начинаю снимать с него одежду, пока он пытается отдышаться. Наконец он оказывается в ванной, и я пытаюсь снова. «Хэнк, что тебя тревожит?»
У меня У меня нет
Чего у тебя нет, Хэнк?
У МЕНЯ НЕТ НИКАКИХ ПРАВ! вопит Хэнк, снова разразившись слезами.
Хэнк, тихо говорю я, все еще надеясь успокоить его, но теперь мне уже любопытно:
Что такое права?
Я не знаю, хнычет он, но у меня их нет.
* * *
На этот раз Хэнку действительно был нужен философ. И, к счастью для него, такой нашелся.
Хэнк, у тебя есть права.
Это привлекло его внимание. Слезы немного поутихли.
Хэнк, у тебя есть права. Много прав.
Есть? спросил Хэнк, переводя дыхание.
Да, есть. Хочешь о них узнать?
Он кивнул.
Ну, давай поговорим о Тайги. Тайги для Хэнка был Хоббсом Кельвина[6] игрушечным белым тигром и его постоянным спутником с самого рождения. Могут ли люди забрать у тебя Тайги?
Нет, сказал он.
Могут ли люди играть с Тайги без спроса?
Нет, сказал Хэнк, Тайги мой. Слезы почти исчезли.
Правильно, сказал я. Тайги твой. И это значит, что у тебя есть право на него. Никто не может взять Тайги или играть с ним, пока ты не разрешишь.
Но кто-то может взять Тайги, возразил Хэнк, готовясь снова заплакать.
Верно, сказал я. Кто-то может забрать Тайги. Но будет ли это нормально? Или неправильно?
Это было бы неправильно, сказал он.
Это точно. Вот что значит иметь право. Если будет неправильно, что кто-то возьмет Тайги, у тебя есть право, чтобы его не брали.