Сайлас, повторяет она. Как моя фамилия?
Я двигаю челюстью, затем опять поворачиваюсь к раковине и крепко хватаюсь за нее обеими руками. Потом медленно поднимаю глаза, пока не встречаюсь с ней взглядом в зеркале.
Твоя фамилия? Во рту у меня опять пересохло, и мой голос звучит хрипло.
Она ждет.
Я отвожу от нее взгляд и опять смотрю на незнакомца в зеркале.
Я я не помню.
Ее отражение вдруг пропадает, и раздается громкий шлепок. Он напоминает мне звук, который издают рыбины на рынке в Пайк-Плейс, когда их заворачивают в вощеную бумагу.
Хлоп!
Быстро поворачиваюсь и вижу, что она лежит на кафельном полу, закрыв глаза и широко раскинув руки. Я сразу же опускаюсь на колени и поднимаю ее голову, но как только я отрываю ее от пола на несколько дюймов, ее глаза начинают открываться.
Чарли?
Она делает резкий вдох и садится. Затем высвобождается из моих объятий и отталкивает меня, как будто боится. Я продолжаю держать руки рядом с ней на тот случай, если она попытается встать, но она не делает такой попытки. Она продолжает сидеть, прижав ладони к полу.
Ты потеряла сознание, говорю я ей.
Она хмуро смотрит на меня.
Знаю.
Я молчу. Наверное, я должен был знать, что означают различные выражения ее лица, но я этого не знаю. Не знаю, боится она, сердится или
Я запуталась, говорит она, качая головой. Я Ты можешь Она замолкает, затем делает попытку встать. Я встаю вместе с ней, но по тому, как она смотрит на мои руки, готовые подхватить ее, если она снова начнет падать, могу сказать, что ей это не нравится.
Она делает два шага в сторону и прижимает одну руку к груди. Затем поднимает вторую и опять начинает грызть подушечку большого пальца. Нескольку секунд она внимательно смотрит на меня, затем вынимает палец изо рта и сжимает руку в кулак.
Ты не знал, что после обеда мы должны были пойти на один и тот же урок. В ее голосе звучит что-то вроде обвинения. И ты не знаешь моей фамилии.
Я качаю головой, признавая, что я и впрямь не могу это отрицать.
Что ты помнишь? спрашивает она.
Она боится. Нервничает. Полна подозрений. Наши эмоции являются отражением друг друга, и тут мне все становится ясно.
Она не кажется мне знакомой, как и я сам. Но наши действия наше поведение, они похожи друг на друга, как две капли воды.
Что я помню? повторяю я ее вопрос, пытаясь выиграть еще несколько секунд, чтобы позволить моим подозрениям укрепиться.
Она ждет моего ответа.
Урок истории, отвечаю я, пытаясь вспомнить все, что только могу. Книги. Я видел, как какая-то девушка уронила свои книги. Я хватаю себя за шею и сжимаю ее.
О боже. Она быстро делает шаг в мою сторону. Это это первое, что помню я сама.
У меня падает сердце.
Она начинает мотать головой.
Мне это не нравится. Это не имеет никакого смысла. Она выглядит спокойной спокойнее, чем я себя чувствую. Ее голос не дрожит. Я вижу страх только в ее широко раскрытых глазах. Притягиваю ее к себе, но думаю, мне это нужно для моего собственного успокоения, а не для того, чтобы успокоить ее. Она не отстраняется, и на секунду я задаюсь вопросом, обычное ли это дело для нас двоих. Думаю, любим ли мы друг друга.
Я сжимаю ее крепче, пока не чувствую, что она напрягается.
Нам надо в этом разобраться, говорит она, отстраняясь.
Моя первая мысль сказать ей, что все образуется, что я во всем разберусь. Меня охватывает желание защитить ее вот только я не знаю, как это сделать, если с ней происходит то же, что и со мной.
Звенит звонок, означающий конец урока испанского. Через считаные секунды дверь туалета, скорее всего, откроется. Захлопают дверцы шкафчиков. Нам придется выяснять, какие уроки предстоят каждому из нас. Я беру ее за руку и тяну за собой, одновременно открывая дверь туалета.
Куда мы идем? спрашивает она.
Я оглядываюсь на нее и пожимаю плечами.
Понятия не имею. Я знаю только то, что хочу убраться отсюда.
3
Чарли
Этот парень Сайлас хватает меня за руку, словно знает меня, и тащит за собой, будто я маленькая девочка. И именно так я себя чувствую маленькой девочкой в большом, большом мире. Я ничего не понимаю и совершенно определенно ничего не узнаю. Единственное, о чем могу думать, пока он тащит меня по минималистичным коридорам какой-то безымянной старшей школы, это то, что я упала в обморок, как какая-то девица, попавшая в беду. И притом на пол в туалете для мальчиков. На грязный пол. Я начинаю думать о своих приоритетах и удивляюсь тому, как мой мозг смог втиснуть в это уравнение еще и микробы, и это тогда, когда передо мной стоит гораздо более серьезная проблема, но тут мы наконец выходим на солнечный свет. Я заслоняю глаза свободной рукой, а Сайлас вытаскивает из своего рюкзака ключи. Держа их над головой, делает круговой взмах, одновременно нажимая кнопку на брелке сигнализации. И с дальнего угла парковки слышится визг сигнализации.
Мы бежим туда, стуча подошвами по бетону, бежим так быстро, будто кто-то гонится за нами. Машина оказывается внедорожником. Это впечатляет, потому что он возвышается над всеми остальными машинами, так что по сравнению с ним они кажутся маленькими и незначительными. Это Land Rover. Сайлас либо ездит на машине своего отца, либо купается в его деньгах. А может, у него нет отца. Так или иначе, он бы все равно не смог ответить на эти вопросы. И откуда я вообще знаю, сколько стоит такая машина? У меня есть воспоминания о том, как работает то, что меня окружает: я помню, как надо вести машину, помню правила дорожного движения, помню имена президентов США, но не помню, кто я такая.
Он открывает передо мной дверь машины, одновременно оглядываясь на здание школы, и у меня возникает такое чувство, будто все это розыгрыш. Возможно, за этим стоит он, возможно, он подсунул мне какое-то средство, чтобы я на время потеряла память, и теперь просто притворяется.
Это все взаправду? спрашиваю я, нависнув над пассажирским сиденьем. Ты правда не помнишь, кто ты?
Нет, отвечает он. Не помню.
Я верю ему. Вроде. И опускаюсь на сиденье.
Секунду он смотрит мне в глаза, будто ища там что-то, затем захлопывает мою дверь и обходит машину, чтобы сесть на место водителя. Я чувствую себя хреново. Как будто пила всю ночь. Пью ли я спиртное? В моих водительских правах сказано, что мне еще только семнадцать лет. Я грызу подушечку большого пальца, пока он садится в машину и заводит двигатель, нажав на какую-то кнопку.
Откуда ты знаешь, как надо это делать? спрашиваю я.
Делать что?
Заводить двигатель без ключа.
Я я не знаю.
Я смотрю на его лицо, пока мы выезжаем с парковки. Он то и дело моргает, бросает на меня взгляды и облизывает нижнюю губу. Когда мы останавливаемся на светофоре, он находит на своем GPS кнопку «домой» и нажимает ее. Я впечатлена тем, что он додумался до этого.
Изменение маршрута, произносит женский голос. Я хочу выпрыгнуть из движущейся машины и броситься бежать, словно испуганный олень. Мне очень страшно.
* * *
У него большой дом. Я вижу, что на подъездной дороге нет никаких машин, пока мы останавливаемся на обочине и мотор внедорожника тихо урчит.
Ты уверен, что живешь именно здесь? спрашиваю я. Он пожимает плечами.
Похоже, никого нет дома, замечает он. Зайдем?
Я киваю. Странно, я проголодалась, хотя и не должна была. Мне хочется зайти в дом и что-нибудь съесть и, может быть, поискать информацию о наших симптомах в интернете, посмотреть, не подхватили ли мы какую-то поедающую мозг бактерию, которая и украла у нас память. В таком доме, как этот, наверняка найдется парочка ноутбуков, лежащих просто так. Сайлас поворачивает на подъездную дорогу и паркуется. Мы несмело вылезаем из машины, глядя на окружающие деревья и кусты так, будто они могут в любую минуту ожить. Он находит среди своих ключей тот, который открывает парадную дверь. Я изучаю его, пока жду позади. Судя по его одежде и прическе, он из тех парней, которым все по барабану, но по его плечам видно, что это не так. Видно, как он напряжен. От него пахнет травой, соснами и плодородной черной землей. Он уже собирается повернуть ручку двери.