В отечественной и зарубежной историографии по сей день ведутся дискуссии по вопросам численности репрессированных граждан западных областей СССР. Польские авторы в своих подсчетах выходят за пределы цифры в 2 млн человек; число депортированных в них варьируется от 800 тыс. до 1,7 млн человек[44]. Современные российские исследования фиксируют около 110 тыс. арестованных в 1939 г. и 320 тыс. депортированных в 19401941 гг. По расчетам А.Э. Гурьянова, всего репрессиям в 19391941 гг. подверглись приблизительно 480 тыс. жителей всех западных областей СССР[45]. Уточняющие цифры по БССР можно найти в трудах российских, польских и белорусских исследователей. Так, в тюрьмы в 19391941 гг. были заключены более 48,5 тыс. граждан Западной Белоруссии[46], депортированы были 120 тыс. человек, 90 тыс. из которых были польской национальности[47]. С учетом приведенных данных можно предположить, что общее число арестованных и депортированных поляков Западной Белоруссии к началу Великой Отечественной войны находилось в пределах 150 тыс. человек.
В 19391941 гг. шла и упомянутая уже «перестройка на социалистический лад всей жизни». Проводилась активная замена польских кадров в органах управления, здравоохранении, образовании, культуре, транспортном секторе. В Западную Белоруссию были направлены тысячи специалистов из других регионов БССР и РСФСР, которых местные жители называли «восточниками». К примеру, за 19391940 гг. кадровый потенциал Белостокской области пополнили свыше 9 тыс. человек, 7 тыс. из которых были белорусами и русскими по национальности. В то же время в Брестскую область прислали около 6 тыс. новых специалистов. Три четверти от их числа также представляли белорусы и русские[48].
Существенными для положения местных поляков стали изменения, связанные с экономической сферой жизни национализация банков, производств, а также частичная коллективизация. Последняя мера касалась крупных хозяйств так называемых осадников, польских переселенцев, получивших землю в восточной части Польши за военную службу. Органы НКВД к концу 1939 г. насчитали на территории Западной Белоруссии почти 3998 семей таких осадников. Всех их ждало выселение[49]. Процесс создания коллективных хозяйств на высвобождавшихся землях не носил до войны повсеместный характер. К примеру, в Малоритском районе Брестской области было организовано всего 6 мелких колхозов[50]. Даже в самом экономически депрессивном регионе Пинской области, где «левые» идеи были распространены еще до присоединения к СССР, небогатые крестьяне не спешили отказываться от своей собственности. Очевидец этих событий, коммунист по убеждениям Алексей Жилевич, в своих воспоминаниях заметил, что «проблема перехода от индивидуального к общественному коллективному хозяйству среди крестьян не была в должном уровне понята»[51]. С другой стороны, часть польской интеллигенции с одобрением встретила отказ от полонизации в сфере образования в Белоруссии, от которой страдали районы с преимущественно белорусским населением, как это было в Лидском районе Барановичской области[52]. Алексей Жилевич отмечал и другие положительные моменты, связанные с вхождением в состав СССР Пинской области: пришла борьба с неграмотностью, начало развиваться здравоохранение в сельской местности и культура (например, в деревнях впервые показали кино)[53].
В большинстве же своем факт присоединения восточных областей Польши к СССР местные поляки воспринимали как аннексию, потерю Родины, попытку очередного раздела, на этот раз Второй Речи Посполитой. Репрессии, деполонизация во всех сферах жизни, особенно изменения в экономической сфере, лишь усугубляли негативное отношение к новым властям. Уже осенью 1939 г. на территории западных областей Белорусской ССР активизировали деятельность различные польские подпольные организации, группы и кружки, к которым присоединились политические деятели, бывшие военные, представители интеллигенции и учащейся молодежи. Формы сопротивления они использовали самые разные от саботажа до террористических актов. Развернула свою сеть подконтрольная правительству Польши в эмиграции организация Союз вооруженной борьбы (СВБ). В 19391940 гг. ее актив выделил под сопротивление четыре округа по названиям прежних воеводств Виленский, Полесский, Новогрудский и Белостокский, определив комендантов, которые должны были руководить на местах конспиративной работой[54].
Деятельность польских подпольщиков достаточно быстро попала в поле зрения сотрудников НКВД. Уже в ноябре 1940 г. руководство союзной республики владело достаточным количеством информации о присутствии в БССР конспиративной сети Союза вооруженной борьбы и провело серию арестов[55]. Польское подполье Западной Белоруссии в 19391941 гг. насчитывало, по разным оценкам, 810 тыс. участников. В Беловежской и Налибокской пуще действовали более десятка вооруженных партизанских отрядов. Однако отсутствие единого руководства, опыта подпольной борьбы и успешные действия органов НКВД привели к разгрому большинства очагов сопротивления. До начала войны, по официальным данным, было ликвидировано 188 польских организаций и групп, а также арестовано свыше 6 тыс. их участников[56]. Те, кому удалось избежать ареста или гибели, ушли в глубокое подполье.
Немецкая оккупация
С началом немецкой оккупации западных областей СССР, то есть с первых дней Великой Отечественной войны, подняли голову все силы, недовольные менее чем двухлетним нахождением под советским управлением. Польско-немецкий историк Богдан Мусял в своей работе «Советские партизаны. Мифы и действительность», ссылаясь на советские отчеты по партийной и партизанской линии и немецкие военные доклады, приводит примеры коллаборационизма советских граждан. Большая их часть приходится именно на западные области БССР. Из этих примеров следует, что большая часть польского населения симпатизировала немецкому вторжению, воспринимая его как акт освобождения, а также возможность вернуть прежнюю собственность и влияние. Так, в Вилейской области местные поляки выдавали немцам партийных деятелей и комсомольцев[57]. Есть в источниках и информация о нападениях на активистов-«восточников», прибывших в 19391941 гг., о выдаче укрывавшихся красноармейцев, сотрудников НКВД. Об этих событиях на территории Пинской области рассказывал в своих воспоминаниях и их очевидец Алексей Жилевич. По его словам, поддержали оккупационные власти те, кто непосредственно или косвенно пострадал от репрессий. «Численно группа такого рода предателей была не велика, но очень опасна, поскольку она хорошо знала территорию и людей, а также их степень участия в прогрессивных и радикальных организациях. В состав группы, предоставлявшей свои услуги в пользу оккупанта, входили бывшие старосты, рецидивисты, чиновники сельских управ, лесники, богатые крестьяне, осадники, полицейские, духовные люди (православные священники), управляющие имений и некоторые их владельцы.»[58]
Установить по таким сообщениям численность или процентное соотношение коллаборационистов по отношению ко всему населению не представляется возможным. Однако некоторые авторы для аргументации своей точки зрения используют более категоричные в этом отношении немецкие источники. Вот, например, сообщение главы Службы безопасности СС Генерал-губернаторства от 27 июня 1941 г.: «Польское население, проживающее в российской области интересов, повсеместно выражает радость от вступления немецких войск. В некоторых деревнях даже возводят триумфальные арки в честь немецких частей»[59]. Немецкой стороне действительно в первые недели войны могло показаться, что именно на недовольное польское население в западных регионах СССР и надо делать ставку. Один из организаторов польской подпольной группы в Лидском районе Барановичской области Станислав Санцевич в своих воспоминаниях указал, что оккупационные власти попытались реанимировать польско-белорусские национальные противоречия: «Немцы решили возобновить старые антагонизмы на восточных [польских] землях таким образом, что всю территориальную администрацию, включая полицейскую службу, вверили избранным личностям, принадлежащим к польской национальности Таким образом, позанимали они положения бургомистров, войтов, комендантов полицейских подразделений и т. п., наставленные враждебно в отношении белорусов, которых отождествляли с коммунистами»[60]. Однако немцы не учли, что для тех же поляков они оставались врагами, вторгшимися на их Родину еще 1 сентября 1939 г. Поэтому о преданности и искренности побуждений речи в данном случае идти не могло. Как подтверждение, воспользовались ситуацией активисты польского подполья из Союза вооруженной борьбы[61]. Они специально засылали на службу к немцам своих людей, чтобы обладать информацией о перемещении немецких частей и планах оккупанта.