Телепатка, значит. Ничего себе приятельница твоя!
Это так плохо, телепатка? забеспокоилась девочка.
Само по себе это не хорошо и не плохо, но очень необычно, лично я с таким явлением не сталкивалась, только в книжке про такие штуки читала, но такие люди, судя по всему, изредка встречаются.
Люди? задумалась Илька, эта новость навела ее на определенные мысли, раз другие могут, то и я смогу, надо попробовать, решительно заявил невозможный ребенок.
Нани молча покосилась на нее. Потом все же решила предостеречь.
Не вздумай на ком-нибудь из поселка отрабатывать телепатию, а то так и до костра можно допрыгаться.
Как это, до костра? Сразу разгорелись глаза у девочки от необычной новости.
Обыкновенно. Привяжут тебя, да и меня заодно к столбам на площади, обложат хворостом, сверху маслица плеснут и подожгут.
И что, правда сожгут?
А ты думаешь, что пошутят только? Раньше, лет сто назад, многих женщин сжигали, мужчин иногда тоже, но женщин особенно много. Может быть потому, что у них чаще необычные способности проявляются. Потом поутихли малость, а в последнее время о кострах совсем не слышно стало, но могут и воскресить обычай.
Ничего себе, обычай! поежилась Илька, но только ты, мам, зря меня за маленькую и глупую считаешь, решила на всякий случай обидеться.
Куда взрослее тебя и совсем вроде бы не глупые на кострах свою жизнь кончали, посмотрев на дочь и убедившись, что та слушает очень внимательно, продолжила, вот представь себе, задумаешь поделиться этим секретом с какой-нибудь закадычной подружкой или дружком, а он тоже с кем-нибудь поделится, вот все и вылезет наружу.
У меня только один друг Солик, и он меня никогда не выдаст, у него знаешь, какой характер? Крепче камня.
Специально, может и не выдаст, а нечаянно, сколько угодно. Захочет перед кем-нибудь похвастать тобой или еще как-нибудь проговорится, такое очень часто случается. Тайна потому тайной и является, что ни с кем нельзя о ней говорить. Илька думала долго, очень долго, но в конце концов признала правоту матери.
А что, похвастать он любит, запросто выдаст, не буду я ему ничего говорить. Раньше хотела ему о Марине рассказать, все как-то не случалось, а теперь ничего не скажу. Знаешь, я вот сейчас представила себе, что я ему рассказала бы, а он трепанул еще кому-нибудь, и Марину могли убить, а виновата была бы я, брр, жуть какая! она передернула плечами, а потом неожиданно добавила, и вообще я дружить с ним больше не буду, не нужен он мне, одной лучше.
Нани хотела возразить, что не стоит загодя отказываться от единственного нормального приятеля, но потом решила ничего не говорить. Пусть девочка осознает ответственность не только за свои поступки, но и за слова тоже, такая ответственность дорогого стоит, а иной раз может и жизнь спасти. Так за разговором они и дошли до места, хотя надо сказать, что идти совсем было не близко. А как показалась избушка лесной отшельницы, так и начались неожиданности.
Первая и самая большая неожиданность встречала их возле самого домика и встречала, как показалось Нани, радостно. Остановившись за несколько шагов до низенького крылечка, Нани опасливо рассматривала совсем еще молодого улыбчивого паренька. Паренек на вид был лет шестнадцати, черноволос, черноглаз и весьма бы хорош собой, если бы не вертикальные желтые зрачки посреди черной радужки. Таких глаз она еще ни у кого не видела, что и не мудрено, не человеческие это глаза.
Ты кто? глухо спросила она, стараясь притянуть к себе поближе непутевую свою дочь, которая выворачивалась из рук, стремясь навстречу юноше.
Мам, ну ты что, испугалась его что ли? Ты не бойся, это же тот дракончик, он только недавно обратился, я не успела тебе про него рассказать.
Меня зовут Игнаши, несколько шепеляво представился дракончик и даже ножкой босой шаркнул по траве.
Только тут Нани обратила внимание, что одет он был в длиннющую холщовую рубаху, достающую ему до середины икр, подпоясанную сплетенным из травы пояском. В рубахе она признала свою старую ночнушку непонятно куда девшуюся еще неделю назад, теперь уже понятно, куда. Она перевела взгляд вниз, на ноги, они были скроены вполне по-человечьи, только ногти длинноваты, пожалуй.
Обратился, значит, ты оборотень? А я думала, что все, что говорят о вас, это басни.
Не басни, правда.
Оборотень говорил кратко, тщательно подбирая слова, но уже не шепелявил. Было такое впечатление, что он на глазах учится говорить по-человечески, двигаться по-человечески. Игнаши поднял руку, жест был плавным, но чересчур быстрым, рука промахнулась, он упрямо повторил и в результате смог поправить прядь жестких волос, падавшую на глаза. Нани смотрела на него во все глаза, забыв о всякой вежливости и смотрела бы еще долго, но протяжный, звериный стон, донесшийся из приоткрытой двери дома спугнул всю группку разом.
В домике, к удивлению Нани, оказалось довольно опрятно, вместо кровати была устроена лежанка, или, точнее сказать, лежбище из веток, покрытых густой травой. Для человека вряд ли было бы удобно, жестковато все-таки, но для лежащей на этом устройстве Марины с ее крепкой шкурой и жесткой шерстью было хорошо. Лежала она на спине, живот горой вздымался над нею и не оставлял никаких сомнений в причинах хвори, бедняга никак не могла разродиться.
Нани сочла, что для девочки подростка тяжелые роды вовсе неподходящее зрелище, но сама девочка думала иначе. Намерение выставить ее за дверь с треском провалилось потому, во-первых, что понимать роженицу могла только она, во-вторых только она же знала, где что находится в этой избушке. Игнаши оказался в этом деле бестолковым, то ли не вникал в житейские мелочи, то ли еще не успел здесь толком обжиться.
Хорошо еще, что прозрачную жидкость, полученную из самогона после двойной перегонки и подаренную ей Калисией для всяких лечебных нужд, Нани сразу положила в свой знахарский сундучок, таки пригодилась. Жидкость эта хранилась в пустом сосуде из высушенного плода дуранги и прекрасно сохранялась в нем.
После того, как кто-то приспособил эти плоды, прежде ни на что не годные, предварительно высушив и очистив их, все только ими и пользовались вместо стеклянных емкостей. Они легче стекла, не бьются, и самое главное почти ничего не стоят. Форму эти плоды имеют разную, более удлиненную или шарообразную, зато у всех дно немного вогнутое внутрь и потому они вполне устойчивы. Кое-кто их раскрашивает и использует как вазы или для красоты.
Нани была вся в поту и тяжело дышала, уже больше часа она возится с роженицей, пришлось делать бедняге надрез, потом еще один, пока детеныш не оказался у нее в руках. Ребенок был мал для такой громадной мамаши, сморщен и гол, волос на теле пока не имелось. Может быть, это метис?
Девочка, провозгласила Нани и показала дитя матери, та потянулась к нему, сейчас, сейчас, только пупочную ранку обработаю.
Спросить об отце ребенка она так и не решилась. Рядом много всяких ушей, да и как спросишь, если ответа все равно не понять? Решилась Илька, она уже давно знала, как и отчего получаются дети и комплексов никаких на этот счет не имела.
А кто ее папа? и она вопросительно уставилась на Игнаши. Имела ли она его в виду, как производителя, или просто смотрела как на приближенного к тайнам хозяйки, неясно, но вслед за ней на него уставилась и Нани с вполне ясно читаемой мыслью в глазах. Тот заерзал.
Это не я, я не могу. Приходил тут. Поспешно выпалил он и отчаянно покраснел.
Кто? Не сговариваясь, хором выпалили мать и дочь.
Не знаю, я тогда болел, спрятался, чтобы меня не видели.
Домой они пробирались на следующий день, уже когда рассвело, таясь за деревьями, чтобы не увидел кто из поселковых. В этой стороне никаких постов выставлено не было, что и немудрено, рядом завороженный лес, в который никто носа не сует, кто может оттуда прийти? Из людей никто, только всякие монстры и чудовища, так эти разрешения не спрашивают и постов не боятся. Зато свои повадились ходить по грибы да ягоды и как раз примерно в это время. Они проваландались с Мариной долго, кровотечение вдруг начавшееся, долго останавливали, потом еду для нее готовили, потом стемнело, поздно уже стало, вот и пробираются теперь как лазутчики.