Последний замысел Хэа - Жолуд Андрей

Андрей Жолуд

Последний замысел Хэа

ПРОЛОГ

Днём в Лесу темно.

Густые кроны деревьев смыкаются, задерживая свет, не позволяя ему коснуться подлеска. Блеснёт крыло лесного ангела, пролетит огонек, над головой сверкнёт молния. Эти молнии пугают больше, чем темнота. Шокеры создания опасные, лучше держаться подальше.

В Лесу просторно. Это не листопадная роща, в которой берёзы жмутся друг к другу, и ты продираешься, помогая руками. Здесь места хватает. Деревья большие, втроём не обхватишь, между ними поместится всё дом, загон, игровая площадка.

Мутный вздохнул.

Блуждающий огонек вот кто они такие. В этом большом зримом Лесу. Тусклый блуждающий огонек. Если потеряются, будет блуждать, пока не погаснет.

Он мысленно отругал себя за халатность что, выходя из селения, забыл долить масла. Теперь нужно спешить, фонарь может погаснуть. Но спешить не получится.

Щербатый шёл сзади, стараясь поспеть. Потому что фонарь у Мутного, а у него поводок, к которому привязан топтун. Но поводок не натянуть топтун-двухдневка, да ещё дикий, мог заупрямиться, упереться своими лапами. Что тогда делать? Придется вернуться. Поэтому иди себе медленно, но старайся поспеть.

Свет позади померк, и темнота стала вязкой. Она опутала ноги, руки, она мешала дышать. Да и пугала не темнота, не столько темнота, сколько звуки редкие, непонятные, они наполняли Лес, и ведь за каждым что-то стояло. Но что?

Еще и дыхание. От каждого дерева впереди, за спиной, слева, справа. Дышали деревья, дышал Щербатый, топтун. Он не был уверен, не дышит ли кто-то ещё.

Вглядываясь вперед, Мутный искал пятно света, тот слабый, но явный проблеск, которого ждали, и сердце стучало, мешая прислушиваться. Воображение рисовало кучу шептунов, что притаились в Лесу. "Ну и пусть, меня то они не тронут"  поёжился парень.

 Смелей, не бойся,  сказал он Щербатому,  Зримые души людей не трогают. Девятый Лес далеко.

 Да я не боюсь. Это вот он боится,  Щербатый натянул поводок, но осторожно, зря разозлить животное он не хотел,  зачем его взяли? Ты же слухач, мы бы справились.

 Ты, видно, забыл, что случилось у герцога.

 Деревья саммаков?

 Да. Там был лучший слухач. Самый лучший. Древоведы за ним приходили, звали к себе. С герцогом разговаривали.

 Его бы не отпустили,  даже в темноте Мутный чувствовал улыбку приятеля, щербатую и такую запоминающуюся.

 Да он бы и сам не пошел А история жутковатая вышла. Слухач перепил накануне, а может, расслабился, знаешь, есть поговорка «натёртое ухо". Послушал, вроде мертвы можно рубить. И ошибся Слухач не ошибается дважды,  Мутный прислушался,  Сипатый сказал, собирали по поляне, всё, что осталось от древорубов. Подумай. Добродушные саммаки превращаются в шкодников, когда потревожишь их дерево. Саммаки, которые обычно лежат кверху брюшком. А теперь представь, что бы сделали топтуны,  парень помолчал, чтобы у приятеля разыгралось воображение, и продолжил,  что-то странное происходит, Щербатый. Скоро ночь, а должен быть день. Корявый смеётся, говорит, дозорные месяц проспали.

 Корявый всегда смеётся.

 А чо смеяться-то?  Мутный вздохнул,  посёлок растёт, домов не хватает. На нас вся надежда. А вернёмся ни с чем, так мы и окажемся крайними.

 Ну есть и другие поляны.

 Поляны то есть. Времени нет

 Ну кто же знал. Ночь всегда начиналась ко времени.

 Смотри,  Мутный приподнял свой фонарь. На стволах, прямо над головами, виднелись наросты бутоны. Скоро распустятся цветы, в Лесу станет светло. Деревья чувствуют наступление ночи, все зримые души чувствуют. Синеокая говорит, что видела дикого прыгуна с кристаллами вдоль спины. А спроси у дозорных, сколько лет длится день?

 Пять, ну, может, чуть меньше.

 Ладно пошли.

 Тропу то видно?  поинтересовался Щербатый,  а то уйдём не туда

 Двудушный!  приятель склонился, поставил на землю фонарь и протянул свои руки. Потом повернулся к свету и медленно приоткрыл.

На ладонях лежал зверёк маленький, с колёсиками вместо задних лап. Квадратный носик пульсировал, черненькие, почти слепые глазки блестели, ушки крутились из стороны в сторону, словно флюгерочки на крыше. Колёсиками и задними лапками, которые правильнее было бы назвать средними, зверёк прижимался к ладони, а передними в отчаянии молотил воздух, как будто угрожал или пытался что-то поймать. Потом повалился на спинку и мелко-мелко затрясся. Животик пересекала рана, в которой блестела жидкость, тёмная и вязкая как желе.

 Это ангел,  заметил Щербатый,  подрал, но не съел. Вот он и дался в руки. Поймать бруму, тем более лесного

 Плохо бедняжке,  Мутный нахмурился,  тоже загадка. Чего это ангел его не добил? Плащеносцы отличные охотники.

 Мутный, ты на фонарь погляди. Масло закончится, как возвращаться?

Брума на ладони вдруг дернулся, раз, другой. От него отделилось облачко, бледное, почти прозрачное, как две капли воды похожее на зверька. Оно поднялось над телом, поболтало лапками и уплыло. Какое-то время облачко будет жить своей жизнью, но после исчезнет, как исчезает любая другая зримая душа, уходя из этого мира. Душа без тела долго не живет.

Мгновение очаровало. Они и раньше видели Расставание, много и много раз так приходят к концу жизни зримых, всех, животных, растений. Даже сорванная тянучка так умирает. Но душа тянучки не дрыгает лапками, не шевелит ушками, не смотрит тебе в глаза. Может, в этом секрет. А может, в темноте и дыхании, наполняющем лес.

 Умер маленький брума,  Мутный встал на колено и положил беднягу на землю.

Потом огляделся.

Топтун стоял как ни в чем не бывало. Не урчал, не хлопал ушами. Короче, не волновался.

 Пошли, Щербатый,  парень забрал фонарь,  Скорее всего, волноваться не о чем. Деревья мертвы.

 Хорошо, если так. А то я даже не знаю, как его отводить. Если упрётся, придется бросать. Ох, Синеокая меня накажет

 Ох, накажет

 Сильно.

 Больно.

 Страстно.

 Жду не дождусь.

 Почему? Это я её жду. Ты упустил своё счастье.

Друзья рассмеялись.

Идти стало легче, даже топтун приободрился.

Тропа ветвилась, петляла, но путники шли уверенно.

Скоро забрезжил свет.

 Ты никогда не задумывался,  спросил Щербатого Мутный, в своей обычной слегка философской манере,  почему мы такие разные зримые и незримые?

 А почему нам быть одинаковыми?

 Вот смотри,  продолжил слухач,  зримые рождаются редко, ведь так? Раз в десять лет, перед самым началом дня. А возьми там какую ни будь кошку, допустим, и мышь. Или птицу. Или возьми человека. Несутся как вздумается. Есть солнце, нет солнца неважно.

 Ну почему? Солнце важно. Ночью, когда гаснет, люди в Лесу, днём на равнине.

 А представь, солнце исчезло. Совсем. Ну представь. Что тогда?

 Что?

 Кто бы выжил? Зримые выжили?

 Нет.

 А люди?

 Шкод его знает.

 Люди бы выжили, даже без Леса. Особенно проводники. Что им ночь? Небо пылает, значит, светло и ладно. А если темно, есть сонхваты собирай их плоды, выжимай из них масло. Масло сонхватов горит хорошо.

 Но сонхваты бы не выжили.

 Забери меня чёрный,  Мутный остановился,  ты прав. Об этом я не подумал. Ну есть незримые растения, тот же подсолнух и конопля. Правда, их масло так не горит

 Даже незримые растения ночью не плодоносят. Сезон пылающих длится недолго, пятьдесят суток. А нужно ещё зацвести

 Говорят, есть какая-то жидкость в земле, там, где Девятый Лес. Она горит лучше любого масла.

 Лучше не напоминай. В Безвестном Лесу никто не живет, только двудушные.

 Они сейчас не опасны.

 А вдруг? Ты бы рискнул? Там, помимо двудушных, много чего. Говорят

 Что?

 Удивительное место, этот Девятый Щербатый вздохнул.

Мутный задумался.

Да, скоро наступит ночь, солнце погаснет, на землю сойдёт туман, и люди уйдут в Леса. На долгих пять лет. Посёлок вырос, появились новые семьи, и кучки маленьких домиков среди Леса уже недостаточно. Нужна древесина, а деревья топтунов, или топтуньи, считались одними из лучших. Они не гнили, если, конечно, тщательно удалить сердцевину, полусгнившие кишки, сосуды, смазать смолой остролапок. Но деревья должны быть мертвы, иначе случится беда даже добродушные топтуны превращаются в шкодников, когда потревожишь их дерево. Они связаны прочным узами, деревья и шестилапы что топтуны, что саммаки, что плащеносцы. Первые кормят вторых по ночам, дают, если нужно, убежище, а шестилапы оберегают поросль, высаживают её в конце ночи, и не покидают, пока та не вырастет. Как же всё подогнано, подбито,  думал Мутный, идя на свет,  одно завязано с другим. Но у зримых подогнано лучше, словно вначале Бог создал незримых, а уже после учёл ошибки.