Подобно супругам Паттерсон многие отцы и матери детей-правонарушителей являются прекрасными примерами для подражания, людьми ответственными, искренними, внимательными, заботливыми и преданными своим детям, какими бы трудными те ни были. Не зная, как справиться со своим отпрыском, они обращаются за помощью, но безрезультатно. Несмотря на все невзгоды, они не отвергают своего ребенка. Скорее, это ребенок отвергает их.
В семьях, подобных Паттерсонам, налицо явный дефицит общения, в котором всегда обвиняют родителей. Один подросток с вызовом сказал мне: «Я общаюсь ровно столько, сколько нужно мне. Это им нужно со мной общаться. На самом деле мне вовсе неохота слушать, что они вообще говорят. И самому сказать им нечего. Мы с ними просто разные люди». Дети-правонарушители очень стараются держать своих родителей в полном неведении. Они раздраженно реагируют на вопросы матерей и отцов, которых считают не в меру любопытными и не имеющими права соваться в «их дела».
Родители хотят доверять своим детям, и подавляющее большинство детей заслуживает такого доверия. В детском возрасте преступники врут спонтанно, чтобы выкрутиться. Постоянное сокрытие правды, обычно по относительно прозаичным вопросам, приводит к неприятным сюрпризам. Ребенок уверяет, что получает хорошие отметки, что у него нет домашних заданий, что успешно проходит тесты, а потом его родители получают школьный отчет об успеваемости, из которого следует, что он отстает по целому ряду предметов и не сдает письменные работы. Такого рода молодой человек прекрасно умеет быть правдивым. Он будет смотреть родителю в глаза и говорить правду, если считает, что этим достигнет своей ближайшей цели. Однако он, скорее всего, сообщит только часть правды, достаточную, чтобы рассеять сомнения родителя в его полной откровенности. Один подросток признался мне на консультации: «Если я скажу правду, то получу возможность избежать наказания за многие другие вещи».
С языка подобных индивидов слетает совершенно бессмысленная ложь. Психологи и психиатры считают это явно «бесцельное» вранье компульсивным и патологическим. Однако стоит только разобраться в мышлении такого лгуна, как становится понятно, что это не так. У «бесцельной» лжи есть определенная цель. В какой-то мере ребенок-правонарушитель лжет ради чистого удовольствия. Уверенность в том, что он способен одурачивать окружающих, придает ему ощущение своей исключительности и могущества. Объясняя свое поведение в средних классах школы, одна молодая женщина сказала: «Я врала, чтобы сделать свою жизнь интереснее. Вранье всегда начинается с крупицы правды. Это делает его более убедительным». Единственное, что смущает таких молодых людей относительно своего вранья, это возможность на нем попасться. Один мальчик сказал мне, что врал, поскольку это легко сходило с рук. Он понял, что людям свойственно доверять друг другу, и сполна пользовался этим при каждом удобном случае. Единственным его опасением было то, что, если люди сравнят все его многочисленные россказни между собой, его могут разоблачить и записать в изгои. С его точки зрения, возможность попасться была единственной плохой стороной обмана. Родители подобных детей постоянно сталкиваются с этой ментальностью. Если вам доводилось жить бок о бок с хроническим лжецом, вы понимаете, насколько это может выбивать из колеи. Вы хотите верить этому человеку. Потом вы гадаете, чему верить, а чему нет. В конце концов вы ставите под сомнение все, что он говорит.
Родителей, которых постоянно обманывают, подчас винят в том, что они не знают или не интересуются, чем заняты их дети. В специальной литературе дефицит «родительского контроля» называют одним из факторов подростковой преступности. Возможно, вы помните, как несколько лет назад на экранах телевизоров время от времени появлялся вопрос: «Родители, вам известно, где сейчас ваш ребенок?» Родителям вроде четы Паттерсонов кажется, что им это известно. Но на самом деле Паттерсонам пришлось бы нанять круглосуточного частного детектива, чтобы быть в курсе местонахождения постоянно врущего им сына.
Разумеется, существуют родители, которые толком не присматривают за своими детьми. Это возможно по причине халатного и безразличного отношения к своим обязанностям. Но гораздо чаще это бывает обусловлено тем, что они настолько перегружены работой и прочими делами, что не могут присматривать за ребенком физически. Представим себе ребенка работающих родителей, который вернулся из школы в пустой дом. В отсутствие должного надзора у него есть масса возможностей попасть в неприятности. В подавляющем большинстве эти дети не являются малолетними правонарушителями. Вернувшись домой, они садятся за уроки или как-то развлекаются. Я беседовал с матерью-одиночкой, которая работала на двух работах, чтобы содержать двоих сыновей. Она договорилась, что после школы мальчики будут находиться в доме соседей, где всегда присутствовал кто-то из взрослых. Каждый день она звонила им с целью проверки. Если кто-то из сыновей хотел сделать нечто вне обычного распорядка, например сходить в гости к другу, он должен был позвонить, сообщить все подробности и получить разрешение. Один из мальчиков добросовестно соблюдал это правило, а другой решил воспользоваться ситуацией. После звонка матери он отправлялся гулять по району, развлекался с ребятами постарше и постепенно вовлекся в акты вандализма и магазинные кражи. В конечном итоге он попался на припрятывании товара, за который не заплатил. В данном случае два мальчика совершенно по-разному реагировали на одну и ту же ситуацию. Вы можете предположить, что, будь мать дома, мальчик-правонарушитель оставался бы в рамках и не попал в неприятности. Возможно, это и так, но ее присутствие никак не изменило бы особенности личности сына. Послушный юноша заслуживал доверия, а другой был своеволен, скрытен и нечестен.
По мере развития личности ребенка с криминальными наклонностями его родителей охватывает предчувствие чего-то страшного, и они стараются найти новые способы справиться с его дурным поведением. Они еще жестче ограничивают его в передвижении и правах, но в конечном счете больше страдают сами, поскольку ребенок тайком обходит запреты или демонстративно игнорирует их. Как правило, родители испытывают огромное облегчение, если решаются снять ограничения. Мало кто из родителей хочет выполнять полицейские функции!
В некоторых семьях телесные наказания считаются неприемлемыми, потому что родители предпочитают разговаривать с детьми и урезонивать их. Они считают, что прибегать к насилию это не выход. Те же, кто поднимает руку на своих отпрысков, обнаруживают, что долговременного позитивного эффекта это не имеет. Ребенок привыкает к физическим наказаниям и демонстрирует, что способен переносить их. И все равно поступает так, как ему хочется.
Жестокое обращение с детьми и криминал увязывают уже давно. Предполагается, что подвергнутый жесткому обращению ребенок идентифицирует себя с абьюзером (т. е. получает плохой пример для подражания) и становится похожим на него. Или по причине такой идентификации, или же из-за смещенного гнева в связи с жестоким обращением ребенок набрасывается на других. У этой широко распространенной, но ошибочной теории есть серьезные негативные последствия. Преступники часто лгут. Они утверждают, что с ними жестоко обходились, хотя на самом деле ничего подобного не происходило.