Медово-гранатовый бензин - Тикито Горяшек

Медово-гранатовый бензин

Горяшек Тикито

Музыка 

художественный язык аффектов, эмоций, настроений и чувств.

Музыка 

калейдоскоп желаний, солнце.

Желания одного 

этюд, простая и понятная музыкальная форма.

Желания множества 

«кошачий концерт» перекрестных этюдов.

Дизайнер обложки Валерия Валерьевна Зайцева

© Горяшек Тикито, 2024

© Валерия Валерьевна Зайцева, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0062-7033-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кантата битых стёкол. Акт 1

Воин в роли рыцаря со страниц куртуазных романов.

Нелогичная ратуша.

Великанская зима. Рассвет.

 Когда-то я загадал пройти по дороге тяжелого метала, но ты это прекрасно знаешь.

Жаворонок и черная-черная птица встрепенулись, недоумевающе переглянулись. Роковые и симфонические оркестровые  духовые, ударные и струнные сессии третейских инструменталистов,  задали Нелогичной ратуше апокалиптический темп и ритм. Затрепетав под сводом свинцово-снежных облаков, Воин достал из кисета папиросную гильзу, желто-красный табак. И тяжесть пригнула его к земле, ведь вес всего загробного  марсианского, венерианского или иного,  давил нещадно, обременял. Да и медные саксгорны судей,  мягкое, никчемное звучание!  мешали дерзко думать, поступать.

 Солнце,  тихонько позвал Воин, прикурив от светлячка, уголька или искорки. И лихо прошелся по безымянной электрогитаре, в тембре и чистоте похожей на ведущие электрогитары рок-музыкантов 20-го века. Это вступление  жесткое, бескомпромиссное и смелое требование,  пробилось до самых башенных вершин Ратуши.

Ответа не последовало. Приноровившись к гротескному стилю, Воин сумел вскинуть голову в атональном гитарном соло  с неба сорвались двадцать четыре увесистые снежинки. Рейнеке  заря его, и колдовское любящее солнце,  слезы льет? Воин в надежде открыл глаза, но увидел лишь безразличную пасмурную высь. Он осекся и в небрежном трансе съехал на характерный скрежет, позволив нескольким лопнувшим струнам рассечь его ладони. Стекленеющая кровь залила снег, и Воин в фехтовальном взмахе замарал лицо Витражного ангела  исполнителя желаний, словно собирающего мозаику из многоцветных надежд и их бесцветных последствий.

 Что думаешь, заря?  робко, нежно спросил Воин.

Тягостное молчание послужило ему ответом. Воин преклонил колено,  да, настоящий рыцарь со страниц куртуазных романов,  и упрямо уставился на узор из полупрозрачных стекол, инея. Сосредоточившись сверх всякой смертной меры, он начал перебирать оставшиеся струны и выдавать Ангелу беднейшую из теней именитых рок-баллад:

 После смерти Рейнеке я все гонялся по кругу за солнцем, всегда всходящим и заходящим позади меня,  Воин вплотную приблизился к мозаике, как бы положив руки на понурые плечи Ангела,  но постарел, зари так не увидев.

На том рыцарская лирика и оборвалась. Строго осмотрев «Безымянную», Воин спиной прислонился к витражу и занялся перетягиванием струн. Воображение ли, но пока витые нити вибрировали под его сигилами  магическими музыкальными символами, вытатуированными на ладонях,  Воина больно-больно кололо прошлое. И в голове его фальшиво пел затертый образ совести, незаурядного ума и чувства ответственности:

 Погоня эта была трагичной, достойной. Сколько раз ты молил Ангела о том, чтобы не дойти до опустевшего дома? Ты был безутешен, ведь мечтал вернуть ее; ты никак не мог смириться, ведь желал быть с ней. Часы черной-черной птицы тикали  песни жаворонка лились. Но ты всегда доходил до опустевшего дома, отпирал двери его и с порога слышал ненавистный ход,  тик-тик-тик,  и с каждым невысоким свитом,  фю-фи-юи-ю,  солнце лишь яснело, расцветало в твоей памяти. И ты сорвался на запретное, недозволительное. Рыцарь, что ты натворил?

Воин припомнил что-то такое мучительное  сигилы приценились к восстановленной гитаре в тягучем и тяжелом характере:

 Со сцены я признал, что без Рейнеке конец мой близок. Но не позволил страху овладеть, ведь в тот день гости великанской осени пировали подле меня. Я горячо их поблагодарил,  обернувшись, Воин улыбнулся пустоте,  и попросил веселиться, славиться. Они прекрасно понимали, куда и как мне путь лежит, но не отказали в прощальной просьбе. Когда я ушел, лишь она одна  неувиденная заря, ускользнувшее солнце,  осталась со мной.

Воин оперся на «Безымянную», вызывающе расправил плечи и в голосе уподобился самым хриплым блюзовым исполнителям:

 И побрел я куда-то, дороги не зная. И в мостовых огнях увидел призрака у обочины темной. Шагнув под фонари, призрак склонился надо мной, посмотрел мне прямо в глаза  смятение вцепилось в мою душу. Призрак ласково спросил: «Воин, а что ты делаешь здесь?» То был фантом моего солнца, давно погасшего. И я ответил ему: «Знаешь, а я иду туда, где смогу найти тебя». Услышав такое, призрак опечалился. И льстиво меня предостерег: «Воин, остановись! Эта дорога приведет тебя на Марс».

А в ответ  мелодичная тишина зимних сверчков, невесть откуда прискакавших в Ратушу. И рыцарь со страниц куртуазных романов  антологий добродетелей, при жизни смерть как волновавших Рейнеке,  заставил гитару жалобно стонать, резонировать с ветром:

 Призрака я не послушал,  «Безымянная» перешла на заунывное рычание, сбив Воину дыхание,  и не сбавил шаг.

Снежинки несогласно побежали по стеклам  пространство наполнилось запахом ароматических масел. Но Ангел хранить продолжил многозначительное молчание.

 Молчишь?  словно выдохлась «Безымянная».

Не дождавшись пустого ответа, Воин гневно указал грифом на сгущающиеся перламутром тучи и заорал как проклятый в компиляции текстов множества рок-групп:

 Витражный ангел! Смятенные, ласковые, печальные и льстивые фокусы твои  жалкие, глупые насмешки. Рейнеке была рождена в огне, дикости и дерзости.  Воин расхохотался сухо, горько,  я на себе испытал это. Раскаленная, жаром своим она была готова завладеть душой любого человека. Но,  Воин тяжело вздохнул, закрыл глаза и сжал с силой челюсть,  выбрала меня. Стеклышко, ты слышишь? Верни мне мою избранницу. Молчишь? Ты всегда молчишь, но я заставлю тебя говорить со мной!

Взбодрившись, третейские инструменталисты взялись выбивать из воздуха межзвездную пыль. Рыцарь добро размахнулся гитарой, разнес витраж,  лишь силуэт Ангела каким-то образом остался невредим,  и заставил «Безымянную» фыркать и огрызаться мифическим, технологическим зверем:

 Рейнеке? На далеких-далеких землях Марса, где никогда-никогда не гуляли благостные ветра, солдаты произносили имя ее лишь шепотом. Ходила по ставкам молва, что она подкармливала само пламя. И пламя покорно ело из ее рук.

Воин и не заметил, как кончики среднего и безымянного пальцев ведущей руки срезались, утратили всякую чувствительность. Он повалился на колени  гитара раззадорилась в рваных риффах:

 На далеких-далеких землях Марса, где лишь кровь лилась дождем, имя ее громом и рок-н-роллом рассекало углекислые небеса. Ходила по ставкам молва, что она честно билась в огне, поэтому я никогда не доверял коварным, трусливым теням. И только она,  Воин костяшками постучал по голове,  властвовала, властвует и будет властвовать над моими видениями.

Желто-красная молния ударила в силуэт Ангела  снег начал испаряться со всех башен Нелогичной ратуши, кутая роковые и симфонические оркестровые в саван непроглядного тумана. Где-то далеко-далеко кашлянул Бог грома и рок-н-ролла  попадали в страхе зимние сверчки  саксгорны судей однозначно захлебнулись, уступив литаврам и грохочущим барабанам. Атмосферный разряд спровоцировал чудовищный сход лавины, потащившей к фундаменту Ратуши глыбы обледеневшего камня и чудом чудесным не похоронившей под собой оглушенного Воина. Сознание его замерцало, в бреду вязком преподнеся Рейнеке,  да, униформа переменного иль постоянного тока была ей к лицу,  в бессмертном сценическом образе.