Ох, прячься! девочка пронзительно пискнула и побежала к женщине в желтом платке.
Не только она испугалась стражников. Бедняки стихли и попрятались за праздничными столбами и тотемами. Всадники запетляли между опустевшими лавками, бесцеремонно перебрасывая друг другу нехитрый товар. Гроу не стал вникать в тонкости взаимоотношений стражи и бедняков. Его интересовало другое. Похоже, именитые люди поедут прямиком в храм, где после часовой церемонии разойдутся по трем башням, чтобы бросить в чугунный чан с огнем подношения, приготовленные предкам. Значит, нужно попасть в храм раньше и занять удобную позицию. Посмотреть, послушать. Он скользнул за арку и направился вглубь крепости.
Впереди показались стеклянные павильоны, украшенные мозаиками в тон символических цветов Трех сторон. На каждом по кругу изображались сцены из священных скрижалей. За павильонами открылся просторный сад с прудом. Калитка высокой железной ограды была закрыта на замок. Гроу осмотрелся и, подпрыгнув, ухватился за верхние пики. Подтянувшись, он забрался на перекладину ограды и спрыгнул вниз. Тело приземлилось легко, он коснулся ладонями мягкой земли и, оттолкнувшись, пробежал к пушистым туям. Сердце застучало, Гроу почувствовал себя охотником.
В саду на бронзовых столиках лежали выпечка и засахаренные яблоки. Вероятно, угощения предназначалось знати. Гроу захватил медовую лепешку и сунул в рот. От еды он никогда не отказывался. Между деревьями на противоположной стороне сада замелькали светлые своды храма. Узорчатые стены напоминали белые кружева, и на фоне темных гор обитель Трех сторон выглядела хрупкой и словно парила над землей.
Сад плавно перешел в длинную площадь, выложенную камнем. Гроу отер рот и с сомнением посмотрел на широкий мраморный парапет храма. Главный вход предназначался для знати и, скорее всего, или был закрыт, или охранялся. В высоких кованых дверях он приметил маленькое приоткрытое окошко.
Поколебавшись, он обошел храм с восточной стороны и остановился у тяжелых дверей, предназначенных для простого люда и послушников низшего ранга. Бронзовые ручки, отполированные прихожанами до желтизны, напоминали птичьи лапы, в узорах на дверях угадывалась голова ястреба. Гроу толкнул двери. Те не поддались. Осмотревшись, он усилил натиск и огромные петли заскрипели.
Матерь живых! раздался старческий голос с другой стороны. Заскрежетал засов. Двери приоткрылись вовсе не в ту сторону, куда их толкали. На Гроу уставился старик в синих одеждах чтеца. У него были странные глаза навыкате, возможно, следствие какой-то болезни. Старик вертел головой, будто ища кого-то еще.
Я один, помог ему Гроу и накинул на голову капюшон. Сожалею, что
Хочешь сказать, ты в одиночку сбил дубовый порог?! Чтец подслеповато вгляделся и тронул краем заостренного сапога свежие царапины на темных досках. Может, с такой силой тебе взяться за кайло? Что это, новые забавы уродовать святые дома? Передай своим братилам, предки все видят!
Взмахнув жилистой рукой, старик потянул на себя двери, но Гроу подставил ногу.
Он достал мошну с монетами и протянул старику пару серебряных унтов:
Я хочу почтить умерших родственников.
Старик удивленно моргнул, глядя на кошель, и скривился.
Гроу понял, что неправильно начал разговор. Нужны ли деньги тому, кто наверняка не выходит из храма и готовится к скорой встрече с предками? Он спрятал монеты.
Простите, светлейший. Мои родители погибли накануне праздника от клыков рахо. Твари атаковали мельницы, вы, может быть, слышали, сочиняя находу, Гроу осторожно взялся за ручку двери. Работая наемником, он привык врываться в жилища разорившихся купцов. Его не смущала ни стража с ядовитыми пиками в руках, ни тяжелые решетки на окнах, ни кованые засовы. Металл и дерево ломались так же легко, как кости. Но поднимать руку на пожилого человека, служащего Нею, он не хотел. Разве в храме не должны принять нуждающегося?
Уже год храмы открыты только для велико-именитых.
Чей указ? Конвента? Герцога?
Старик издал крякающий звук:
Не все ли едино?
А как же заветы предков? Гроу перешел на высокий домеронский, общий для знатных людей всех десяти герцогств. «Живая душа пред домом предков, что любимый ребенок у врат родного дома. Кающийся больно или умирающий как всякое дитя, равно любимо благочестивыми родителями, так всякий страждущий желанен в обители первоотцов», процитировал он. И что же будет, если я войду? Меня убьют?
Старик раскрыл рот, но ничего не сказал. В его мутных глазах замаячили удивление и страх. Заметив движение в саду, Гроу пихнул дверь ногой и шагнул в темное помещение.
Он прижал старика к стене и зажал рот:
Молчи, дед, или попадешь к предкам.
Ноги чтеца задрожали и подкосились. Придержав его, Гроу осмотрелся. Тесный притвор освещала масляная лампа, далее шел арочный коридор, украшенный барельефами. Справа он заметил узкий ход в малую башню. Там хранились книги и древние глиняные скрижали со священными писаниями. Убедившись, что старик держится на ногах, Гроу кивнул на приоткрытую дверь:
Шагай.
Тебя предки проклянут за мародерство.
Гроу криво улыбнулся, и чтец засеменил в башню.
Зазвучали всхлипывания:
Три стороны, в святом доме бес откуда здесь бес?
Закрыв за ним дверь, Гроу навалился на нее плечом и встряхнул так, что из верхних петель посыпалась известь. Дверь покосилась и уперлась в каменный порог. Убедившись, что ее будет сложно отворить, Гроу захватил масляную лампу и пошел по коридору. Мягкие ковры заглушили звуки. Он попал в зал с огромными кувшинами, расставленными вдоль стен. В них хранилась целебная вода из соленого озера. В центре зала стояли бронзовые скульптуры молодых женщин, держащих в руках огромный серебряный чан. Над ним служители совершали целебное омовение. Здесь Гроу отпраздновал десятый год жизни. Он вспомнил, как верховный служитель конвента с глазами ясными, как кристаллы, омыл его лицо и руки горько-соленой водой, а после нарек наследником Виона. Только чан в те благословенные времена сиял золотом.
В зале понизу гулял сквозняк, свет, пробиваясь сквозь узкие окна, отражался на каменных колоннах и мозаичных стенах.
Куда дальше? Где соберутся именитые гости? В детстве Гроу часто приезжал в храм и знал тут каждый закуток. Служители поощряли любопытство будущего правителя и разрешали ходить там, где непосвященным людям находиться не полагалось.
Он смотрел по сторонам все казалось незнакомым. Из зала выходило множество дверей, внимание притягивали роскошные винтовые лестницы из бронзы, кажется, они вели к надстройкам со священными реликвиями. Отчаявшись вытащить из памяти подробности, Гроу приподнял лампу и зашагал наугад. Первые две двери оказались закрыты. Третья привела в боковой неф, заставленный узкими трибунами. Услышав голоса, Гроу отворил засов первой попавшейся двери и, скользнув за нее, сбежал по узкой лестнице вниз. Тело обнял холод. Он замер.
Почему дверь не закрыли? услышал он удивленный мужской голос. Скрипнули дверные петли. Снова клацнул засов.
Осмотревшись, Гроу понял, что попал в подземелье. Память услужливо подкинула живые картины прошлого шахты на рудниках. Бесконечно глубокие, удушливые, вселяющие чувство безысходности. От стен потянуло сыростью, померещились крики летучих мышей. Сердце отозвалось на фантазии хаотичным стуком. Огонек в лампаде задрожал, Гроу не мог унять дрожь в руке. С кончика носа упала капелька пота.
Надо собраться. Он прижался спиной к холодной стене и закрыл глаза. Однажды ему пришлось спускаться в нижнюю часть храма вместе с родней и шествовать по темному коридору. Было холодно, женщины плакали и прикрывали лица шелковыми платками. Отец, бледный и сосредоточенный, нес книгу с вытесненным на переплете гербом Виона и старомодный фамильный кинжал. Что это было за шествие?