Простите мя, люди добрые, за то, что умысел злой сотворил. Не гоните, небось, пригожусь я вам ещё.
Переглянулись путники меж собой, а Трофим вспомнил, что Коська местным назвался. И правда, мог он пригодиться в походе по окрестностям Онеги-озера. О том он Савойе, как старшому, всё и рассказал. Тот с сомнением посмотрел на тщедушного русича:
Слаб он, да и коней запасных у нас нет.
Трофим тем временем уложил Коську на своё лесное ложе, прикрыл того зипуном.
Месье Савойя, через день-другой я и Кортье и этого заморыша на ноги поставлю.
А сухопарый де Трушанье воскликнул:
Мой конь,пожалуй, и меня и этого паренька выдержит.
Утром следующего дня Савойе удалось подстрелить молодого лося и двое суток все, в том числе и раненые, усиленно питались, набираясь сил. Остальные принялись коптить в дорогу мясо добытого зверя. А на третий день вскочили путники на своих коней и продолжили путь, направляясь как раз к той самой Вытегре. В само селение всем гамузом решили не въезжать. Отправили туда пеше на разведку Трофима да Коську. Пока шли до заимки, Коська признался тартарцу, что их банда не раз ночевала и столовалась там.
Одна улочка в той заимке и была. По одну сторону несколько избушек бревенчатых, почерневших от времени стояло, по другую бугры и норы землянок. Повёл Коська Трофима к первому же бугорку, благо уже рассвело.
Тут в землянке энтой матушка моя живёт.
А где батька твой?
Да его медведь задрал ещё зим пять назад.
На улочке пока никого не было видно. Лишь вдалеке, от самой крайней избы,
отделилась человеческая фигурка, рядом с которой просматривался силуэт коровы. Коська проследил за взглядом тартарца и ухмыльнулся:
То Фенька блаженная свою корову на выпас повела.
Спустились они по земляным ступенькам вниз. Откинули полог из куска замызганного рядна. В нору эту свет через одно-единственное оконце едва проникал, но Коська уверенно шагнул к дальней стенке.
Мамо, спишь ли?
На жердяном топчане, покрытом пахучим сеном и куском рядна, шевельнулась сухонькая седовласая женщина. Увидев сына, встрепенулась она, руки к нему протянула:
Сынку, родненький мой, вернулся! А мне сказали, что Челим окаянный повёл вас на Ладогу.
И там мы побывали и на Онеге. Нет теперь ни Челима, ни Пахи, ни Гурьяна, ни кого ещё, покосился Коська на тартарца, добавил, Сгинули они. Ты скажи кто ещё из нашей ватаги Челима на заимке остался?
Да почитай, никого и не осталось. Разве что Васька Кривой рану свою залечивает.
Коська тронул тартарца за рукав:
Это матушка моя, Гостята. А Васька Кривой, тот человек безобидный. Лет десять назад
через нашу заимку дружина княжеская проезжала. Узнал воевода дружины, что мы без креста живём да Перуну поклоняемся, рассвирепел шибко и давай нас под крест подводить, идолов наших сжигать. Мы тут, на северах испокон веков своим богам поклонялись. Васька и скажи это в лицо воеводе. А тот недолго думая хрясь его саблей по шее. Вот с тех пор и окривел Васька и стали кликать его Кривым, шея-то у него подрезана была!
Гостята тем временем выставила на стол чугунок с пареной репой, крынку с козьим молоком, да две малые краюхи хлеба ржаного. Трофим, держа в уме, что это может быть последняя снедь у хлебосольной хозяйки, сунулся в свою котомку и вытащил из неё огромный кусище лосятины, прожаренной и подкопчёной на костре. По землянке тотчас же поплыл запах ароматного дымка. У женщины при виде такого богатства слёзы из глаз брызнули. Она отродясь не видела такого мясного изобилия. И всё же с опаской поглядывала она на огромного гостя, по сравнению с которым её взрослый сын выглядел щуплым подростком.
Пойду козу свою на прикол травный поставлю, а то соседи подумают, не случилось ли что со мной.
А много ли у вас соседей на заимке вашей?
Вздохнула тяжко Гостята:
Да уж теперь совсем мало осталось. Девятерых Челим на промысел увёл, вот Васька Кривой ещё, да у Челима и Егорки в избах жинки их с детьми сидят, их дожидаются, да Фенька блаженная в крайней избушке живёт.
Вот в самый просторный дом бывшего атамана ватажников Трофим и позвал своих сотоварищей. А там и правда, детишек семеро мал мала меньше копошатся на палатях. Всех встретила на пороге дородная женщина с волосами на голове, которых ,похоже, гребень никогда не касался. Увидев, что гостей незваных привёл Коська, она схватилась
за сердце и попятилась назад. Старшая дочка Челима тоже вернулась домой после того как выгнала коров из сарая на выпас и теперь растерянно посматривала то на Коську, который должен был быть с её отцом, то на гостей в странных одеждах и со страхом она смотрела на великана среди этих людей. Тамплиеры ещё будучи на Готланде, распрощались со своими плащами с нашитыми на них крестами Ордена, посчитав их неуместными среди этих варваров.
Что могли сказать тамплиеры этой женщине, этой девочке с испуганными глазами, малышне копошащейся на полатях? Что сложил их муж и отец голову свою забубённую в ночной схватке? Об этом пусть Коська потом им скажет. Трофим, пошептавшись с Савойей за приличный кусок лосятины выменял у хозяйки две полные ковриги ржаного хлеба и тут же засобирались они в дорогу. Коська вызвался проводить путников до озера Лача ,что лежало в ста вёрстах на восток от Онеги-озера, благо, что в сарае хозяйском стояла лошадь Челима, и хозяйка хоть и неохотно, но позволила Коське временно забрать лошадку.
Путники были уже недалеко от Лачи, когда Коська признался:
Дале Лачи я не ходил, но знаю что на восток от озерца этого Онега-река, а затем и Двина Северная текут прямо на север, а вам значит, только на восход солнца идти. Путники и без него знали, в какую сторону им стопы свои направлять. День за днём, неделя за неделей шли они на восток, чувствуя с каждым днём, что не так жарко солнце их лица опаляет. Но Трофима например не это больше удивляло. Удивляло малолюдье этих мест. Ведь в родной Тартарии он другим был избалован. Там на каждой реке или её притоке гроздьями стояли города, селения, храмы да скиты. А здесь, на русском севере в течение не одной сотни лет княжеские дружины так «прорежали» местную «нехристь», что редко где можно было встретить людей.
До уральских гор путники добрались уже в самое предзимье. Спустившись с восточного склона Урала они впервые наткнулись на казачий разъезд тартарцев.. Да, ещё не было донских и запорожских, терских и кубанских казаков. Эта служивая часть русов и русичей появилась ещё со времён противостояния с ариманами, именуемых теперь ханьцами, а ещё китайцами. И хотя нагло украл у нашей общей истории царь Пётр Первый целых пять тысяч лет, нужно понимать и всегда помнить, что предки наши эти пять тысяч лет в бдениях великих прожили и до наших дней дожили, что бы ни говорили нам современные историки, знающие только ту историю, которую нам написали великие и гнусные фальсификаторы типа Миллера-Шпеера.
В конном разъезде было всего пять человек. Казаки сидели на мохнатых приземистых лошадках и ноги ездоков едва до земли не доставали. Но Трофим в отличие от тамплиеров знал, чем хороши тартарские лошадки. Нипочём им были ни мороз, ни жара, ни худая кормёжка во время пути. Он всматривался в лица со знакомыми вроде чертами и даже полез было целоваться-обниматься со своими земляками, но такой же громадный телом старшинка разъезда лишь холодно поприветствовал путников и самого Трофима, не признав в нём родную кровинушку. Одежда французов, их шпаги насторожили казаков, выдавая в легко одетых путниках чужаков. А у него был строжайший приказ не пускать чужеземцев в свою страну. Старшинка лишь слегка смягчился, когда Савойя,