поднаторевший в языке тартарцев объяснил Миките, так звали старшинку, что дело у них есть неотложное к их государю. При этом он помахал перед носом казака, слегка потрёпанным свитком с им же написанным посланием, правда на французском языке.
Микита даже скривил лицо как от зубной боли, пытаясь прочесть письмо. Решение проблемы с пропуском незванных гостей через свой кордон было, что называется ,не на его зарплату.
Трофим посмотрел на своих спутников да призадумался. Пока они двигались, сидя верхом на лошадях, не мёрзли они так, как сейчас, в ожидании решения старшинки. Ведь от самих лошадок шло тепло, да и спешиваться всадникам приходилось не раз, обходя завалы лесные. А теперь южане еле сдерживали дрожь от холода, и губы их синими стали как у вчерашних покойников. Он снова к Миките оборотился:
Ты вот что, Микита, ты давай решай, пущать нас или не пущать, а то видишь что с французиками деется, того и гляди замёрзнут да заболеют они. Вишь, как они легко одеты. Дай ты им что-нибудь из одёжки тёплой, а вон тот, седой, Трофим кивнул на Савойю, вполне с тобой расплатится.
Ещё раз хмуро посмотрел Микита на гостей. И правда, у тех уже зуб на зуб не попадал. Крякнул он с досады, да под навес направился, где стояли запасные лошадки. Вскоре гости нежданные были одеты в зипуны тёплые, в малахаи меховые. Повеселели они, правда, при этом с удивлением таращились то на казаков кордонных, то на Трофима своего. Ему-то старшинка никакой одёжки не дал. Тот как был в сермяге да безрукавке облезлой, так в ней и доехал до кордона, представляющего собой несколько добротно сделанных бревенчатых изб. Но от Трофима всё время валил пар, столько энергии было в этом человеке.
Тамплиеры к вечерней трапезе вытащили последний кусок лосятины, что «задержался» в котомке Кортье. А казаки выставили на низкий стол из двух плах свои нехитрые припасы: балык осетровый, горку из жареных тушек рябчиков, туесок с клюквой промороженной и баклажку с медовухой. Чуть разморенный теплом большого костра и чаркой-другой медовухи, Трофим рассказал землякам о своих мытарствах. Ещё не дослушав рассказ тартарца до конца, снова хмыкнул Микита, тихо отошёл куда-то, но вскоре вернулся, держа отороченный мехом зипун в руках. Молча накинул он эту одёжку на плечи Трофима и участливо похлопал его по плечу. А Трофим, вспомнив вопрос тамплиеров на который он не смог ответить, к казакам обратился:
А скажите, братцы, кто сейчас правит в стране нашей?
Памятуя о том, что им сейчас рассказал Трофим, казаки не слишком удивились его вопросу. Посыпались и ответы:
Сын Святозара-старшего сейчас правит.
Кличут его Святозаром Вторым.
Умница царь у нас, все науки преодолел, на всех языках бает.
Особенно жинка у него милая да пригожая, Евдокея-красавица.
И тут же усатый моложавый казак получил подзатыльник от старшинки:
Ты на чужих, особливо на царских жинок рот не разевай, свою заведи.
Казак притворно заверещал:
Да когда же мне, служивому, жинкой обзаводиться? Я ведь всё в разъездах да бдениях, недосуг мне жениться.
Ты, Завид, хоть женатый, хоть холостой всё одно бы завидовал семейным мужикам. Пропусти разок поход к кордонам, да и обженись наконец! А-а, Микита махнул на казака рукой, как был ты Завидом, так им и остался.
У многих казаков от выпитой медовухи языки совсем развязались и долго бы они косточки Завиду перемывали, если бы Микита вдруг не гаркнул:
Ну всё, всё, раскудахтались тут, как курки на насесте. Поздно уже, а завтра всех до зари разбужу. Пойдём к Шеркале, там на Оби-матушке,небось, последний караван до Грустины собирается, поспеть бы к нему.
В Шеркалу успели прибыть в самый раз. И через день караван из семи кочей ,нагруженных в основном мехами, мясом дичи лесной, мешками с вяленой рыбой тронулся под парусами вверх, против течения реки. Целую неделю сиверко надувал паруса кочей, и они споро бежали по студёным уже волнам тартарской реки. Понятия «сибирь», «сибирская река» тогда ещё не было. Это название окончательно «прилипло» к этой огромной территории лишь спустя несколько веков.
Виконт Кортье почти всю дорогу лежал под навесом в коче и редко когда высовывал нос наружу. Он был из тех, кто считал, что именно его Франция, Париж центр, пуповина всего мира, а то, что было вне этого мира, он считал варварским приложением к его «цивилизованному» мирозданию. Де Трушанье, наоборот, искренне удивлялся тому, что он видел за бортом коча. Да, он не увидел ни одного каменного здания или строения. Даже храмы и маленькие церкви здесь строились из дерева. Но сколько же было здесь, на этих далёких от его Франции, берегах городов и селений! Наверное, уже больше сотни их проплыло мимо них. Некоторые дома в этих городах были очень недурны собой. У наиболее близких к воде домах-теремах маркиз рассмотрел витиеватые узоры на наличниках окон, качели во дворах, флюгеры на крышах.
А Трофим и Савойя спускались под навес только на ночь. Граф часто замечал на лице
Тартарца слёзы, которые тот украдкой смахивал, таясь от чужестранца. А француз и не думал чем-то попрекать этого мужественного и отчаянно храброго человека. Разлуку с Родиной каждый переживает по-своему. Кто-то даже с радостью расстаётся с ней, надеясь, что чужбина за такое предательство уж точно не отторгнет беглеца и он там обязательно обретёт своё иллюзорное счастье. Вот сейчас, во время, не побоюсь этого сказать, очередной эпохальной войны между русским миром и Западом, тысячи молодых и не совсем молодых, порой «заслуженных» людей рванули за «бугор»: в Грузию, Армению, Казахстан, Израиль и куда подальше. Кто-то из них,, таким образом решил избежать мобилизации в армию, кто-то выразил бегством своё несогласие с тем, что мы имеем право на самозащиту. Но у этих людей, сбежавших из страны, на мой взгляд, память как у аквариумных рыбок. Ведь пора привыкнуть, что каждые сто лет у западников начинают чесаться руки и другие части тела, при этом на них появляются привычные для них кресты да свастики. Значит опять пришла пора очередной смертельной схватки между Тьмой и Светом. Наверное,жизни свои никчёмные эти бегунки от смерти уберегут. А вот уберегут ли они свою душу, если она у них есть, от мерзкого чувства предательства,
которое их будет преследовать всю оставшуюся жизнь?
А вот такие люди, как Трофим, несмотря на лишения и опасности, несмотря на то, что страна палец о палец не ударила, чтобы выручить их из неволи, всегда будут стремиться вернуться на Родину, так уж они устроены, такими их мамка с папкой воспитали.
Скажи, Трофим, тебе с посольством вашим в Московии приходилось бывать?
Разок побывал во Владимире, стольном граде Руси. Да недолго мы у них пробыли. Там между князьями вечная грызня из-за власти идёт, недосуг им дружбу устраивать с соседями.
Да, о том и я слышал, Савойя проводил взглядом очередной городок на берегу реки, однако ни готы, ни Орден Тевтонский, ни половцы, ни свеи их страну так и не смогли завоевать, впрочем, как и твою, братец.
Верно говоришь, граф. Мы ведь с русичами братья кровные, у нас только веры разные, а так, когда кто нападает на нас, мы про дрязги свои забываем да против ворогов все как один поднимаемся. Так было у наших предков славных, так есть и сейчас, такие мы уж люди непокорные.
Далеко ли ещё до Грустины твоей?
Теперь уже рукой подать. В том месте, где она стоит, в Обь Иртыш впадает. А раньше, когда царь-батюшка Святозар на престол всходил, в верховьях Оби столица наша обреталась. И уж при мне он повелел наш стольный град на новое место перенести, так как степняки стали одолевать рубежи наши, вот он и поостерегся.