Уолден, или Дикая жизнь в лесу
Генри Торо
Дизайнер обложки Алексей Борисович Козлов
Переводчик Алексей Борисович Козлов
© Генри Торо, 2024
© Алексей Борисович Козлов, дизайн обложки, 2024
© Алексей Борисович Козлов, перевод, 2024
ISBN 978-5-0062-8380-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Домострой
Когда это писалось, не всё, конечно, но большая часть написанного, я вёл дикую жизнь в лесу, и ближайшее жильё было не менее чем в одной миле от меня. Я жил в строении, которое сам возвёл на берегу озера в Конкорде, городке в штате Массачуссетс, добывая хлеб насущный исключительно трудом своих рук и быстротой собственных ног.
Так я провёл два года и столько же месяцев. Должен признаться, что сейчас я снова временный пленник и заключённый цивилизованного мира.
Я ни за что на свете не стал бы докучать моих читателей такими незначительными подробностями, когда бы не занудные приставания любопытных земляков, которые как ночные докучатели из перин, терзали меня, желая убедиться, сколь сильно я страдал, голодал и терпел разные бытовые лишения. Иные бы сочли такое извращённое внимание неуместной докукой и не стали отвечать, но для меня они не казались таковыми, и по моей наивности, неизмеримо долго производили на меня впечатление самой искренней заинтересованности и внимания. Человеку иной раз трудно разобраться в паутине своих собственных мотивов поведения, что уж тут говорить о мотивах других людей? Особенно много вопросов касалось моего питания. Все наперебой спрашивали, чем и я там питался и питался ли вообще? Думаю, что некоторые были уязвлены, что я вернулся из лесу живым, а не умер там от голода и лишений. Другие вопросы касались моего одиночества, все хотелось знать, как я его переносил, не было ли мне хотя бы порой страшно, ну и всё в таком дэвид-копперфильдовском роде. Были и совсем странные вопросы, каксающиеся человека, живущего в лесу занимался ли я там подобающей благотворительностью, в должной ли мере, какой процент от своих доходов и сбережений я истратил на эту чёртову благотворительность, а несколько матерей одиночек хватали меня за фалды, интересуясь, скольких своих незаконный отпрысков я содержу на свой счёт. Что ж, людям собственно для того и даны языки, чтобюы задавать вопросы, а у меня благодаря их невменяемому любопытству появляется повод удовлетворить свой эгоизм и рассказать кое-что о своей персоне, одновременно ответив на несколько вопросов моих читателей и друзей. У людей, которые мало интересуются моей персоной, или она вообще им омерзительна, я хочу попрость прощения за беспокойство. Большинство авторов разных книг, пытаясь, видимо, предстать несносными скромниками и занудами, как правило избегают писанины от первого лица, мне в силу наглости это не свойственно, и я буду писать от своего имени. Большинство людей знают великую тайну мира. Она заключается в том, что скромной подобает только покойникам. Я думаю, в окружении эгоцентричных личностей и писателей, если и стоит чем-то отличаться от них, так только сверх-эгоцентричностью.
Не следует забывать, что как бы ни изголялся писатель в смысле персонажей, сюжета и стиля, он всё равно всего лишь рассказывает о себе и своей личности. Это происходит поневоле, потому что человек не может знать при всём своём желании других людей лучше, чем себя. Вот я, зная себя лучше, чем меня знают окружающие, принуждён говорить только о том, что я знаю хорошо. При этом я понимаю, что могу ошибаться и делать неверные выводы, меня может обманывать плохое воспитание и водить за нос честолюбие. А дефицит серьёзного жизненного опыта, знай, мой читатель, поневоле заставит меня толкаться на крошечном пятачке моей души и ограничить свои требования ко всей пишущей братии писать только трогательные, искренние повести из собственной жизни, а не только подслушивать и подсматривать за другими двуногими и собирать сплетни о поверхностной стороне человеческой натуры. Писатель должен писать для своего чиитателя, уважая его и считая как бы дальним родственником, которого он давно не видел, потому что тот живёт в чужих краях. Лучше, если все родственники живут страшно далеко друг от друга, только в этом случае между ними не бывает скандалов и грязи, а их сочувствие друг к другу искренне. И думая обо всём этом, я поневоле вынужден адресовать мою книгу бедным, кочующим студентам. Ну, а остальным читателям следует уподобиться питомцам шведского стола и удоволствоваться теми кусками, которые им больше всего понравятся и удовлетворят их частные пристрастия. Я не требую от своих читателей излишнегопиетета. Достаточно будет и того, что, примеривая на свой рост мой наряд, он не распорет моё излюбленное творение по швам, и оно придётся ему как раз впору.
Приятным бонусом для моих читателей может послужить приятное известие не китайцам и не обитателям Сэндвичевых островов будет посвящена эта книга, но лишь тебе, мой дорогой, бесценный обитателшь Новой Англии. И не о жизни китайца и обитателя Сэндвичевых островов я намерен рассказать здесь, а о твоей жизни, новоангличанин, в том числе и о её внешней стороне, о том, каковы условия твоей жизни здесь, в этом городе, и в этой стране, в этом краю хороши ли они, объективно говоря, хорошо ли тебе жить на белом свете, а если не очень, то как изменить и улучшить условия твоей жизни.
Я прошагал весь Конкорд вдоль и поперёк и везде в лавчонках, конторах и в полях я видел, что люди вокруг будто несут страшное покаяние.
Мне были хорошо знакомы брамины, эти люди, буквально прикованные к кострам по сторонам света и при этом не забывающие непрерывно взирать на Солнце или висеть вверх ногами над кострами, или смотрят на мир толоько через плечо, то или иное, пока по свидетельству очевидцев шеи не скривятся до такой степени, что их уже невозможно вернуть в прежнее положение, а в гортань может попадать только самая жидкая пища, не говоря уж о таких мелочах, как приковыывание себя к высокому дереву кандалами или становятся землемерами, передвигаясь, как гусеницы и измеряя протяжённость целых континетов размерами своего тела, или становятся столпниками и стоят на одной ноге на высоком столбе, но даже эти невероятные издевательства и истязания своих тел не идут ни в какое сравнение с тем, что творится с людьми здесь, в Новой Англии. Каждый день я своими глазами вижу это вокруг, и почти утратил способность удивляться таким проявлениям человеческой природы. Двенадцать подвигов Геракла или подвижнический труд Сизифа могут показаться сущей безделицей в сравнении с добровольными самоистязаниями, которые накладывают на себя мои земляки. Тот совершил всего двенадцать подвигов, и каждый из них мог хоть как-то считаться осмысленным и вёл к достижению какой-то цели, а моим землякам, которых мне приходилось в упор наблюдать, ничего никогда не давалось сделать или довести до конца, ни убить невиданное страхолюдное чудище, или явить миру хоть частичное воплощение любых планов. Слыхом ни слыхивали они о друге Иоле, которому было бы по плечу прижечь шею гидры каленым железом, и поэтому в любом деле стоит им снести одну голову, как на месте её взмывают две другие.
Я то и дело всматриваюсь в грустные лица моих земляков, которых постигла страшная беда, и они получили в наследство ферму, сарай, стадо скота или ржавую груду сельскохозяйственного инвентаря, ибо обладание всем этим богатством является здесь скорее головоломной проблемой, чем обретением. Здесь гораздо легче обзавестись всем этим, чем чудесным образом сбыть свои сокровища с рук.