Анаис Лисай
Волчий отрок. Поцелованный тьмой
Пролог
Ружа, что ты копошишься! недовольно воскликнул Василе, держа младенца на руках. Может, его в люльку положить?
Нельзя, крикнула женщина из другой комнаты.
Или платок в цуйке смочить и дать пососать? Взгляд у него недобрый. Он уставился в скрюченное и напряжённое лицо младенца и провёл перед ним двумя пальцами. Тот покраснел и истошно завопил, Василе тяжело вздохнул. Ишь горластый какой Всё тебе не нравится. Лишь бы у мамки титьку сосать Ружа!
Да иду я, прикрикнула она. Ничего нельзя поручить тебе, Василе.
Он тяжело вздохнул, покачивая ребёнка, который всё никак не успокаивался. За что Босора послала это сущее наказание? Вот его старшие братья такими не были Лучиан и Георге всегда были послушными, смышлёными, тихими и взрослыми.
Василе присмотрелся, ища черты, которые бы напоминали его. Хмурится младенец прямо вылитый он. Или он просто хочет верить в это?.. Невыносимо
Лучиан! закричал Василе, пытаясь перекричать вопль младенца.
В проёме показался мальчишка семи лет его карие глаза с опаской и долей тщательно скрываемого любопытства уставились на отца.
Что стоишь как истукан? Подойди, рявкнул Василе.
Лучиан робко приблизился.
На, протянул Василе свёрток с крикуном, держи крепко, чтоб не упал. А то окаянная тебя утащит. Он пригрозил пальцем сыну.
Лучиан прижал свёрток к груди, будто не держал ничего ценнее в своей жизни.
Чтобы не было, как с Георге, зачем-то добавил Василе, выпрямляясь и расправляя спину.
Лучиан побледнел, слившись с белыми стенами, его пальцы крепкой хваткой впились в свёрток. Его младший брат пискнул, в звуке смешались негодование и возмущение от такого обращения, и, на удивление, успокоился. «Слава Босоре!» подумал Василе и вскинул руки к небу. Он отошёл от сыновей и уселся на скамью, стоящую вдоль стены под маленьким квадратным окном, из которого даже в погожий день не дождёшься хоть мало-мальского света. Василе облокотился на стену и осмотрелся: его взгляд упал на стол, застеленный льняной скатертью. Кант был вышит красными шерстяными нитями, повторяя знаменитый залесский мотив угловатый рисунок, изображающий маки с листьями. Почему к макам добавили листья, Василе никогда не понимал. На столе стояли стакан воды и рюмка цуйки, в миске лежал свежеиспечённый хлеб дары для урситоареле, которые могли бы умаслить высшие силы. Василе вздохнул и взял край скатерти, провёл по нему рукой, пытаясь разобрать узор. Увидеть что-то в полутьме комнаты, освещённой тремя свечами, было невозможно. Он нахмурился, прощупав изнанку, нити были убраны без должного усердия и торчали безобразно, обличая свою нерадивую хозяйку. Ружа могла бы и лучше постараться, готовя парадную скатерть, как-никак у неё было почти девять месяцев, чтобы вышить её. Василе запнулся о мысль, вспомнив, как проходила беременность а ещё важнее, что ей предшествовало. Рука непроизвольно потянулась к рюмке с цуйкой.
Да как ты можешь, изверг этакий, сказала Ружа, ударив его по рукам. Это дары для урситоареле. Хочешь, чтобы сыну нашему беду накликали? Не желаешь для него лучшей участи?
Лучшей? Василе усмехнулся. А может ли она у него вообще быть после Он запнулся и отвёл взгляд, рука упала рядом с рюмкой. Ружа
Ружа замерла, но это оказалось мнимым затишьем, которое тут же разразилось бурей.
Что, Ружа? Ему пришлось поднять взгляд на неё, в ярко-голубых глазах горел гнев. Не первый год Ружа, но научить тебя порядкам всё не могу. За что мне, Босора, это наказание! Она ловко заставила стол плошками с угощениями: от запечённой свинины валил пар, красный лук поблёскивал от уксуса, а солёные огурцы так и просились в рот.
Василе сглотнул, ощущая отвращение. Кусок явно не лез ему в горло, но это и хорошо. Негоже зариться на дары для урситоареле. Беду накличешь. Он бросил взгляд на мясо и усмехнулся. Семья ела его последний раз несколько недель назад, но Ружа для даров всё-таки припасла свинину. Она явно пытается замолить свои грехи перед высшими силами.
Не слишком ли ты стараешься? прищурившись, спросил Василе. Оставила бы мясо для Лучиана и Георге, а то парни исхудали.
Ой ли. Раньше я не замечала особой заботы о них с твоей стороны. Ружа бросила быстрый взгляд на стол. Убедившись, что всё именно так, как планировала, она подбоченилась и вздёрнула острый подбородок.
Побойся Босоры, женщина! Василе ударил кулаком по столу, так сильно, что посуда задрожала и разразилась протяжным звоном. Я всегда за своих, он выделил слово голосом, детей горой.
Раз так, то Михей должен получить такую же церемонию, как и у старших братьев. Ты же горой за своих детей.
Василе хмыкнул, отмечая, как она изменилась в лице натуральная преступница, которая пытается скрыться за напускной заботой о детях.
Вот именно. За своих, прошептал он под нос.
Ты опять? Ружа схватила полотенце, лежащее на столе, и стала теребить его в руках. Я покаялась перед тобой и Босорой. Что ещё мне делать прикажешь?
Принеси жертву Талту.
Может, ещё и окаянной, чтобы меня в ведьмы записали? Такой судьбы ты мне желаешь?
Талта у нас почитали наравне с Босорой, как и в Империи. Да и я слышал, что в соседних жудецах его стали вновь почитать.
Когда их захватил Девлет. Ружа раскраснелась. Талт бросил Босору на произвол судьбы и сбежал к окаянной. Это всем известно
Так деды наши ещё Талту и Босоре поклонялись. А вот пришли эти бабы из Тори, и понеслась. Василе хмыкнул. Лет шестьдесят, как забыли Господина, а госпожа Эржебет только усилила это разделение. Не думала, что ей это выгодно, чтобы власть удержать? Василе вновь хмыкнул. Марежуд Седмиградья без семи жудецов. Лучше бы нами правил жуд Залесский, чем эта ведьма бессмертная. Он хотя бы настоящий правитель Залесья
Госпожа Эржебет пожертвовала своим мужем, чтобы спасти Залесье от султана и императора. Не думал, чего ей это стоило?
А Седмиградье не уберегла! Добром это не кончится. Вот увидишь! Василе скрестил руки на груди. Продала свою душу, стала одержима. Такого правителя ты бы нам хотела?
Мне вообще всё равно. Лишь бы не трогали! Ружа вскинула к небу руки. Не ты сидел и ждал, пока супруг с войны вернётся. Я сама старших без тебя растила. И что? Дальше бы воевал, пока не убили? Уж лучше такое спасение.
Хочешь сказать, что это спасение? Василе скрестил руки на груди. Каждый год мы платим оброк госпоже, жуду и султану и еле-еле сводим концы с концами. Вот лучше бы ты со мной ушла в Подгорье. Жили бы, как все в Седмиградье.
Под властью наместника султана? Ты этого хотел бы? Ружа схватила полотенце с двух концов и вытянула его. И чтобы мы делали? Бродили бы по Седмиградью и побирались в поисках работы? Ружа в голос засмеялась.
Да если и так, хоть платили бы только султану, пробурчал Василе себе под нос. И ведьму бы не почитали. Доброе ли дело, что госпожа Эржебет бессмертной стала. Беда Залесью от этого будет!
Не думала, что ты такой поборник благополучия Залесья
В Седмиградье хотя бы на сыновей жудов есть управа, не как у нас.
Ружа застыла и побледнела. Страх быстро появился на её лице. Его слова дошли до неё.
Где Михей? выпалила она.
Василе нахмурился не этого он ожидал от виновной жены. При чём здесь младший отпрыск?
Он здесь, маменька, выпалил Лучиан, вскакивая со скамьи.
Он сделал это так резко, что младший брат проснулся и заплакал. Снова.
Ты что в углу таишься словно мышь? грозно спросил Василе. Подслушивал, значит. Он уставился на сына, тот нервно сглотнул. Вон брат из-за тебя опять ревёт
Из-за него? Ружа покраснела, ноздри раздулись. Натуральная бестия. А не ты ли, Василе, должен был сына нянчить, пока я готовила дары?