"В Московское военно-инженерное училище я поступил в предвоенный 1940 год. Не знаю, по каким причинам, занятия в училище в 1940 году начались с 15 сентября (а не как обычно с 1 сентября). Нормальные занятия (по 6 часов в день) проводились только один месяц, а потом нас собрали и объявили, что в связи с угрозой войны нас будут обучать по ускоренной программе с тем, чтобы в августе 1941 года мы смогли закончить курс обучения. С 15 октября и до конца срока пребывания в училище мы занимались по этой ускоренной программе: 8 часов в день плановых занятий и 4 часа самостоятельной подготовки под строгим контролем командиров и начальников.
Занятия проводились в классах и в поле и носили ярко выраженную практическую направленность. Мы собственноручно устраивали окопы, блиндажи, подземные проходы с креплением голландскими рамами, взрывали заряды, минировали и разминировали в любую погоду, наводили переправы, работали как плотники, сверлили, строгали, долбили, используя электрифицированный инструмент.
Мне особенно запомнился зимний лагерь в январе 1941 года. Он продолжался две недели. Первые трое суток нам отвели на «выживание» в полевых условиях. Зима была суровая, морозы доходили до 3035°С. Мы были одеты в обычные курсантские шинели и сапоги. Шапок ушанок тогда ещё не было, а в качестве головного убора буденовка, которая очень плохо грела. За эти трое суток нам удалось зарыться в мерзлую землю, построить блиндажи, в которых мы потом проводили недолгие часы отдыха.
В зимнем лагере плановые занятия длились по 8-10 часов в день, лыжная подготовка 2 часа, политзанятия 2 часа. Остальное время приготовление и приём пищи (во время пауз), отдых, прерываемый подъемами по тревоге, и реагирование на различные вводные. За две недели зимнего лагеря мы только два раза питались организованно из полевой кухни (гороховый суп и гречневая каша). А остальное время пищу готовили самостоятельно, кто как сможет. Варили суп-пюре в котелках или кашу: пшенную или гречневую. Воду добывали из снега. Из зимнего лагеря мы вернулись в казармы чумазыми, но окрепшими, закаленными. Я не помню случая, чтобы кто-либо заболел или серьезно обморозился. Легкие обморожения (уши, щеки) были у многих, но они быстро прошли.
В мае месяце мы убыли в летний лагерь, на озеро Сенеж. Там занятия проводились также интенсивно. А в начале июня мы начали сдавать выпускные экзамены. Все экзамены сдавали практически: по тактике я командовал взводом, атаковал противника и «овладевал» высотой «Минная» (была в лагере такая высота). По взрывному делу и минно-взрывным заграждениям экзамен сдавали в течение целой недели, примерно столько же по подземно-минному делу. С 15 по 21 июня сдавали экзамен по фортификации: строили капониры и полукапониры на оборонительном рубеже. Эта неделя была холодной и дождливой.
В субботу 21 июня, уже ночью, под проливным дождем мы вернулись в лагерь и на следующий день должны были отдыхать (так нам обещали командиры). Но в 12 часов начался митинг (после выступлении Молотова по радио), начался новый отсчет времени страна вступила в войну. (Текст выступления Молотова см. в Приложении 1. Приложения начинаются со стр.96 текста. Прим. М.С.)
Плановые занятия прекратились, в том числе были отменены и экзамены, которые мы не успели сдать. Вскоре мы убыли на зимние квартиры в расположение училища и несли службу (охрана объектов и патрулирование) в ожидании приказа Наркома обороны о присвоении нам первичных командирских званий. Приказ задерживался, а обстановка требовала нашего скорейшего направления на фронт. Началось формирование команд. Наша команда убыла на Юго-Западный фронт 22 июля 1941 года".
(Московское Краснознамённое военно-инженерное училище: исторический очерк и воспоминания. М.: СИП РИА, 2003. С. 5658)
Похоже, что команда, в которую попал лейтенант Митерёв, убыла из училища на фронт несколькими днями позже. Вот весточка от Николая с дороги.
Почтовая карточка, отправленная со ст. Прохоровка 30.07.42
Здравствуйте, папа, мама и Лёша! Шлю горячий привет и желаю самого лучшего в жизни. Пишу в поезде. Еду работать в Харьков, но точно не знаю где буду, или в самом городе, или вблизи его. Адрес сообщу, как приеду на место. Осталось ехать мало, уже Украина. Привет всем родным. Остаюсь жив и здоров ваш сын Николай.
В одной команде с лейтенантом Митерёвым на Юго-Западный фронт, командование и штаб которого находились тогда в Харькове, ехали и его однокашники по училищу молодые лейтенанты: Гецов Владимир Леонидович (1922 г.р.), Калашников Николай Фёдорович (1921 г.р.), Кожаков Павел Семёнович (1919 г.р.), Кочин Леонид Кириллович (1921 г.р.), Сухоруков Владимир Михайлович (1922 г.р.), Черноглазов Анатолий Георгиевич (1920 г.р.), Яковлев Николай Петрович (1921 г.р.). Всем им суждено будет стать сослуживцами-однополчанами и вступись в бой в составе одного соединения.
В Харькове молодым лейтенантам посчастливилось провести без малого целый месяц в резерве Штаба инженерных войск Юго-Западного фронта. Беззаботное время состоять молодым лейтенантом в резерве да, к тому же в таком городе как Харьков! У Николая появился свободный час, чтобы подробнее рассказать в письме родным о событиях последних своих мирных дней.
Письмо из Харькова (написано предположительно в первых числах августа 1941 г.)
...Несколько слов о своей жизни. 20-го июля меня выпустили из училища с званием "лейтенант инженерных войск". До 29 июля жил в Болшево. За это время был несколько раз в Москве. Решил заехать к тёте, т. к. все товарищи, живущие в Москве, едут к родителям, а мне больше некуда. (Тётя по материнской линии Прасковья Григорьевна жила в г. Кашире Московской обл. Прим. М.С.) С 30-го июля живу в Харькове. Город очень хороший. Москва сейчас в несколько раз хуже Харькова. Продукты все есть, мануфактура и всякие другие товары тоже есть. Жизнь проходит весело, есть время и отдохнуть и пойти в театр. Но не знаю, сколько придётся здесь жить. Живу в центре, напротив общежития украинский (муз.) театр, а через несколько шагов и кино. По первому требованию мы поедем по местам, а сейчас пока в резерве. Получаю зарплату, вернее ещё не получил, 625 р. (оклад). На этом писать кончаю, пишите всё, что можете и пожалуйста быстрее, может быть я ещё успею получить ваше письмо. На память посылаю вам фотокарточку, если помнётся, то я ещё такую же пришлю. Привет всем родным. Мой адрес: гор. Харьков, улица Карла Маркса, дом 19/13. Остаюсь жив и здоров ваш сын Николай.
Харьков понравился Николаю. Ведь это был город, в котором он когда-то намеревался учиться и жить. Конечно, его сравнение Харькова с Москвой не в пользу последней субъективно. Что он смог увидеть в Москве за время своего мимолётного пребывания в ней кроме привокзальных площадей? А здесь, в Харькове, он живет в центре города, ходит в театры и кино Словом, весело и с пользой проводит недолгое оставшееся ему от мирной жизни время.
Вот зашёл и в центральное фотоателье, чтобы сняться на фотокарточку в военной форме и разослать её своим родным и близким, а возможно, и бывшим ливенским одноклассникам, друзьям и подругам. Осталась ли в Ливнах у Николая школьная подруга-зазноба? Или по меньшей мере девчонка-симпатия школьных юношеских лет? Нам это не известно бабушка Маруся мне об этом никогда не рассказывала. Однако, думаю, что да! осталась: юности свойственна влюблённость Просто у молодых парней той поры не принято было делиться сердечными тайнами с родителями. Так что, предполагаю, одна из этих лейтенантских фотокарточек отправилась в почтовом вагоне и в Ливны на какой-нибудь неведомый нам адрес. Возможно, и по сей день она (фотокарточка) по старой памяти хранится где-нибудь в семейной бабушкиной шкатулке