Так то ж мои йоськи шумят, я их и не замечаю, продолжал вслушиваться каббалист.
«Йоськи»?
Говорят, первого, пражского голема Йозефом назвали, рассеянно отозвался Пахомов, тоже вслушиваясь. Даже если и едут, сторож их
Над степью разнесся протяжный, мучительный крик.
Каббалист снова торопливо сунул руку за пазуху. Высокий степной ковыль у насыпи пошел волной и вдруг раздвинулся. Резко вспыхнул переносной фонарь точно с него тряпку сдернули. Человек в мундире вынырнул из ковыля так неожиданно, будто лежал там в засаде, а теперь поднялся, позволяя себя увидеть.
Городовой? растерянно пробормотал Карташов.
Звонко и отчетливо щелкнул курок паробеллума в руке ребе Шмуэля
Городовой взбежал на насыпь и остановился, недобро глядя на оружие:
Во власть целишься? По государеву человеку стрелять вздумал, племя проклятое?
Мы просто испугались, придерживая каббалиста за руку, вмешался Пахомов. Ночь, темнота, крики Кричал-то кто? Что случилось?
То вам без надобности! Мы свои полицейские дела делаем, ваше дело не препятствовать. Пукалку свою сюда давай, недоставало еще, чтоб ты тут у меня перед носом ею размахивал! Городовой протянул руку к паробеллуму
Пешком? вдруг напряженно спросил Карташов.
Чего пешком? Полицейский так и замер с протянутой рукой.
Дела полицейские пешком делаете, ночью в степи? От самого города? Карташов шагнул вперед, решительно нависая над городовым, а тот вдруг съежился и даже попятился под напором путейца, едва не грохнувшись с насыпи. Как сюда попали, лошадь ваша где
Эк! Черная тень выметнулась с другой стороны насыпи и толстый дрын, почти полено, обрушился Карташову на голову.
Раздался глухой стук. Молодой путеец качнулся Толчок в спину, и он рухнул, носом уткнувшись в насыпь. Выскочивший из-за его спины человек развернулся, и здоровенная палка обрушилась раввину на запястье, вышибая паробеллум. Блеснув в свете фонаря, оружие взлетело в воздух и кануло в рыхлую землю под насыпью.
Темная степь будто изрыгнула людей множество людей! Они выскакивали из мрака и стремительно лезли на насыпь
Аааа! Каббалист успел еще закричать, хватаясь за ушибленную руку, но тут же смолк и булькнул, будто подавившись.
Палка с размаху ткнулась ему в зубы.
Скучал по мне, христопродавец? со зловещей ласковостью процедил тощий мужик в драных портках и длинном, не по размеру, пиджаке. Думал, небось, уже и не свидимся? А я знал, что встренемся мы с тобой на прямой дорожке! На железной! Он гыгыкнул и оглянулся, приглашая подельников восхититься шуткой. В ответ раздалось несколько угодливых смешков. Что молчишь уже не такой говорливый, как днем был? Ну вот и молчи, один, ось, языком попусту трепал. Он лягнул ногой назад, засадив каблук в бок лежащему на земле Карташову. Ну хиба ж они не дурнуватые, те образоватые! Мужик растянул губы, демонстрируя оскал, в котором дыр было больше, чем пожелтевших от махорки зубов. Шо обычно-то полиция пешим ходом по степи не бегает, он докумекал, а промолчать так нет! Вот и лежит теперь говорливый!
Из темноты вынырнули еще двое в полицейских мундирах, волоча за руки окровавленное тело.
Другой так и помалкивал, а все равно лежит! зашелся хохотом тощий.
Тело бросили под насыпью.
Это же наш сторож! вскричал побелевший Пахомов. Что вы с ним
Эк! В руках тощего мелькнула палка, ее конец ткнул Пахомова под дых. С глухим хаканьем инженер согнулся, прижимая руки к животу и хватая воздух ртом.
Молчите, не злите их! Каббалист обхватил его за плечи.
Слушай жида, путеец! Их племя знает: когда бьют, надо помалкивать, может, тогда не убьют! А может, и убьют, с предвкушением протянул тощий, кончиком палки медленно сдвигая каббалисту шляпу на затылок и быстрым толчком сбрасывая ее наземь.
Довольно! прозвучал снизу насыпи резкий злой голос. Четверо караулят, остальные займитесь делом!
Пахомову голос показался знакомым, но тело сводило от боли, воздуха не хватало, перед глазами плясали багровые круги
Як скажете, пане, як скажете! не сводя глаз с пленников, осклабился тощий. Шнырь, Жирдяй, Мордатый ко мне!
Рядом с насыпью снова гулко прошагал голем, набрал в охапку шпал и, не обращая внимания на людей, утопал обратно в темноту. С трудом разогнувшийся Пахомов проводил его тоскливым взглядом: ожидать помощи от глиняной куклы было так же бессмысленно, как надеяться, что под ногами бандитов вдруг провалится насыпь. Слишком хорошо она построена, чтоб провалиться.
Городовой окинул пленников долгим взглядом и сбежал вниз по насыпи, а инженеров и каббалиста окружила городская шпана, обряженная если и не в сущие лохмотья, то в одежду явно с чужого плеча. Мордатый и впрямь был мордат, как бульдог, Шнырь тощ и мелок, а воздвигшийся за спиной Жирдяй оказался здоровенным детиной, смахивающим на младшего недоразвитого братишку големов.
В трех десятках шагов пара големов похожими на ковши ручищами нагребала землю, засыпая уже вколоченные сваи. Их плоские, лишенные всякого выражение лица с круглыми дырами ртов то пропадали из виду, когда големы наклонялись, то появлялись снова и казалось, что глаза с тусклыми огоньками в глубине глядят прямо на столпившихся на насыпи людей.
Ишь, пялятся! хрипло прошептал Штырь, и в руке у него появился нож. Не кинутся? и с опасливым вопросом покосился на каббалиста.
Хватит ерунду городить! раздался из-под насыпи все тот же злой голос.
Предводитель шайки на насыпь не поднимался и на свет не показывался, стоял в стороне и виднелся только темной тенью. Да и одет был неприметно. Но голос по-прежнему казался Пахомову знакомым. Будто слышал совсем недавно, причем в обстоятельствах не особо приятных, однако не таких мерзких, как сейчас!
Ничего они вам не сделают! раздраженно прикрикнул на подельников предводитель.
«А ведь могли бы! Могли!» отчаянно думал Пахомов, почти с ненавистью глядя на невозмутимо вышагивающих вдоль насыпи големов. Вокруг стучало, лязгало, шаркало, насыпь едва заметно тряслась шла работа. Пахомову хотелось взвыть. Вон та парочка глиняных великанов могли бы варнаков разметать что големам палки, ножи да хоть паробеллумы! Могла если бы каббалист приказал! Только стоит Шмуэлю открыть рот Пахомов покосился на охранника и наткнулся на внимательный ответный взгляд. Тощий предостерегающе покачал дубинкой дескать, не шали! и инженер снова уставился на приближающегося голема. Шатается тут как ни в чем не бывало, истукан глиняный!
Что будет с ними, с живыми? Будут ли они живыми?
Начинайте уже! распорядился предводитель по проскочившим в голосе визгливым ноткам стало понятно, как отчаянно он нервничает.
Гей, хлопцы, чулы, що пан велит? скомандовал тощий, не поворачиваясь и продолжая настороженно переводить взгляд с каббалиста на инженера. Шевелитесь, ночка она короткая!
Двое бандитов в полицейских мундирах снова появились из темноты, и у Пахомова возникла тоскливая мысль о судьбе тех, с которых они эти мундиры сняли
Пошел! Не упирайся, я тебе поупираюсь! совершенно по-полицейски начальственно рявкнул один, и следом на насыпи появились двое в цивильном, на сей раз приличном, хоть и небогатом, платье. Один худой, с тонким, почти иконописным лицом и пятнами болезненного румянца на впалых щеках шел сам, хотя видно было, что за ним внимательно и настороженно присматривают. Второго высокого широкоплечего здоровяка подпихивали в спину дулом паробеллума.
Мгновение суеты, и на насыпь с руганью и пыхтением втащили изрядных размеров дорожный сундук. Худой защелкал запорами Вездесущий Шнырь услужливо сунулся с фонарем поближе, и Пахомов сумел разглядеть на пальцах худого отметины, какие остаются от постоянной возни с химикатами.