Мы успели сбегать за второй, приготовить пикантную закуску в виде болгарского перца и намазанных на него плавленых сырков. Наливали молча. То ли каждый думал о своём, то ли дружно боялись услышать от Евграфыча банальный сюжет, уже озвученный нами на разные лады. Сюжет оказался ещё банальней. Три часа понадобилось компьютерному кощею бессмертному для того, чтобы из дебрей сети извлечь на свет божий всю подноготную той истории. Монстр предупредил, что данные неофициальные, что молва есть молва, что сеть большая помойка, что в ней всё надо делить на семнадцать, а потом ещё раза два на семнадцать. В конце-концов, я перебил компьютерного гения на полуслове. Твёрдо пообещав процедить информацию, я весь превратился в слух. Сашка наблюдал за выражением моего лица, как за самым увлекательным триллером, пытаясь уловить по моим гримасам хоть чуточку информации. Разговор длился минут двадцать, но Александрову эти двадцать минут показались вечностью. Наконец, я довольно жёстко произнёс: «Благодарю!» и отключил телефон. Ещё минут пять я молчал. Сашка даже не пытался теребить меня, зная, что я всё расскажу сам, когда смогу переварить услышанное. Процесс переваривания шёл тяжело. Наконец, я очнулся от раздумий и обратил внимание на Сашку. Весь рассказ не укладывался ни в какие рамки.
Глава 3
Дурной сон. Всё эти чёртовы пятнадцать минут. Свалил бы с работы на пятнадцать минут раньше, и, глядишь, не вляпался бы в эту историю. Да Многое я видел, похожее что-то попадалось, но чтобы такой вульгарный детектив! Просто сериал какой-то!.. Мыльная опера про оперов. Кино! С плохим режиссёром, с ублюдком сценаристом, с отвратительными актёрами, ужасающими статистами Блин! Первая премия за худший фильм года! Сашка просто не поверит, что такое вообще возможно. Я ещё налил по рюмке, хотя явно видел, что напарник ждёт совсем другого. И водка его сейчас интересовала не больше, чем меня. Чем-то надо было отвлечь воспалённый мозг и трясущиеся руки. И всё же тянуть было нельзя. То, что по капле с просторов Интернета собрал Евграфыч, постепенно уложилось у меня в голове, хотя для этого понадобилось довольно много времени. Пока я говорил, Сашка менялся в лице. На его физиономии отображался весь спектр чувств, которые были возможны. Он почти не перебивал меня, не задавал вопросов, не вставлял реплик в и так уже безнадёжно испорченную пьесу Вся история выглядела банальной до идиотизма, до отвращения. Полтора года назад Арсений Куприянов, находясь за рулём собственного автомобиля «мерседес-бенц SLK» государственный номер такой-то, сбил на пешеходном переходе молодую женщину, Александру Жилину. Женщина погибла мгновенно, ещё до приезда «скорой». ДПС подъехала с приличным опозданием. На место были вызваны оперативники из ближайшего отделения милиции. Дружным кагалом они составили протокол, опросили непосредственных свидетелей происшествия, вызвали спецтранспорт и отправили тело в морг. В процессе следствия, которое шло ни шатко, ни валко в течение года, часть свидетелей от своих первоначальных показаний отказались, кто-то вообще перестал общаться с правоохранительными органами. СМИ начали, как обычно мусолить тему о том, что, «как всегда папенькин сынок останется безнаказанным». Дело, благодаря вездесущим журналистам и блоггерам получило значительный резонанс. На следствие и его окончательную фазу, общественное мнение, как и всегда, впрочем, никак не повлияло, и под давлением массового свидетельствования против девушки, дело было закрыто. Естественно, новая буря негодования пронеслась по социальным сетям. Обсуждались и коррупция властей, и продажность правоохранительных органов, и папины деньги. И даже не упустили кольнуть оправданного Арсения в покупке нового автомобиля значительно скромней и проще. В народе Куприянова нарекли убийцей. Прошли какие-то чахлые митинги с плакатами: «Куприянова на скамью подсудимых», «Следователи дальтоники» и разными другими, менее читабельными, но более остроумными. В конце концов, молва поутихла и, вроде бы даже поверила в то, что девушка сама была виновата. Несогласным с этим остался лишь жених Александры. У неё реально был жених. И он реально был ветераном Второй Чеченской И что уж самое отвратительное в этом во всём Жилина была на седьмом месяце беременности. Это сводило все сценарные планы повествования к какому-то водевилю-ужастику. Такого нагромождения всякой фигни, я и в кино-то не встречал. Даже в очень плохом. Ощущение, которое я испытывал, сначала услышав всё это от Евграфыча, а потом, пересказывая Саньку описанию не подлежит. Мы замолчали, налили и молча выпили.
Я надеюсь, ты нигде ничего не прибавил тихо сказал мне Сашка, проглотив водку, как воду.
Ты ещё скажи пошутил!.. юмор у меня кончился за пятнадцать минут до того, как я не успел свалить с работы в ту самую пятницу. Мерзость какая-то. Что в планах? теперь я смотрел на Сашку, как на старшего.
Что что?! Наручники, мля, ОМОН, все дела Хочешь, сейчас поедем, хочешь протрезвеем немного. Хотя лично я выпил бы ещё. И побольше. А поедем завтра. Адрес-то есть?
Я молча кивнул, сглотнув слюну. Молча встал. Молча вышел из квартиры и спустился в магазин за новой порцией мозгового допинга. Куда он от нас денется, стрелок? Что там говорил Евграфыч про войска, в которых служил Новиков жених погибшей девушки? Кем он там был на этой Чеченской?.. Правильно, Сергеев, снайпером! Как же это ты Сергеев угадал, мать твою?.. Какой же ты проницательный, сука!
Напились мы нещадно. Как в студенческие времена, до зелёных соплей напились. Говорили что-то о том, что сами на месте этого Новикова мочили бы этих папеньких ублюдков направо и налево. Душили бы этих пидоров, которые ни пороху не нюхали, ни жизни не знают Под утро, в полном соответствии с дикостью ситуации, мы клялись друг другу в вечной дружбе и давали слово, что отпустим снайпера на свободу, пожав его мужественную руку. Когда совсем рассвело, перед тем, как рухнуть спать, кто, где сидел мы почти придумали план по переселению снайпера, с полной заменой имени, фамилии, документов и новой легендой. Наше продолжение мерзкого сериала казалось нам вполне удобоваримым. Пожав друг другу руки и крепко обнявшись по-мужски, непосредственно перед тем, как отрубиться, мы составили полный план спасения рядового Новикова от несправедливости правосудия
Утром, молча и угрюмо, вполоборота друг к другу, мы ехали в дежурной машине на задержание. До нас в адрес уже было выслано подкрепление: психолог на случай, если снайпер будет отстреливаться или, не дай Бог, возьмёт заложников, криминалисты и ОМОН. Сказать, что я чувствовал себя уродом ничего не сказать. Сашка сопел рядом, и я был уверен, что больше, нежели похмелье, его мучает ощущение несправедливости, собственной ублюдочности и персональной мерзости. На месте были уже все, кроме нас, красивых. На наших лицах была отпечатана вся ночная «работа» во всей красе и в соответственном ароматическом обрамлении.
Не говоря ни слова, мы прошли к подъезду, минуя кордон, выставленный ОМОНом и операми из местного отделения. Вошли в парадную. У нас не было оружия, и мы знали, чем мы рискуем. За нами зашли двое оперативников с табельными пистолетами наготове. Подошли к двери. Я нажал на звонок. Услышав: «Открыто», я смело рванул на себя дверь. Сашка немного оттеснил за мою спину вооружённых коллег, оставляя их за дверью. Я один ступил за порог квартиры. Первый этаж. Под окнами целый десант. «Террориста берём не иначе!» злобно подумалось мне. Никакой профессионализм во мне в этот момент не говорил ни слова ни звука. Он молчал. Совесть дремала, подкошенная непомерными ночными возлияниями. В тёмной маленькой прихожей, сестре-близняшке моей «хрущобы», в инвалидном кресле сидел молодой бородатый мужчина.