Да, ругательства в биоимплант не прошьют, небось?
Йоргос пожал плечами:
Не знаю, что туда прошивают. По-моему, технология настолько ещё нестабильна, что всё может произойти. Но это не значит, что нужно закидывать гнилыми овощами лаборатории или избивать инженеров. Я с такими дело не имею.
Молодец.
Павел открыл холодильник, посмотрел на ещё две бутылки шампанского и закрыл дверцу.
Потом, пробормотал он. Каждый год обещаю себе, что уговорю какого-нибудь бедного дурака поработать на первое января. И каждый год этот дурак я. Мишка готовит вкусно пожрать и сматывается, горничные исчезают, и только я
Он махнул рукой, но на его лице цвела довольная улыбка. Йоргос вообще не помнил, чтобы Павел когда-нибудь бывал всерьёз огорчён или озадачен.
Так тебе здесь, наверное, хорошо? Павел вернулся к теме. Тут от технологий только столб у меня во дворе да подъёмники. Ну и дорога.
Йоргос помедлил и кивнул: «хорошо» может быть, и не то слово, но ему тут не неприятно.
Посмотри на этих людей, они живут просто, используют простые вещи. Пусть я думаю, что это перебор вот так запереться на краю света, но я понимаю их стремление к естественным вещам. Я уважаю это.
Ага, как ты заговорил! Павел с улыбкой цокнул языком. Он смотрел на кухонный стол, заставленный едой, прикидывая, что нужно перетащить в столовую в первую очередь.
Йоргос пожал плечами:
Это правда, теперь я не считаю их дикарями. Я уважаю так же и то, что они никого не заставляют разделять их убеждения и образ жизни. В отличие от некоторых моих знакомых.
Это да, задумчиво согласился Скульзев. Ты знаешь или нет, что у Хадиуля есть дочь?
Йоргос удивлённо мотнул головой:
Он ни разу о ней не упоминал.
Ну, наверное, ему нелегко она как ты, но помладше. В смысле, тоже учится, студентка на последнем курсе в местном вузе. Мелком, куда ему до Города Университета. Когда она захотела уехать, Хадиуль даже не отговаривал. Свобода и добровольность. Ты поэтому сюда приехал?
Из-за дочери Вождя? не понял Йоргос.
Из-за простоты их жизни. Из-за того, что ты «естественник».
Н-нет Йоргос заколебался, но всё же почему не признаться?
Я вытянул бумажку из чайника.
Павел оторвался от созерцания еды:
Жребий? Что, правда?
Да. Профессор Рекем написал названия малых групп сект, которые его интересовали, на бумажках, и мы, трое аспирантов, «выбрали» тему своей работы. Вот так вот это сейчас делается
Ну, не грусти, Павел сочувственно похлопал его по плечу. Новый год же, выпьем, повеселимся. И вообще, считай, это судьба. Ладно, пора кормить сноубордистов. А то полночь близится а их всё нет.
апрель, два года назадОтодвинув планшет на край стола, Йоргос рисовал на большом листе серой бумаги круги обводил карандашом несколько строк:
«Попытка «миссионерства». Х. расск-ет об баз. принципах:
1. невмешательство
2. ест. цикл
3. эколог. вз/связи
4. животные говорят на всеобщ. языке (мистицизм??)»
Ниже был план работы:
«1. Поля и огороды. Система орошения (зачем? здесь достаточно осадков).
2. Не охотятся.
3. Неск-ко коз, куры.
4.
Просто сделай уже это!»
Последнее было посланием самому себе. Описать «экономику» общины действительно нужно было давно, этот раздел оставался пустым уже полгода, но вовсе не из-за нехватки материала. Из своего быта община тайны не делала, всё было на виду. Они арендовали плоский и обширный кусок земли восточнее базы и возделывали его. Ели яйца и пили молоко, но не трогали мясо. Йоргосу было любопытно, что случается с пожилыми курицами, но пока ни одной при нём не скрутили голову.
Но писать об этом было скучно и лень. Слишком просто. Неинтересно.
А из интересного имелись только расшифровки бесед с Вождём, где тот ненавязчиво пытался донести до Йоргоса основы учения «говорящих». И с виду это было пёстрым лоскутным одеялом из различных философских концепций. Никакой особой глубины. Но если так, что же заставляло людей селиться в общине?
В «люксе» Йоргоса умещались два шкафа, стол, кровать и дисплей на стене. Зато она была светлой из-за больших окон. Йоргос с началом весны придвинул стол к одному из них и теперь частенько застывал, уставившись вместо планшета на лес, подступающий к дому.
Сейчас деревья светились под апрельским солнцем, казалось, что за окном тепло-тепло, самое время выйти и вдохнуть весну полной грудью. Но это было иллюзией: там гулял холоднющий ветер, а по-настоящему тепло должно было стать не раньше середины мая.
И всё же Йоргос решил плюнуть на работу и прогуляться хоть немного.
Маленький участок дороги, ведущий от дома к обзорной площадке и вниз, до шлагбаума, Павел содержал за свой счёт. И раз в неделю зимой он чистил дорогу, подавая энергию от столба на обогревательные полосы по обочинам и «стаивая» снег. Потом тот выпадал снова. Сейчас дорога виднелась средь неровных, подтаивающих сугробов как единственная примета цивилизации.
На площадке Йоргос остановился полюбоваться озером: по-прежнему оно было сковано льдом, снег на берегах даже не думал сходить там, внизу, слишком мало солнца, слишком холодно, туда весна придёт в конце мая. Вытянутое, узкое, похожее на растёкшуюся по столу лужу воды, озеро огибало одну сопку и упиралось в бок другой.
Йоргос задумчиво скользил взглядом по линии берега, когда что-то привлекло его внимание: всполох света. Маленький костерок меж камней, у самой кромки льда. И рядом тоненькая фигурка с развевающимися на ветру очень длинными светлыми волосами. Женщина или девушка.
Он невольно улыбнулся: почему-то от неё было тяжело отвести взгляд. Отсюда она казалась такой хрупкой и маленькой и ещё одинокой, но в то же время именно там и было её место. Как будто она не пришла туда, на камни, к озеру, а родилась среди них, поднялась, как дерево из маленького ростка.
Йоргос нашёл глазами нижний край подъёмника: как-то далеко. И внизу придётся пробираться по камням, да и наверху до него ещё идти. Может быть, фигурка исчезнет, пока Йоргос будет спускаться к озеру. Но всё равно, ему очень хотелось посмотреть, кто же эта женщина. Узнать, что она там делает.
Прошёл почти час, пока Йоргосу удалось добраться до костерка, но женщина молоденькая девушка была ещё там. Она с интересом смотрела, как он перелезает через камни, а он всё время забывал глядеть под ноги, ему хотелось побыстрее увидеть её вблизи.
Вряд ли ей было больше двадцати. Пока он спускался, длинные волосы она уже заплела в косу, наверное, они мешали на ветру. Хрупкая, невысокая, со светло-серыми, прозрачными глазами, одетая в слишком большую куртку и длинную шерстяную юбку, она казалась подходящей этому месту всяко больше, чем он сам. Йоргос вдруг представил, как смотрится рядом с ней выше её на полторы головы, широкий, смуглый, носатый семейная черта, и ему стало смешно. Отелло и Дездемона.
Здравствуй, сказала девушка, когда между ними осталось не больше трёх шагов, и протянула ему узкую ладонь. Ты Йоргос, правильно?
Он кивнул и пожал её тёплую руку.
Я Хенна. Хадиуль мой отец.
Значит, она старше, чем кажется, решил Йоргос. Но зато понятно, откуда эта её «уместность»: она живёт тут много лет.
Здравствуй, произнёс Йоргос. Хенна вытянула свою ладонь из его, и он смутился: почему-то забыл, что всё ещё держит её за руку. Зато теперь как будто чего-то не хватало.
Хенна повернулась к озеру и сказала в пространство:
Я знаю про тебя всё, что знает отец. Он всё мне рассказывает об общине.
Знаешь что? с интересом спросил Йоргос.
Ты антрополог. Исследователь. Описываешь наш быт, верно? она всё ещё смотрела на озеро, но Йоргос подозревал, что она следит за ним краем глаза. Он кивнул.
И ещё ритуалы, так?
Он усмехнулся:
Да уж.
Отец показал тебе тот спектакль, признала Хенна. Да, он ненастоящий. Но это не значит, что настоящих нет. Если хочешь