Чего делал? не понял Андрей.
Ну это, Петруха изобразил боксёра, уклоняющегося от ударов противника.
А, это улыбнулся Столяров. Так годы тренировки.
Так ты боксёр что ли? А Лёха вот говорил, что ты массажист.
Не, ребята, я и не то и не другое, Столяров снова засмеялся.
А кто ты тогда? в голосе Петрухи послышались нотки разочарования.
Я, ребята, на лекаря учусь. А спортом с самого детства занимаюсь.
А чо, у вас в Донецке на врачей не учат? это вступил в разговор, молчавший до сих пор Игорёк.
На врачей-то учат, но вот такому, как ваш Никодим, ни один медицинский институт обучить не сможет, развёл руками Андрей. Если бы в городе был кто-нибудь, кто мог бы по своему мастерству сравниться с Никодимом, чего бы тогда я сюда приехал.
И чего, хочешь сказать, что наш захолустный доктор знает больше, чем профессора в вашем институте? не унимался Игорёк.
Видишь ли, я и сам не понимаю, как так получается. Каждый год выпускают сотни врачей, специалистов разных профилей, а больных вот в больницах почему-то всё не уменьшается. Вот только когда эти выучившиеся в институтах доктора закормят своего пациента пилюлями, тогда тот плюёт на всю их учёность и приезжает к вашему захолустному лекарю, и он поднимает больных с кровати и вылечивает то, что городские сделать не смогли.
Так что, выходит, Никодим, действительно, хороший лекарь, не шарлатан? допытывался любознательный Игорёк.
Хороший, не то слово, он целитель, что называется, от Бога. Разве к шарлатану такие очереди будут каждый день стоять? теперь задал вопрос Андрей.
Так ты, стало быть, у Никодима в учениках? будто размышляя сам с собой, спросил Коляныч.
Стало быть, так оно и есть, подтвердил Столяров.
А научился уже чему-нибудь?
Ну, могу уже кое-что.
А такое вылечить можешь? Коляныч закатил рукав куртки и показал приклеенный крест-накрест к руке лейкопластырем марлевый тампон. Вторую неделю гноится и не заживает.
Андрей положил свою ладонь на повязку Коляныча и прикрыл глаза. Увидел особым зрением блок на энергетическом канале, сделал несколько манипуляций пальцами вдоль этого канала. Ощутил, как энергия потекла более свободно, и ещё раз повторил свои манипуляции. Теперь канал был прочищен, и можно было рассчитывать на быстрое выздоровление.
Ты, случайно, не ушиб руку? спросил Столяров, окончив лечение.
Было дело, подтвердил его догадку Коляныч, доской ударил сильно.
Понятно. Ну, думаю, что через пару деньков заживёт, только мазь не забывай прикладывать, чтоб ранка не засорилась и быстрее затянулась.
И что, вот это и всё? засомневался в эффективности проделанных Андреем манипуляций здоровяк.
Всё-всё, не сомневайся. Завтра убедишься, улыбнулся ученик лекаря скептицизму своего первого пациента, которого он лечил сам, без надзора со стороны учителя.
Ладно, посмотрим, всё ещё с сомнением в голосе сказал Коляныч, закатывая рукав. Если пройдёт, с меня бутылка.
Спасибо, друг, но я не пью.
Чё ты за мужик такой? Не курю, не пью довольно похожим на Андрея голосом передразнил Игорёк.
Да потому что понял, что не хочу травить себя, а хочу быть здоровым и не болеть.
Поговорив ещё немного, Андрей попрощался со своими новыми знакомыми и продолжил свой путь по ночному посёлку. Сегодня, за несколько последних дней, впервые не было дождя. Днём из-за редких облачков выглядывало солнце, а сейчас в разлившихся по дороге лужах отражались многочисленные пуговки звёзд и располневшая в течение двух недель луна.
Компания парней, тем временем, пошла в своём направлении.
Чёрт, ругнулся Петруха, когда перед ними промелькнула чёрная тень, опять этот кот. И не спится ему у бабки Матрёны, шастает по ночам, людей пугает.
Он сплюнул три раза и, подождав пока его товарищи пересекут условную черту, оставленную пробежавшим животным, двинулся за ними дальше.
Глава 5
Хмурое осеннее утро не прибавляло оптимизма и вряд ли могло развеять грусть, от которой уже несколько дней не могла избавиться Светлана. Небо было затянуто облаками, а по стёклам медленно стекали капельки холодного дождя. Сегодня был выходной, но девушка проснулась, как обычно, рано. Полежав немного с закрытыми глазами, она снова незаметно погрузилась в дремоту, но тут же вновь резко проснулась от громкого звука разбившейся посуды. «Опять баба Дуся что-то на кухне разбила», подумала Светлана и, накинув халат, поспешила к «месту происшествия». Войдя на кухню, девушка убедилась в том, что не ошиблась в своих выводах. Старушка, опираясь левой рукой на стол, правой пыталась веником собрать в кучку черепки разбитой тарелки. В последнее время у Евдокии Нестеровны сильно болела нога, и она с трудом могла на неё опираться. Палочки у неё не было, поэтому ей приходилось помогать себе руками, держась то за стол, то за ручку двери, то за другие предметы мебели. Одной свободной рукой было очень неудобно что-либо делать, и сегодня это был уже третий случай за неделю, когда посуде не повезло. Сначала была разбита тарелка, вчера чашка, и вот сегодня ещё одна тарелка приказала долго жить.
Баба Дуся, ну я же вам говорила, что не нужно самой браться за посуду. Вы всегда говорите мне, и я всё сделаю, что вам нужно, в который раз попыталась вразумить девушка неугомонную старушку, забирая у неё веник.
Ты же спала ещё, что ж я буду тебя из-за всякой мелочи будить. Поспи хотя бы в свой выходной.
Светлана быстро смела черепки, разлетевшиеся по всей комнате, на совок, выкинула их в мусорное ведро и, повернувшись к Евдокии Нестеровне, с улыбкой сказала:
Баба Дуся, вас не перевоспитаешь. Вы как маленький ребёнок, говоришь вам, говоришь, а вы всё своё. Вот, разбили ещё одну тарелку, и меня всё равно разбудили.
Ты меня прости, деточка, иди, ещё полежи, я сама потихоньку здесь
Евдокия Нестеровна! голосом строгого воспитателя детского сада начала Светлана, давайте ещё раз договоримся, что вы не будете браться за какие-либо дела сами, если я дома, и не важно, сплю я или не сплю. Хорошо?
Ладно, ладно, Светочка, хорошо, не буду, в который раз пообещала старушка.
Вот и договорились, ответила Светлана, нисколько не сомневаясь, что и в следующий раз будет всё точно так же.
Конечно, всё это старушка делала не из вредности. Она очень привязалась к своей квартирантке и любила её, как свою внучку, а потому старалась, по возможности, не беспокоить девушку по пустякам, и сама пыталась делать мелкую работу, не требующую больших усилий. Вот только получалось это у неё всё хуже: и руки стали слабее, и ноги всё чаще подводили.
Так что вы хотели с тарелкой-то делать? спросила Светлана, помогая Евдокии Нестеровне присесть на кухонный табурет.
Да вот, кашки хотела сварить на завтрак, словно извиняясь, ответила та.
Сейчас я всё сделаю. Вы какую кашу хотите?
Пшёнки мне что-то захотелось.
Сделаю вам пшёнку, сохраняя на лице улыбку, как учил её Андрей, сказала Светлана.
На всякий случай она заглянула в холодильник, чтобы вспомнить, что там есть, и к радости обнаружила половинку тыквы, которую купила ещё на прошлых выходных. Она достала завёрнутый в пакет овощ и, показывая его старушке, торжественно объявила:
Сегодня у нас на завтрак будет тыквенная каша с пшеном! Как вы на это посмотрите?
С удовольствием посмотрю, ответила, просияв улыбкой, баба Дуся.
Когда каша была сварена и разложена по тарелкам, они присели за стол и приступили к завтраку. Не спеша, медленно разжёвывая так тоже посоветовал Андрей; Светлана задумалась о нём, и настроение вновь резко ухудшилось. Она всей душой хотела быть с ним рядом, но у них всё время это почему-то не получалось. Сначала он долго работал у своего директора на даче, и они виделись за это время всего несколько раз. Потом, когда он, наконец, закончил работу, они провели вместе всего пару недель, которые пролетели незаметно, особенно если учесть, что она ещё и работала сутки через двое. И вот снова разлука. На этот раз он уехал ещё дальше учиться у знахаря. Этот деревенский лекарь приезжал к Андрею в больницу, когда тот лежал у них в реанимации. Видимо, тогда тот и положил глаз на её возлюбленного и, возможно, предложил ему сменить сферу деятельности. Странная смена профессий, со столяра на лекаря, удивляла Светлану. «Может, это он, глядя на меня, на то, что я медик, и решил изменить свою жизнь, думала она, но только зачем мне эти жертвы? Лучше бы был здесь со мной, а не пропадал в каком-то захолустном селе».