Что же, повсюду ведьмы и черти? не выдержал Петр.
Не всюду, Фома ты неверующий. Бог тебя простит, баба Зина с опаской перекрестилась. Эти редко ходят. Когда случается чего или явление какое. В обычную пору всякая мелкая нечисть клокочет
Позади автобуса из тумана с ревом вырвались два больших джипа. Петр только заметил в зеркало, как внедорожники черный по обочине, красный по встречной полосе обогнали автобус и, рявкнув моторами, унеслись.
Вот и нечисть, зевком напомнил о себе из угла салона Витя.
Это так, мелочь, баба Зина, как и положено старухам, держалась в курсе новостей. Сынок нашего князька с заграницы вертухался. По фамилии и званьице. Теперь у нас порядками заправлять будет.
Нечисть, только отечественного производства, буркнул Витя.
У поворота на Воронью пустошь подобрали деда Захара с рыбалки. Вороньей пустошью называли обширные карьеры, где когда-то добывали глину и песок для окрестных заводов. Потом заводы кончились, карьеры заросли, в них встали озера, глубокие и богатые рыбой. В стужу, по первому льду, с ящиками и длинными, как огромные сверла, бурами в руках, сюда съезжались окрестные мужики. До седин Захар был физруком на селе, пока школу не перекроили в семилетку, а его не попросили на пенсию.
В армейском полушубке, унтах, Захар пахнул изморозью в тепло автобуса.
Привет, Петр Сергеич, Зинаида Ивановна. Здорово, Вить, остывшим голосом хрипел дед.
Господь с тобой, Захар, снова перекрестилась баба Зина.
Рыбак грохнул буром, стянул ушанку, обнажив густую и черную с проседью, нестриженую шевелюру. Девочки глядели на него с замиранием.
Вот вам и леший, повернулся к ним Петр, трогаясь с места. Баба Зина недовольно зыркнула на него.
Встал лед-то? Петр глянул на Захара.
Да, первый выход, хрипя стылым горлом, после долгого молчания Захар говорил с охотой. Только мелочь одна идет.
Котам, зевнула баба Зина.
Автобус укачивал, старушка пригрелась и тянулась в дрему.
Из-за поворота выросли обширные развалины приземистых строений бывшего колхоза.
Вот где нечисти полны штаны, улыбнулся в бороду Петр. Призраки доярок и ассенизаторов. А главарем демон председателя.
Девочки подняли глаза от телефонов и смотрели на развалины хозяйства с удивлением и растерянностью, словно не знали, что это за древние руины. По другой стороне дороги тянулись остатки ржавой изгороди, вплетенной в дебри зарослей. Местами выглядывали обломки зданий. Облупленная арка парадного въезда, глядя оголенным кирпичом, словно ждала гостей. Из арки торчали массивные распахнутые ворота, перекореженные так, словно их раздирало неведомое чудище. Двухэтажное здание конторы зияло чернотой битых окон и служило местом посиделок. Летом сюда приезжали с водкой и девками. Петр подумал, что толком не знает, что здесь было. Поговаривали, что-то военно-секретное. Но для местных просто была работа, и вот работы не стало. А люди остались.
Показалось их село самое обычное, белеными домиками и оградами за околицей растянулось по дороге. Дворы в большинстве еще сохранялись жилыми. В давности по кручинистым и пологим взгорьям вокруг села был раскидан десяток мелких деревень с белесыми соломенными крышами и разъезжими черноземными большаками. После пришли электрификация и колхозы. А к концу века от тех деревень остались смоляные столбы с обрезками проводов и редкие печные развалы в крапиве. Дети почивших старушек кто порезвее подались в город, другие перебрались сюда, в село.
Блеснула новоставленным льдом река, автобус спустился к мосту.
Вишь, лесовики мохнатые опоры сдерживают, баба Зина пришла в себя и кивнула девочкам. Потому мост только и стоит еще.
Э, опять старая за свое, добродушно зевнул Захар. Петя, останови за мостом. Пойду гляну лед на речке. Тонкий еще, наверное.
Петр скрипнул тормозами.
А вы, девчушки, не слушайте. Бабы наши обижены на весь белый свет, вот и болтают почем зря, Захар весело подмигнул девочкам и, кряхтя, вышел.
Ходят тоже знатоки, баба Зина зыркнула в сторону Захара, когда за тем закрылась дверь. А потом хороводы с русалками водят.
На повороте, у своей избы, старушка подалась к выходу:
Ты чего это, Петр Сергеич, грустный? аккуратно положила она монеты на коврик. Часом, не заболел?
Порядок, бабуль. Погода грустная, чего веселиться?
Ты погоди чуток, порадуешься. Дай-ка руку-то погляжу.
Ну тебя, бабуль, я сам как-нибудь, усмехнулся Петр.
Дай руку, не гневи лешего, баба Зина схватила его ладонь, когда Петр хотел забрать плату за проезд.
Девочки смешливо улыбались. Старушка мельком глянула на ладонь и повернула к Петру тревожный взгляд.
Что там, тоже черти? Петр вырвал руку и открыл ей дверь.
Ты бы, милый, зашел вечерком, я бы отварчику травяного навела, внимательно смотрела на него баба Зина.
Ты, бабуль, конечно, сохранилась дай бог каждому, Петр весело подмигнул девочкам. Так я не младшой черт по званию, отвык ночами по девкам бегать.
Девочки прыснули со смеху. Баба Зина плюнула в сторону, махнула рукой и, причитая про бестолковый люд, вышла, охая и волоча за собой пакеты.
Поднялись в гору и свернули на площадку конечной остановки. Пучеглазое, в два этажа, здание школы выглядывало из оголенного сада. Выскользнули из автобуса девчушки. Петр собирался на перекур. Кособочась, подошел Витя, взглядом спросил огня. Они стояли, дымили в морозный воздух. Молчали, смотрели на село, лежавшее перед ними на протяжном берегу реки. Слова давно кончились, все было понятно. Витя притушил бычок, с чувством дыхнул перегаром.
Ну ладно.
Пожал Петру руку и, скособочившись и оттого представляясь еще тоньше и слабее, чем был, побрел краем дороги. Петр смотрел Вите вслед и ощущал покой.
Петр Сергеич! послышалось со стороны школы. Привет! махая издалека рукой, к нему спешил директор школы, прижимая от холода полы старомодного пальто.
Здорово, Сергей Николаевич, Петр загодя протянул директору руку.
Они года два как познакомились. Петр бесплатно подвозил детей и учителей в город. Директор пособничал соляркой и придерживал для Петра обеды в столовой.
Слушай, у тебя выезд минут через сорок? спросил директор.
Где-то так.
Помоги шифер в школу довезти. Тут недалеко совсем. На «семерку» мою не погрузишь, а старших нет у меня теперь.
Петр кивнул и отщелкнул бычок.
Когда ж вам машину дадут? спросил с шуткой, выруливая на дорогу.
Да ну что ты, смеялся Сергей Николаевич. Когда школа полная была, все клянчил, коньяк в департамент возил. И то не дали. А как оптимизировали нас, че уж тут. Вот сюда, налево, он показал на небольшой беленый домик.
Во дворе Сергей Николаевич подхватил лестницу. В скудном, неухоженном хозяйстве директора проглядывало мужское одиночество. Из обрывков автобусных пересудов Петр знал: жена директора еще бог знает когда уехала в город. Выросшие дети тоже. А он остался.
Директор приставил лестницу к сараю.
Отсюда будем снимать, он резво вскарабкался на крышу.
Петр за ним. Осторожно ступая по гребням шиферных листов, директор подкладывал кусок мягкой резины под тяжелый гвоздодер и вынимал длинные, сотенные гвозди.
А сарай как? наблюдал за ним Петр.
Ничего, у меня рубероид подложен. Зимой не протечет, а весной придумаем что-нибудь.
Петр заметил, что с другого края крыши уже не хватает нескольких листов.
Бери с лестницы, махнул директор.
Петр ухватился за край большого листа, они неторопливо спустили шифер на землю. В автобусе лист поставили в проходе, директор сидел и держал его.
В школе было тихо, уроки недавно кончились. Длинные пустые коридоры точно состояли из слоев воздуха. Поднялись на второй этаж.
Был же у вас Михаил по хозчасти, припомнил Петр.