Был да сплыл, директор снял замок с чердачного люка.
Инструменты, Сергей Николаевич, подошла учительница лет шестидесяти, в строгом сером костюме. В руках она держала деревянный ящик.
Ну чего вы, я бы сам принес, директор достал из ящика стамеску и молоток. Эх, в люк не пролезет, придется колоть надвое. А там волна на волну положим.
Петр покачал головой.
С улицы бы поднять, по трубам.
Вы, как обычно, в половину поедете? спросила учительница с опаской, что Петр не поедет. Таню возьмете?
Где ж я тебе таких труб наберу? откликнулся директор с чердачной лестницы. Это ж метров по десять нужны. А у меня одни обрезки и хомуты, порывы закрывать.
Да, в половину, кивнул Петр учительнице. Возьму, конечно, скажите Татьяне.
Последняя наша надежда, подхватил директор, когда тащили шифер на воркующий голубями, пахнущий теплой и сухой соломой чердак. Английский, французский и компьютерная грамота три в одном. Вот надоест ей к нам в глухомань наезжать и туши свет, хоть школу закрывай. Департамент уже предлагал нас прикрыть и в город на автобусе детей возить. Оптимизаторы хреновы.
Протиснулись в маленькую дверку и вылезли на крышу, где, уцепившись за конек, лежала длинная лестница. Предусмотрительный, усмехнулся Петр. Директор забрался на лестницу, вынул гвозди из разбитого шифера и сбросил обломки на землю.
Это такое дело, брат, педагогика, директор устраивал новые листы, подкладывал заготовленные отрезки мягкой резины и прибивал шифер блестящими гвоздями. Школа стояла на бугре, и поверх голых раскидистых яблонь, с крыши открывался вид на округу. Просматривалось село, цепью выстроенное по холму к реке. Поле за рекой покрывал рыже-коричневый бурьян. Под мостом теперь, должно быть, рыбачил дед Захар. Высокие бетонные опоры моста давно облупились. При взгляде на опоры отсюда, сверху, казалось, что мост держат мохнатые лешие, упираясь ногами в лед реки, и лишь потому мост еще держится.
Похоже, снег будет, директор показал на горизонт.
От дальнего перелеска наступали темные, вихрастые тучи. Они шли обширным фронтом, словно кто-то гнал их. Что-то быстрое и веселое было в этих тучах. Петру на минуту стало отчего-то радостно, точно от чувства движения и силы, которые нес в себе снеговой фронт.
Пора бы. Уж столько все холод, холод, а снега нет. Земля вся вымерзнет.
Когда листы прочно встали на место, они спустились. Директор протянул Петру руку.
Зайди еще в столовую, успеешь.
Ехать надо. В другой раз.
Петр заглянул ему в глаза. Директор был крепок, тоска и нервность еще не продавили его.
Когда Петр подошел, Татьяна, учитель английского и еще двух предметов три в одном, как рекомендовал ее директор, в хорошеньком синем пальто, берете с аккуратной серебряной брошью в виде кошки и легких сапожках, стояла у автобуса, сжавшись и переминаясь с ноги на ногу от холода. Работала Татьяна только с начала года, и Петр толком ничего о ней не знал, кроме каких-то чудных слухов. Было ей двадцать с хвостиком, и она считалась едва не самым молодым учителем по району.
По-зимнему рано темнело. Выехали, собирая по пути редких селян. Они выходили на своих больных ногах к дороге и стояли, глядя на автобус.