Рэйф хотел. А лаборатория была заинтересована в дополнительных деньгах. Оставалось получить согласие Карин. Он дождался, пока ее семья отправится обедать, и постучался в дверь ее палаты.
– Да? – послышался из-за двери нежный голос. Рэйф решительно открыл дверь и быстро подошел прямо к кровати.
– Мы должны поговорить, – начал он… и слова застряли у него в горле. Карин кормила ребенка грудью. В одно мгновение Рэйф заметил молочную белизну этой груди, густой румянец на щеках Карин и, резко отвернувшись, отошел от кровати.
– Извините. – Его голос походил на скрежет ржавого железа. Откашлявшись, он продолжил, глядя в стену. – Я вернусь, когда ты… Одним словом, я зайду позже.
В коридоре он прислонился спиной к стене, заставляя себя думать о чем-нибудь постороннем, но это было невозможно. Он запустил пальцы в волосы, отчаянно мечтая о сигарете. Он не курил уже много лет, но сейчас прямо-таки чувствовал вкус табака.
Наконец, мимо него торопливым шагом прошла медсестра, вошла в палату Карин и через минуту вышла оттуда с ребенком на руках. Рэйф отлепился от стены, расправил плечи и вошел.
Решив не терять времени, он начал прямо с порога:
– Я договорился об анализе. Его сделают утром.
– Анализе?
– Да. Тест на установление отцовства. Глаза Карин вспыхнули.
– Не нужно никакого теста.
– Нужно. Неужели ты полагала, что я приму твои слова на веру и возьму на себя ответственность за этого ребенка без всяких доказательств?
Почему его слова так ранят? Ей ничего от него не нужно, она ничего от него не ждет.
– Ты прав, – спокойно ответила она. – Я вовсе не рассчитывала, что ты возьмешь на себя какие-либо обязательства.
– Если ты боишься, то это не больно. Просто несколько капель крови и все.
– Черт тебя возьми! Неужели ты думаешь, я поэтому..? – Карин взяла себя в руки и уже спокойнее сказала: – Я не боюсь анализов.
– Хорошо. Тогда я скажу в лаборатории…
– Но я не собираюсь его делать. Нет никаких причин для проведения теста на отцовство.
– Они есть. Если ты хочешь, чтобы я признал этого ребенка…
– Но я не хочу. Неужели ты еще не понял этого?
– Но ты сама послала за мной, Карин.
– Нет. Это сделала Аманда, услышав, как я назвала твое имя, когда я была… Что бы я ни сказала, я не посылала за тобой.
Черт, она великолепно владеет собой. Но если все так, как она говорит, неужели она не послала бы за ним – если он отец этого ребенка, – не будь она в полубессознательном состоянии?
Что ж, если она владеет собой, то и он не потеряет самоконтроль.
– Как бы то ни было, – сказал Рэйф, – я здесь. Меня объявили отцом этого ребенка, и я намерен узнать правду.
– Я никем тебя не объявляла.
– То есть ты хочешь сказать, что ребенок не мой?
Карин смотрела на Рэйфа. Солгать так легко, но однажды ее дочь спросит о своем отце и будет иметь право знать правду.
– Это моя дочь, – с достоинством сказала она. – Я выносила и родила ее.
– Как высокопарно! К сожалению, ты не ответила на мой вопрос.
– А разве ты поверишь моим словам? – Карин устало откинулась на подушки. – Уходи, Рэйф. Мне ничего от тебя не нужно.
Он скрестил руки на груди, глаза его подозрительно сузились.
– Даже ежемесячный чек на содержание ребенка?
– Разве я просила хоть что-нибудь?
– Разве ты могла? Ты даже не сообщила мне, что беременна. – Его губы искривились. – Или ты полагала, что вид женщины с младенцем впечатлит меня больше, чем огромный живот?
Карин резко отбросила одеяло. Рэйф протянул руку, чтобы удержать ее, но она отпрянула.
– Не прикасайся ко мне! – Она схватила лежащий рядом на стуле белый халат, надела его и встала на ноги. – Мне не нужна твоя помощь. Ни в чем. Я прекрасно справлюсь со всем сама. Я могу встать с постели, могу ходить, могу делать все, что хочу. И я хочу, чтобы ты убрался с глаз моих долой.
– Можешь хотеть все, что угодно. Я же буду делать, что должен, если только подтвердится, что ребенок мой.
– Если подтвердится? – Карин засмеялась, скрестила руки на груди и с вызовом посмотрела на него. – Почему бы нам ни решить эту проблему прямо сейчас, Рэйф? Ты считаешь, это не твой ребенок? Отлично. Он – не твой.
Он ждал этих слов, но ему не понравилось, что она бросала их в него, как камни. Он тоже скрестил руки на груди.
– Я проделал долгий путь не для того, чтобы играть в подобные игры, Карин. Я настаиваю на проведении теста.
Господи, подумала Карин, сколько мне еще терпеть все это? Она презирала Рафаэля Альвареса. Его высокомерие. Его невыносимую уверенность в том, что мир вращается вокруг него. Неужели она мечтала об этом мужчине? Нет, подумала она холодно. Главным в ее мечтах был секс, и единственная причина, по которой воспоминания о той ночи преследовали ее, состояла в том, что в объятиях Рэйфа она впервые почувствовала себя желанной с тех пор, как Фрэнк бросил ее.
Кого она обманывает? Конечно, она мечтала о Рафаэле Альваресе, но теперь с этим покончено. Встретив его лицом к лицу, услышав, как он обвиняет ее во лжи, Карин убедилась, что была права, решив ничего ему не говорить. Чем скорее она избавится от него, тем лучше.
– Ты слышала, что я сказал? – Рэйф сжал ее плечи. – Я настаиваю на тесте на отцовство. Это мое право.
– Твое право? – Она засмеялась и вырвалась из его рук. – У тебя нет никаких прав. Пойми это, наконец.
– Твоя семья с этим не согласится.
– Моя семья не принимает за меня решений.
– А что ты скажешь дочери, когда она вырастет? Что мужчина, которого ты назвала ее отцом, пришел к тебе и попросил провести тест на отцовство, а ты отказалась?
– Я ей скажу, что для нее было лучше не знать тебя.
Глаза Рэйфа предостерегающе сузились.
– Я не должен просить тебя об этом. Я хотел сделать все по-человечески, но если ты отказываешь мне…
– Я уже отказала тебе. Просто ты не привык слышать «нет».
– Что ж, суд подтвердит мое право на тест. – Он кивнул на телефон. – Если не веришь мне, позвони своему сводному брату, тому, который адвокат. Я уверен, он подтвердит это.
Одну долгую минуту она неотрывно смотрела на Рэйфа. Затем устало опустилась на краешек кровати.
– Зачем ты делаешь это? – прошептала она.
– Я хочу сделать все, как полагается. Если окажется, что ребенок мой, я должен быть уверен, что он воспитывается должным образом. Ты хочешь отказать дочери в этом?
– Я ни в чем не буду отказывать ей. Я отказываю тебе.
На виске Рэйфа забилась жилка.
– Обсуждение окончено. Я больше не прошу тебя сделать анализ, я велю тебе его сделать.
– Может такой подход и срабатывает там, откуда ты приехал, но здесь твои слова – пустой звук. – Карин снова встала на ноги и шагнула к Рэйфу. От ярости щеки ее пылали, глаза сверкали. – Убирайся, – прошипела она. Поскольку Рэйф не двинулся, она ткнула его пальцем в грудь и закричала: – Убирайся!
Рэйф поймал ее руку за запястье и крепко прижал к своей груди.
– Не смей тыкать в меня пальцем. Я не люблю этого.
– А я не люблю, когда мне отдают приказания.
– В моей стране, – сказал Рэйф, – женщины знают свое место.
– О, я в этом даже не сомневаюсь. Открывать рот можно только тогда, когда к тебе обращаются. Идти следует на два шага позади своего хозяина и господина. А ночью, в постели следует быть покорной и угодливой… – Остаток тирады застрял у нее в горле, когда она увидела, каким взглядом он смотрит на ее рот.
– Да, покорной быть следует, – сказал Рэйф низким и хриплым голосом, – но только не в постели.
Внезапно те несколько дюймов, разделяющие их, будто заискрили электрическими разрядами. Рэйф отпустил ее руку и отступил.
– Я приехал сюда потому, что, как я думал, ты позвала меня, – холодно произнес он.
– А если так? – сердце Карин гулко колотилось из-за того, каким взглядом он смотрел на нее. Понимая это, Карин разозлилась еще больше. – Что ты станешь тогда делать?
Действительно, что? Он вспомнил, как бросил телефонную трубку после разговора с Амандой и бегом побежал сказать своему пилоту, чтобы тот немедленно готовил самолет…