Обладавший более практическим складом ума, чем его брат, дядя Бевил считал, что племянница должна многому успеть научиться, прежде чем по праву наследования станет владелицей богатого и обширного поместья.
Поэтому Лаура могла с точностью до пинты сказать, сколько пива производится ежегодно на ее пивоварне, расположенной недалеко от Лондона; могла подсчитать ежегодную прибыль от лесного хозяйства и доподлинно знала, какой доход дает каждый акр плодородной земли, пестуемой рачительными дядюшками.
Лаура считала, что полученное дома образование в достаточной мере подготовило ее к жизни. Но к Академии для юных леди она оказалась совершенно не готова.
В школе книги использовались не для чтения, а в качестве вспомогательного средства для выработки правильной осанки – ученицы часами ходили по кругу с книгами на голове. Лауре постоянно приходилось садиться и вставать, и постоянно ей делали замечания, добиваясь от нее изящества и легкости движений. Локти следовало держать прижатыми к груди, что придавало девочкам вид марионеток из кукольного театра. Ее учили, как следует вести беседу, но при этом не переставали напоминать, что настоящая леди не должна говорить ни о чем, кроме погоды.
Лаура полагала, что, вышивая на полотне глупейшие изречения, едва ли можно чему-то научиться. Тем более что для вышивания девушкам выдавали старые застиранные лоскуты. Результаты, по мнению Лауры, не стоили трудов. «Терпение есть достоинство», «Достоинство есть добродетель», «Достоинство и добродетель – лучшее приданое» – какие нелепые изречения! Они совершенно не походили на те, что выписывала себе в тетрадь Лаура. Например: «Знание – высшая ценность». Или: «Несчастья закаляют характер». Но эти образцы мудрости в стенах академии никого не могли вдохновить.
Лаура не умела петь красиво, зато пела громко. После нескольких безуспешных попыток выработать у Лауры музыкальный слух миссис Вулкрафт сдалась. Лауру освободили не только от пения, но и от всех прочих музыкальных занятий, поскольку девочки жаловались, что после Лауры инструменты приходится снова настраивать.
Учениц миссис Вулкрафт обучали также искусству оформления интерьера, так что теперь Лаура могла отличить стул, сделанный в мастерской Томаса Чиппендейла (Английский мебельный мастер (1718-1779). Стилизовал мебель под китайскую, греческую и т.д.), от более старых образцов. К сожалению, миссис Вулкрафт считала, что искусство интерьера – это не только теория, но и практика, и девушкам предстояло научиться шить подушечки, изготавливать ламбрекены и прочее.
И вот теперь, после стольких лет обучения, Лаура оказалась в весьма затруднительном положении. Одно дело – учиться управлять домашним хозяйством, отдавать распоряжения слугам и совсем другое – самой выполнять обязанности прислуги. Именно это, то есть обязанности прислуги, ей и предстояло изучать в огромной кухне Хеддон-Холла.
Лаура была в полной растерянности. Впервые в жизни она столкнулась с подобными трудностями. Едва ли долгие беседы с дядюшками о философии и политике могли подготовить ее к чистке тяжелых чугунных котлов. Едва ли лекции миссис Вулкрафт о том, как сервировать стол и вести беседу, могли подготовить ее к мытью полов и чистке очага.
Лаура ужасно боялась, что ее прогонят с позором, и страх этот был вполне оправдан.
В детстве Лаура часто забегала на кухню погреться. Сидя на коленях у кухарки, она с удовольствием уплетала имбирное печенье, намазывая его взбитыми сливками. Однако весьма сомнительно, чтобы кому-то пришло в голову забегать в поисках уюта в огромную кухню Хеддон-Холла; к тому же здесь были слишком высокие потолки – даже для такого просторного помещения.
К кухне примыкали прачечная, пивоварня и кладовая. А выше – нужно было подняться по черной лестнице – располагались каморки для слуг, в том числе та, в которой поселили Лауру (домоправительница, миссис Седдон, заявила, что слуги рангом повыше живут в «старом крыле»). Над комнатками слуг, на крыше, стояла громадная бадья с водой – воду отсюда брали не только для нужд дома, но и для поливки сада и цветников.
Миссис Седдон оказалась весьма неприятной особой. Она совершенно не походила на добрую и ласковую домоправительницу Блейкмора. Да и кухарка встретила новую служанку не очень-то приветливо.
В первый же день из-за небрежности Лауры погас очаг, а когда она попыталась разжечь его, то оказалось, что это ей не по силам. Лаура могла бы с легкостью процитировать Платона и Аристотеля, не говоря уже о Шекспире, могла в уме сложить целую колонку трехзначных цифр, но чтобы развести огонь, ей пришлось обратиться к кухарке!
Что– то проворчав себе под нос, кухарка взяла из рук Лауры короб со щепками и в мгновение ока развела огонь. После чего отправила одну из горничных к графу -сообщить, что завтрак задерживается из-за неумелой новой служанки.
И кухарка, и поварята с нетерпением ожидали развлечения – они полагали, что Симонс придет выгонять глупую девчонку.
– Милорд не желает завтракать, – в некоторой растерянности сообщил дворецкий.
Однако Симонс умолчал о том, что граф, терпеливо выслушав его жалобы, решил: новой служанке необходимо дать время, чтобы она смогла освоиться. Слова навели Симонса на мысль, что хозяин заинтересовался глупой девчонкой.
Кухарку снисходительность графа отнюдь не привела в восторг. И она велела Лауре помешивать какое-то зелье, булькавшее в котле над очагом. Очаг был настолько широк и глубок, что там легко могли бы поместиться несколько котлов. За очагом высилась железная решетка, украшенная геральдической эмблемой Кардиффов, а поперек громадного зева протянулась толстая дубовая балка с множеством рычагов и блоков, позволявших перемещать тяжелые котлы. Разумеется, кухарка не стала объяснять Лауре назначение рычагов, и у девушки на ладонях вскоре появились кровавые мозоли. В конце концов один из поварят сжалился над ней и показал, как пользоваться этими механизмами.
Целый день ей не позволяли выйти из кухни. И следующий день был не лучше. Ей, как было заявлено, невозможно доверить ответственное дело, так что приходилось выполнять самую черную и грязную работу.
И, честно говоря, она не могла с этим не согласиться.
Таким образом, Лауре пришлось отложить осуществление своего плана на несколько дней. Зато девушка приобрела бесценный опыт и лишь теперь поняла, как ей повезло – ведь она родилась в семье богатых и знатных людей. Какое счастье, что ей не придется всю жизнь кипятить воду в чайнике! Даже с таким простым заданием ей не удалось справиться.
У чайников имелись крохотные железные ножки, чтобы их можно было поставить на угли, – вода так быстрее закипала. Лаура об этом не догадывалась и повесила чайник над огнем. Разумеется, вода закипала вдвое дольше.
Потом у нее подгорел бекон, коптившийся в жаровой трубе над огнем. Подгорел, потому что она не знала, как пользоваться этой трубой и как правильно нанизывать мясо на вертел.
Подгорели даже деревянные «собачки» – лопаточки для тостов, вырезанные в форме охотничьих собак. Их надо было, держа за хвосты, осторожно поместить в очаг, так, чтобы хлеб подрумянился до коричневой корочки с обеих сторон, но никто не сказал ей, что нельзя сунуть их в огонь и уйти.
На кухне весь день пахло мясом и хлебом – если, конечно, что-нибудь не сгорало по недосмотру Лауры.
Эти два дня стали худшими в ее жизни.
Прежде она даже не догадывалась, до какой степени беспомощна. Не догадывалась, так как ни дня не прожила без слуг. И от сознания собственной беспомощности Лаура чувствовала себя почти такой же несчастной, как от сознания того, что добраться до Алекса будет куда труднее, чем ей казалось.
Даже если бы ей удалось пройти мимо бесчисленных слуг, которые скоблили, чистили и полировали необъятные просторы Хеддон-Холла, если бы удалось подойти к хозяину дома – заметил бы он ее? Она очень в этом сомневалась. К тому же сомневалась и в том, что сумеет очаровать его, представ перед ним в грязном сером платье, источая кухонные ароматы.