И я поняла, что не успею! Не успею, и все! Эти и в лесу догонят. Мне нужен огонь, срочно!
Рванула к нашей кухне, вбежала и начала торопливо искать спички. У них тут самовар был, не электрический. Значит, должны быть спички, или зажигалка, или…
Дверь рухнула, прежде чем я даже взглядом успела осмотреть помещение. Затем раздалось:
– Карра эш, ураг Херард, уэре, морак Усар, дэкье.
Вот жешь мля – одним словом! Я постаралась дышать, просто дышать, а еще двигаться беззвучно. А потом мой взгляд упал на скатерть-самобранку, каким-то образом незамеченную моим вороватым воинством. Хотя сразу ясно почему – она была грязная, скомканная и валялась в углу. Торопливо хватаю скатерку, расстилаю прямо на скамье, прячась за столом, и слышу, как распахнулась дверь. Темный!
Торопливым шепотом начинаю упрашивать:
– Скатерть, миленькая, пожалуйста, дай свечк…
Тяжелые ладони легли на мои плечи, вынуждая вздрогнуть. Темные двигались бесшумно, вот его и не услышала.
– Усар? – предположила я.
– Морак Усар, – подтвердил темный, и пальцы с когтями прошлись по моим плечам, коснулись шеи осторожными поглаживающими движениями.
Вдох, выдох и не дрожать, Ритка! Мля, как страшно…
– А… что вы делаете? – спросила слабеющим голосом.
– Мм, еще ничего, – протянул темный.
Пуговица расстегнулась сама, за ней вторая, рубашка соскользнула с плеча. Меня затрясло, но держусь и едва слышно так:
– Скатерочка, миленькая, пожалуйста, дай именинный пирог с… – запнулась, – девятнадцатью свечечками, а? Отпразднуем начало моей взрослой жизни.
Темный захохотал. Смех был громкий, издевательский и с нотками торжества.
– Нашел? – раздалось из дома.
– Да, – ответил морак Усар.
– Пожалуйте, – сказала скатерка.
И прямо на расстеленной на скамье ткани появился торт! С кремом, сливками взбитыми, шоколадкой присыпанный и девятнадцатью зажженными свечами! Я слышала, как приближаются Дайрем и ураг Херард, точнее, переговоры на языке темных, смех, едва те вошли в столовую… Я все слышала, но смотрела на огонь, танцующий на фитиле ближайшей ко мне свечи. Голодной змеей рука метнулась к свечке, пальцы второй коснулись огня, и, закрыв глаза, я прошептала:
– Печка, печка, печка, печка… – старательно представляя себе печку в избушке, а еще почему-то подумалось, что прав был Стужев…
* * *
Рев пламени!
Треск!
И тишина…
Понимаю, что все еще держу свечку и палец левой руки лижет теплый язычок пламени. Обоняния коснулся запах водки и малины… Я медленно открыла глаза.
Чтобы встретиться с округлившимися от удивления глазами Навьего бога!
И если бы он тут был один – паника накатила, едва я поняла, что присутствующих в деревянной горнице Кощеева дома много – по правую руку от Яна сидела Снегурочка, а с ней рядом Марья Кощеевна, а еще имелось двое мужчин и два пустых места… И стол к обеду накрытый, вот только посуда черная вся! А из глубины дома донеслось смутно знакомое хриплое:
– Я должен найти ее тело!
– Коша, это бессмысленно. – Голос Кощея-старшего узнала сразу. – Она мертва, и точка! Хватит, Александр. Давай мы просто успокоимся, выпьем…
– Я НЕ ХОЧУ ПИТЬ! – Крик, от которого затряслись стекла. А следом почти стон: – Я должен найти ее тело… Меня убивает мысль, что кто-то будет ее касаться… Что ее может выбросить порталом на свалку… Что по ее телу будут ползать че… – Голос сорвался.
У меня внутри тоже что-то оборвалось, больно так стало, даже вдохнуть больно.
– Ей уже все равно, – резонно заметил Кощей.
– Мне не все равно! – снова сорвался на крик Стужев.
И я сорвалась, на это уже просто не хватило моих нервов! Я не знаю, чьих нервов хватило бы, но не моих! Мои сдали! Окончательно и полностью! Мои готовы были лезть на амбразуру, прыгать с гранатой под танк, вступать в конфликт с гопниками, сдавать сессию экстерном и бить морду темным, только бы не слышать отчаяния в голосе вечно издевательски-надменного Князя. Отчаяния, которое убивало меня вопреки всем словам старшей Яги, вопреки доводам разума, вопреки всему, что я не знала о себе. А я не знала, не могла знать, не догадывалась даже, что его боль будет рвать меня на части!
И, наплевав на собственную безопасность, просто заорала:
– Да живая я, Стужев! Живая, понял?!
В следующую секунду единственный звук, раздающийся в этом доме, был звуком моего тяжелого дыхания.
Но затишье длилось всего секунду!
Он появился в дверном проеме. Не знаю, с какой скоростью метнулся, но секунды даже не прошло, а Стужев, тяжело дыша и не отрывая от меня взгляда, застыл на входе. Волосы распущены, черная шелковая рубашка смята, в глазах дикое ревущее пламя ярости…
Такое нарастающее пламя нарастающей ярости!
И я как-то сразу вспомнила, что русские женщины – самые жалостливые женщины в мире на свою голову! Потому что сначала жалеем, а потом не в курсе, что с этим пожалетым делать!
Вот зря я ему это проорала, совсем зря, вот ругать же себя буду… потом. Сейчас почему-то не ругается, только страшно очень, и с губ срывается испуганный шепот:
– Печка… печечка, ну пожалуйста, забери меня! Я вообще о нем случайно просто подумала, я не сюда хотела…
– Ху! – прозвучало на выдохе, и огонек моей свечки погас.
Перевожу ошалелый взгляд с дымящегося фитилька на довольную рожу Яна, только что самым беспардонным образом затушившего мой путь к спасению, и нарастающее чувство паники захлестывает окончательно! Мама! В смысле – печка!
– Водки? – предложил довольный собой и собственной сообразительностью Навий бог.
– Да, пожалуйста, – пролепетала я.
От щедрот своей черной душонки Ян налил мне полный бокал из стоящего рядом с ним графина, бросил туда несколько малинок и протянул мне, сопроводив полным торжества тостом:
– С воскрешением, Ритка!
– Спасибо, – вежливо ответила я, взяла стакан и, выплеснув все в наглую рожу, пояснила: – Это тебе за свечку, сволочь бессовестная!
Ян ошалело заморгал, и главное, не жжет ему спирт глаза, жалость какая, а от двери прогремело громовое:
– Рита!
– Ой, мама! – испуганно вскрикнула перепуганная Ёжка без свечки.
Хотя от такого кто хочешь вскрикнет.
– Мама тут я, – меланхолично поправила Снегурочка, разглаживая салфетку на коленях.
– Судя по лицу твоего сына, можешь уже считать себя бабушкой, – ехидно вставила Марья Кощеевна, набирая себе салата в тарелку.
– Яг в нашем роду еще не было, – тоже с самым скучающим видом, словно тут каждый день появляются и исчезают чрезмерно жалостливые девицы, произнес один из мужчин.
– Неудивительно, учитывая репутацию вашей семьи, – с самой милой улыбкой произнесла Снегурочка, протягивая свой бокал сидящему рядом.
Тот встревоженно глянул на Марью Кощеевну и спросил одними губами: «Знает?», она отрицательно покачала головой и улыбнулась. То есть по ходу тут имеет место коллективный обман Снегурки?! Оригинальная у них ячейка общества.
Ну тут уж я не выдержала и зло поинтересовалась:
– А что, у вашей семьи есть репутация?
На меня удивленно посмотрела Снегурочка и очень недобро глянуло все семейство Кощеево. Злодеюки костлявые!
А в следующее мгновение случилось страшное – у Стужева шок закончился. Просто потому что из его облика полностью исчезла оторопь, и я засекла миг, когда Князь медленно сделал шаг. Медленно и очень плавно! Совсем плавно! Так змей кольца разворачивает – медленно, очень медленно, но так угрожающе! А еще он зубы сжал, и по скулам желваки затанцевали, а еще у него полностью изменился взгляд, и я себя под прицелом почувствовала… А еще…
– С-с-стужев, д-д-давай не будем… – взмолилась, медленно пятясь.
Ян глянул на брата и поднялся, заступая ему путь.
– Ссстужев, ты мне просто выбора не оставил, я этого не хотела, я… – И еще пару шагов назад.
– Александр, тормози, – вступил в разговор Навий бог.
Князь даже не взглянул на него, продолжая неотрывно убивать меня взглядом, а я… Я не засекла момента, в который Стужев рванул ко мне. Это было как в замедленной съемке, где медленно двигались все, кроме Александра… Медленно отлетел стул, медленно взмыл от удара в челюсть Ян и полетел спиной в окно, медленно начал подниматься мужчина, сидевший рядом со Снегурочкой… И молнией оказался передо мной Стужев!