Очевидно, владелец замка предвидел, что в Англию вернутся беспокойные времена. Совсем неподалеку от замка, справа, потемневшее от времени и заросшее плющом, стояло заброшенное ныне аббатство Киркстолл, мирное и печальное.
И замок, и аббатство окружал однообразный пейзаж. Газоны, беседки и цветочные клумбы красовались вокруг замка, спускаясь к реке, в которую смотрелись тисы и ивы. За главным строением тянулись сараи, конюшни, клетки для охотничьих птиц и небольшие коттеджи. А дальше простирались поля, на которых виднелись батраки, усердно работавшие вместе с женами и детьми. Однако лошади и ослы принадлежали хозяину замка. Одна из ферм выглядела заброшенной – видимо, прогоревший иомен был изгнан из этого хозяйства, а нового арендатора пока не нашлось. Далеко на севере вздымались к самому небу горы, и голубая дымка окутывала дикий лес.
Но на всем окружении лежала скорее печать будущего, чем прошлого. Из самого дальнего сарая к каменному мосту, перекинутому через реку, тянулись рельсы, убегающие на юг. Семафоры, похожие на скелеты, стояли в зоне видимости друг друга, словно охраняя железную дорогу. Слева можно было разглядеть шпили и колокольни Лидса, его стены, крыши, а почти вплотную к городу – дымы дюжины доменных печей, коптящих городок. Серые стены фабрик и многоквартирных домов расползались в разные стороны, окружая старый Лидс. Ветер доносил запахи горячего железа и дыма и шум работающих машин. С западной стороны, почти на горизонте, тянулись в небо дым и копоть, отмечавшие местоположение Брэдфорда.
Но здесь, возле замка, стояло прозрачное июньское утро. Солнечные лучи освещали легкие облачка, играли тысячами оттенков в бриллиантовой зелени травы и листьев, превращали в золото ржаные поля. Воздух насыщали ароматы цветов, земли и молодой зелени. С каждого дерева доносились птичьи трели.
Как только распахнулась парадная дверь замка, два мастиффа, сидящие на цепях рядом с оружейной пирамидой, разразились яростным лаем. Когда сэр Мэлэчи шагнул вперед, они умолкли, но продолжали скалить зубы и тихо рычать на незнакомого им Руперта. Позади него шагали четыре алебардщика, в шлемах и латах, с двуручными мечами и пистолетами у поясов. Висячий мост гудел под их ногами.
Пленник был разоружен и без лат. Одежда, которую он носил под кольчугой – рубаха из грубой ткани, лосины из сыромятной кожи, сапоги до колен, с ярким верхом, – была наскоро вычищена, так что почти незаметными стали пятна, оставленные травой, землей, потом и кровью. Волосы принца причесал и немного подстриг парикмахер.
Человеку среднего роста, шедшему рядом с принцем, приходилось поднимать голову, чтобы взглянуть в глаза Руперту. Он напряженно улыбнулся и четко произнес:
– Мне очень жаль, что ваше высочество прибывает в замок таким образом, как простая деревенщина. Но мы не ждали подобного гостя. И в этом доме нет ничего, что хотя бы отдаленно соответствовало вашему сану и званию.
– Неважно, – безразлично бросил Руперт.
– Нет, это важно, хотя бы для меня. Честь сэра Мэлэчи Шелгрейва требует, чтобы вам было оказано должное гостеприимство, достойное… – он перевел дыхание, – Руперта, принца и племянника нашего короля, урожденного графа Рейнского курфюршества, герцога Баварии и Кумберланда, графа Холдернесса, кавалера Ордена Подвязки, генерала королевских войск.
На какое‑то мгновение благодушие оставило Руперта. Он сжал кулак, скривил губы, нахмурил брови, бешено уставясь на собеседника. Стражи торопливо схватились за оружие.
Шелгрейв остановился, всплеснул руками и воскликнул:
– О, прошу прощения, я сказал это совсем не в насмешку! Я лишь хотел показать, как тщательно я изучал личность нашего сильнейшего противника.
Пальцы Руперта разжались, руки бессильно упали. И снова ничего нельзя было прочесть на его лице. Круглоголовый вздохнул с облегчением.
– Сегодня из Лидса приедет отличный портной, – торопливо сказал Шелгрейв.