Хуже того, королева – католичка; паписты с легкостью проникли в Англию, а английская церковь погрязла в грехах. И те небольшие изменения, которых ждут свободнорожденные, давно ожидаемые реформы может дать только Парламент.
– Тут я не судья, – сказал Руперт. – Я просто предан королю. И еще… ваши люди так много болтают о свободе… – Он широким жестом показал на батраков, работающих на полях. – Насколько свободны вот они? О них не заботится их лорд. Зато вы свободны обречь их на нищету, выбросив на дымную фабрику.
Какое‑то время они шли в молчании, и каждый старался совладать с собой. Наконец Шелгрейв заговорил прежним мягким тоном:
– Я думал, ваше высочество из тех философов, которые разбираются в искусстве механики.
– Да, – согласился Руперт. – Я люблю хорошие машины.
– А как вы относитесь к недавно изобретенным экипажам, которые движутся силой пара и тянут за собой поезд?
– У меня было слишком мало возможностей увидеть их, разве что издали, да и строители железных дорог в основном – пуритане. Мы как‑то захватили один… э‑э… локомотив, правильно?.. неподалеку от Шресбери, на той единственной линии, что ведет на запад. Я пришел в восхищение, но у меня не было времени как следует ознакомиться с ним. – Взгляд Руперта, словно невольно, то и дело возвращался к самому большому из сараев, куда уходили рельсы. Из трубы на крыше сарая поднимался дымок.
– Я люблю эти машины так же, как моих охотничьих лошадей, – сказал Шелгрейв. – Вскоре они смогут перевозить настоящие грузы. Пока они слишком малы и движутся едва ли быстрее лошадей, хотя и не знают усталости. Сейчас они в основном подвозят уголь для вечно голодных машин на фабриках и мануфактурах, где производятся ткани и скобяные изделия, и люди вроде меня стремятся построить все больше и больше таких фабрик… – И, чуть не задохнувшись от прилива энтузиазма, он продолжил: – Возможно, вы не понимаете, что мы делаем, ведь вы лишь мельком видели нашу страну. Но вы… но те, кто живет сегодня, увидят день, когда весь остров будет покрыт паутиной железных дорог, и локомотивы будут перевозить огромные партии товаров, да еще и пассажиров, и войска, оружие во время войн… день, когда главным станет не благородство предков, а количество фабрик и доменных печей!
– Возможно, – коротко произнес Руперт, рассеянно глядя на сарай.
Шелгрейв, заметив это, слегка улыбнулся, снова дотронулся до локтя принца и сказал:
– Это подъездная ветка для моего личного пользования. Я приказал постоянно поддерживать огонь, как вы, без сомнения, уже догадались, потому что надеялся, что зрелище поезда поднимет настроение вашего высочества, а может быть, вам даже захочется самому повести локомотив.
– Вы слишком добры, сэр Мэлэчи. – Голос Руперта потеплел.
– Тогда пойдемте, – предложил Шелгрейв. Рабочий распахнул дверь сарая, и принц, вместе с Шелгрейвом и стражниками, вошел в его полутьму.
Мгновением позже паровоз, тянущий за собой пассажирский вагон, повернул с Брэдфордской линии к замку сэра Мэлэчи. Когда он остановился, лакей в строгой ливрее соскочил с задней площадки вагона, чтобы открыть дверь купе и подать руку пассажирке. Но Дженифер Элайн не обратила на лакея внимания. Она выпрыгнула на платформу, огляделась вокруг и восторженно закричала:
– Наконец‑то я дома!
Лакей поклонился. И он, и машинист искренне радовались, глядя на девушку.
– Добро пожаловать, мистрис Дженифер! – сказал лакей.
– Спасибо! – Она ласково сжала плечо слуги, но тот вежливо отступил на шаг. Девушка побежала на лужайку, окруженную кустами сирени, все еще влажными от утренней росы.