– Зачем же славянские боги столь важную книгу в такую глухомань запрятали? – удивился Олег. – Как же ею пользоваться, коли вопрос какой возникнет? Почему она не в городе каком-нибудь хранится, не в святилище?
– Ты же знаешь смертных, ведун. Вечно у них то война, то мор, то пожары, то еще какая глупость случится. То заместо богов бесам и духам поклоняться начинают, то обманщики велеречивые к ним забредут, яд через уши людям доверчивым заливая. Глядишь, собственными руками смертные свои сокровища уничтожать принимаются. Вспомни, ведун, сколько святилищ древних, идолов святых, рощ благословенных славяне по наущению проповедников распятого бога истребили! Несть им числа… А уж кабы книга знаний древних сим гостям в руки попала, враз голубиц огню бы предали и пепел по ветру развеяли!
– Это верно, – со вздохом признал Середин, потерев запястье с крестиком. – Чужих знаний христиане на дух не переносят.
– Вот то-то и оно, – кивнул старик. – Здесь же, в святилище потаенном, мудрость в безопасности. Пожар случайный ее не потревожит, ворог не попортит, рука глупца забредшего не повредит, болезнь не убьет. А что далеко – так разве для богов или мудрецов это беда? В птицу перекинулся, крыльями взмахнул – и через день ты возле нее. Боги же, мыслю, и вовсе вмиг переносятся, глазом моргнуть не успеешь. Тебя препятствия сии тоже не остановят. Ни стража, ни проклятия, ни заговоры, ни великаны. Ты же ведун!
– Да, я ведун, – согласился Олег. – Но библиотеки в городах, если честно, мне нравятся больше.
– Награду должен получать достойный, – улыбнулся Карнаух. – Мне ли не знать, к чему приводят обретенные без труда богатства? Хочешь открыть книгу – докажи, что имеешь на это право. Даже знания, данные задаром, пользы не принесут.
– А еще говорят: «На молоке обжегшись, на воду дуют», – парировал ведун. – Впрочем, какая разница? От меня тут ничего не зависит. Коли нужно идти, значит, пойду. Дело привычное. Рыбки здешней попробовать не желаешь? Полагаю, как раз запеклась. У меня в углях караси закопаны. Как чувствовал, что на двоих готовить нужно!
– Благодарствую, однако же перед дорогой лучше не есть, – отказался Карнаух. – Тяжко крыльями махать, коли брюхо тяжелое. А мне нонеча пора. Хочу до заката в горы успеть. Заверну к великанам, раз уж занесло в здешние края.
– Коли завернешь, так, может, заодно и в книгу заглянешь? Ответ на вопрос мой прочитаешь да на обратном пути перескажешь.
– Велика больно «Книга голубиная», чтобы листать ее, ровно столбцы берестяные, – пояснил колдун. – Ее не листают, ведун, ее спрашивают. На вопросы она сама ответы дает. Чего ищешь, то и сказывает. Для меня вопрос твой – это слова просто. Она же в самую душу заглянет и ровно для тебя самое нужное найдет. Посему желание третье так за тобой и остается. Коли придумаешь, зови…
Старик, кряхтя и поводя плечами, потоптался, примериваясь к песчаной полоске меж выпирающих из земли уродливых сосновых корней, сделал несколько быстрых шагов, нырнул головой вперед, кувыркнулся и вскочил – точнее взмыл – уже вороном. Заскользил к близкой реке, над самой водой взмахнул крыльями, потом еще и еще, медленно набирая высоту, повернул вниз по течению и скрылся за излучиной, так и не поднявшись на высоту лесных крон.
Ведун перевел взгляд на перо в руке и деловито спрятал его в карман. Взял лежавшую возле костра обугленную ветку, разворошил угли, выгреб на край очага две тушки, замотанные в грязную от золы траву, оставил остывать.
– Голос ее звенит, словно колокольчик валдайский, – негромко продолжил Олег, но уже для себя. – Движения ее плавны, ровно вода текущая, вкрадчивы и завораживающи. Великая сила таится в каждом ее шаге, и великая мудрость в каждом слове. Разве может настоящий мужчина пройти мимо такой женщины? Яркой, словно клинок меча, и величественной, подобно седым горам…
– Ты так часто хвалил мою красоту и ум, ведун, что, похоже, и сам начал верить собственной лести…
Олег вскочил и неуверенно улыбнулся стройной женщине в длинном искрящемся платье. Неведомая ткань, словно наэлектризованная, прилипала к ней, облегая не только стан, плечи, руки, но и ноги нежданной гостьи. Острый нос, гордо вскинутый подбородок, струящиеся с головы белые волосы – все в точности совпадало с его описанием. И даже глаза – в этот раз они были красными и слабо светились, словно горящая смола в реке под Калиновым мостом. Она и пахла так же – горьким смоляным дымом.
– Прекрасная Мара! – сглотнув, выдохнул ведун. – Ты вспомнила обо мне? Прости, я не вырезал здесь твоего изображения. Здешние места такие глухие, что путники, мыслю, токмо раз в несколько лет появляются…
– Сказывают, ты захотел превратить меня в простую смертную, ведун? – сурово спросила богиня.
– Я всего лишь захотел всегда быть с тобой рядом, прекраснейшая из богинь.
– Всего лишь! – криво усмехнулась женщина, и платье ее стремительно налилось малиновым жаром. – Когда умрешь, ты будешь со мною рядом всегда!
– Одним из многих? – вскинул брови Олег. – Поклоняться тебе в общей толпе, стелющейся под ногами? Быть рядом бестелесной тенью, не способной ни обнять, ни поцеловать? Не ощутить холода, не одарить жаром… Нет, не хочу. Хочу владеть тобой из плоти и крови, владеть целиком и полностью, ни с кем этого счастья не деля!
– Ты обезумел, смертный! – Платье побелело, превратившись в плотный комбинезон, и вроде даже покрылось кристалликами инея. Огонь в глазах тоже погас, Мара смотрела на него холодно и зло, одними сплошными бельмами. – Ты говоришь с богиней!
– Я говорю с чудесной женщиной, восхищающей меня своею красотой и умеющей чувствовать и сопереживать, как никто другой.
В бельмах проявились карие круги, следом глаза окрасились черными пушистыми ресницами, от них в стороны побежал чуть смугловатый цвет обычной человеческой кожи, волосы стали каштановыми. Над ними вырос кокошник, а одежда стремительно обратилась в расшитый красными и синими нитями сарафан.
– Ты даже не поинтересовался моими желаниями, самовлюбленный наглец!
– Сперва, прекрасная Мара, я хотел узнать способ, как можно обнять тебя и остаться в живых. А уже потом признаться.
– Неужели ты думаешь, мальчишка, что великая богиня согласится ради тебя стать обычной женщиной?! – презрительно фыркнула гостья.
– Я просто надеюсь на это, властительница Золотого мира.
– Откуда в тебе зародилось столь странное безумие, смертный? – Мара приблизилась к нему почти вплотную, и сарафан на ней обесцветился, потемнел, обратился в серую и блеклую чешуйчатую броню.
– Ты поцеловала меня, богиня. Этот поцелуй был таким невероятным… что я готов пожертвовать всем на свете, лишь бы пережить его снова! И отдать еще больше ради права целовать тебе на закате и рассвете, обнимать днем и ласкать ночью…
– Я поцеловала тебя, ведун Олег… – Мара тихонечко провела пальцем по его щеке, и холодок онемения отметил путь ее прикосновений. – Но пережить моего поцелуя не в силах никто, разве ты забыл? Я поцеловала тебя, и ты умер…
– Твой поцелуй стоил этого, прекрасная Мара!
– Если ты поцелуешь меня снова, мой мальчик, – кончиком пальца она приподняла подбородок ведуна, – я больше не стану тебя воскрешать. Больше того, отныне я не стану откликаться на твой зов. Я лишаю тебя своего покровительства и не стану к тебе приходить, что бы ни случилось!
Ее легкий выдох обжег лицо ведуна, словно ледяная поземка, со всего размаха брошенная ветром в самые глаза.
– Ты хочешь обнять меня и остаться в живых? – богиня отступила, и доспехи обратились в бархат, украшенный чудесным колье. – Мне даже интересно… Однако не надейся, что я сделаю навстречу тебе хоть один шаг!
– Благодарю тебя, чудеснейшая из красавиц, – с улыбкой склонил голову молодой человек.
– За что? – вскинула черные густые брови богиня смерти. – За то, что я не выказала гнева? Не сомневайся, ты испытаешь его в полной мере! Старый Карнаух со своим любопытством успел распустить слухи о твоей блажи по всему свету. Ответа на вопрос твой он, понятно, так и не нашел… Однако весть о смертном, поставившем себя вровень с богами, многим властителям мира не понравилась. Желают зарвавшегося наглеца проучить.