— Эй, смертный! — окликнул Середина с ладьи «новый фигурант». — Заплати виру за убитого, и мы отпустим тебя с миром!
— А разве я прошу отпускать меня с миром? — нахально заявил, подняв голову, Олег. — Идите сюда и заберите все, что хотите… Если сможете…
Он подошел к очагу, спокойно уселся рядом с огнем и подбросил еще немного дров. Согласно его интуиции, курицы запеклись от силы наполовину. Значит, следовало подождать еще как минимум полчаса. Из лука в него больше не целились, добровольцы вступить в рукопашную через борт не прыгали — так отчего бы и не подождать?
— Он колдун, Любовод, — предупредил парня кто-то из корабельщиков. — Беляю глаза отвел, Хволына заморочил, Барызду чернокнижием своим обеспамятовал.
Список своих подвигов Олег выслушал не без удовольствия, хотя виду не подал, вороша одной из валежин угли в костре.
— Эй, колдун! — опять окликнул его парень, которого, судя по всему, звали Любоводом. — Ты убил моего воина и должен заплатить виру.
— А я уже заплатил, — ухмыльнулся Середин. — Он хотел получить мою одежду, сумку и саблю. Саблю он получил, мне не жалко.
— Но я лишился воина!
— Так спроси с него, — кивнул Олег на погибшего, — это он искал смерти, а не я.
— Он мертв, колдун!
— А это не мои проблемы, — независимо пожал плечами ведун и снова поворошил ярко-красные угли.
Разговор прервался примерно на четверть часа, в ходе которых парень что-то долго и оживленно обсуждал с корабельщиками, после чего снова обратился к Олегу:
— Колдун! Я хочу забрать тело своего воина и поговорить с тобой!
— Хоть килограмм, — отозвался Середин.
— Обещаешь ли ты, что не станешь чинить нам препятствия и нападать, покуда мы останемся на берегу и станем исполнять тризну?
— Обещаю, — не стал спорить ведун. — Я человек мирный, лишних ссор не ищу…
Тем не менее Олег сместился так, чтобы за спиной оказался густой орешник, пробраться сквозь который бесшумно было совершенно невозможно, а высаживающиеся на берег воины постоянно оставались на виду. Разворошив ногами угли, он копнул горячую землю, извлек затвердевшие глиняные комья, расколол один из них — в лицо дохнуло горячим ароматным паром. На несколько секунд ведун забыл про все на свете, наслаждаясь настоящим, не перемороженным, не травленным никакими добавками мясом, рассыпающимся на пряди, тающим во рту, несущим в себе истинный, живой жар огня и энергию земли, взятой на границе воды и суши. Добытый в быстротечной схватке нож ему не потребовался: плоть сама отделялась от костей, суставы легко рассыпались, стоило потянуть к себе ножку или крыло. Корабельщики тем временем споро завалили в лесу пару сухостоин, разрубили на бревна, вынесли их на песчаную отмель. Затем подняли на руки погибшего. Олег ощутил на себе ненавидящий взгляд лучника, дружелюбно улыбнулся, похрустывая жирным сухим крылышком.
— Земля маленькая, — вдруг еле слышно прошептал воин. — Еще встретимся.
— Не советую… — покачал головой Олег.
Корабельщики собрались на берегу. Человек двадцать, не меньше. Примерно половина были одеты в полотняные рубашки и штаны, но многие красовались в кожаных и войлочных куртках, а один и вовсе в ярко-синей шелковой рубахе. Большинство носили бороды, трое — только усы, пятеро были бриты наголо. У ведуна, наблюдающего с курицей в руках за подготовкой к тризне, имелось достаточно времени, чтобы спокойно пересчитать всех. С погибшего сняли меч, рубашку, одели во все новое — правда, оружие возвращать не стали, — уложили на невысокую, в два бревна, поленницу. Вместо тяжелого клинка под руку подсунули бурдюк с булькающей внутри жидкостью, в ноги поставили кувшин, в головах положили вещмешок. Углы поленницы спрыснули чем-то желтовато-вязким, похожим на моторное масло. Потом лучник, что-то пробормотав себе под нос, положил руку Радомиру на грудь, на живот, на лоб, присел. Послышался торопливый стук, и буквально через минуту у него из-под рук потянулся сизый дымок.
— Прощай! — громко и ясно произнес выпрямившийся лучник. — Ты был храбрым воином, но погиб не от руки более храброго, а от черного предательства, не в честном бою, а от гнусного колдовства. Но месть крови падет на твоего убийцу!
Воин простер над разгорающимся огнем свою руку, резанул возле запястья мечом, дал упасть в пламя нескольким темным каплям. Олег преувеличенно громко зачавкал куриной грудкой. Теперь, когда корабельщики уверовали в его магические способности, а воинственный порыв в их душах изрядно угас, он не боялся ни капельки.
С корабля приволокли к кострищу небольшой деревянный бочонок, несколько ломтей солонины, что-то длинное и светлое, пахнущее копченостью. Похоже на рыбу — но никаких костей не торчало. Не может же брусок в руку толщиной и длиной метра в полтора быть филе? У бочонка выбили из крышки пару досок, стали зачерпывать содержимое глиняными кружками и, отлив чуть-чуть на землю, молча пить, пока не закусывая. В воздухе терпко запахло плодовым вином. Олег тоскливо сглотнул, но примыкать к компании не стал.
Тем временем огонь разгорался. От жара тело начало крючить — оно зашевелило руками, согнуло ноги.
— Прощается, прощается Радомир, — заговорили корабельщики, выше поднимая кружки, выплескивая понемногу вина в костер. — Смотрите, смотрите, жаворонки! Прилетели… Сейчас в арий понесут…
Ведун подумал, что ему пора собираться. Как бы, закосев от выпитого, ребята не захотели отомстить за товарища. Пьяному море по колено, его заклинаниями особо не напугаешь, гипноза он не воспринимает. Правда, и координация у них нарушена будет, да только рубиться одному против десяти все одно удовольствие ниже среднего. Торопливо оглодав кости, Олег скинул их обратно в яму под кострищем, разровнял землю ногой. Вторую птичку, все еще заключенную в глиняную темницу, он переложил в вещмешок, кинул туда же ложку, затянул узел. Повесил добытый в бою нож с красивой резной рукоятью из белой кости и костяными же ножнами себе на ремень.
«Эх, жалко фляги у разбойника не было! — подосадовал ведун. — Набрал бы воды себе в дорогу. А так придется вдоль берега идти».
— Странник, постой! — неожиданно окликнул его парень, бывший на ладье за главного. Молодой человек отделился от справляющих поминки корабельщиков и направился к Середину, сжимая в одной руке кружку, в другой — большой кусок белого мяса. — Не торопись, дай словом перемолвиться.
— Отчего не перемолвиться, — пожал плечами Олег, забрасывая за спину походную суму и поднимая с земли трофейный же щит. — Для доброго человека слова не жалко.
— Купец я, странник. Любоводом меня зовут. Вот, плаваю по рекам русским, шелка и пряности на меха да криницы меняю. Пеньку беру, сало, солонину да мясо сушеное. Могу шкуры на соль самоварную сменять, коли выделка добрая. А ты кем будешь?
— Звать можно Олегом, — пожал плечами Середин. — Торговать мне нечем, потому как за душой ничего не имею. Бреду, куда глаза глядят, вот и все мое занятие.
— Странное имя, Олэг… — удивился купец. — Ты, варяг сказывал, колдун? Глаза им с Радомиром отвел, а потом бедолагу и зарезал?
— Что тут говорить, зарезал, — недовольно поежился Олег, которому сразу расхотелось продолжать разговор. — Нечего с луками и мечами у прохожих случайных добро вытрясать. Так что с них и спрашивай. Не я первым свару начинал, не с меня и спрос.
— Постой, колдун Олэг, — взмахнул зажатым в руке мясом купец, и Середин понял, что это все-таки рыба. Только она может лежать такими ровными, легко отделяющимися друг от друга пластиночками, словно дольки в пузатом мандарине. — Постой. Ты ведь моего воина убил. Виру я с тебя не требую, потому как ты добро свое защищал, однако же заменить ты его должен.
— Кому должен? — криво усмехнулся Олег.
— Совести, — пожал плечами Любовод, поставил свою кружку на землю, положил мясо сверху. — Ты лишил меня воина. Поэтому, по русской правде, обязан выполнить взятые им обязательства.
— Лучше нужно было следить за людьми!
— Не нужно было убивать, — спокойно ответил купец. — Пока он был жив, за себя отвечал он. Теперь это должен делать ты, раз лишил его этой возможности. Мне нет дела до ваших ссор, но я нанимал двенадцать воинов, и мне нужны все до единого. Тебе придется заменить Радомира, или я поклонюсь боярину Любытинскому о свершенном душегубстве.