Наверное, стоило пойти в храм, но женщинам в мужской одежде вход туда заказан… Да и что дальше-то? Монастырской жизни мне и так хватило на много лет вперёд, и не поможет это никак достичь моей цели, о которой не только вслух говорить нельзя, о ней и думать не рекомендуется.
Решение нашло меня само. Я клевала носом над мерзким и давно остывшим, отчего его вкус сделался ещё гаже, кофе, когда на площади за окном появились глашатаи.
– Военное училище, – отвратительно бодро декларировали они, – шанс сделать блестящую карьеру для тех, у кого нет за спиной богатого Рода или влиятельной Семьи! Лучшие выпускники попадают в личную гвардию Императора! Бесплатное обучение и полное довольствие!
Вот оно, – поняла я. Идеальный путь для меня. Я стану лучшей, чего бы это мне ни стоило, попаду во дворец и прикончу чудовище. Может быть, не сразу. Может, даже не в первый год. Но я найду подходящее время, улучу тот самый момент, когда шансы на успех будут максимальны. Я научусь ждать, обманывать и лебезить. Я всем, я и телом своим, и честью готова пожертвовать, чтобы подобраться к нему в качестве любовницы, если иначе никак, ведь остаться в живых у меня всё равно нет никаких шансов, даже если покушение удастся. О неудачном даже упоминать не буду… Хотя что-то я забежала далеко вперёд. Для начала надо просто поступить и стать лучшей.
И я отправилась в училище, благо оно недалеко – город я знаю очень плохо, ведь бываю тут раз в год и недолго… впрочем, правильнее, наверное, сказать «бывала», потому что теперь, если всё получится, я буду здесь жить. Поближе к Нему, смыслу всей моей неудавшейся жизни. Только-только начинающейся и уже очевидно неудавшейся.
Мой прекрасный план – а пока я шла до училища, мысленно уже успела его закончить и попасть во дворец – споткнулся на первом же шаге.
– Нет, – сказал мне полностью седой и, казалось бы, добродушный мужчина. Железно так сказал. – Не возьму!
– Почему? – спросила я, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. Обычно я вовсе не такая плакса, но события последних суток заставили меня ощутить себя крайне беззащитной, уязвимой и одинокой, я ещё не нашла равновесие после случившегося, и теперь каждая мелочь легко выбивала меня из колеи.
– Во-первых, потому что ты сейчас заревёшь, – добродушно-насмешливо пояснил он, и я сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони – не плакать, не смей, Аника дес Аблес, плакать! Ты урождённая дес Аблес, и хотя бы этого у тебя не отнять, а значит веди себя достойно! – Во-вторых, ты через неделю… максимум через неделю сбежишь, – закончил он и равнодушно отвернулся, уставившись в окно.
За окном щебетали птицы, занимался прекрасный ясный день. Это утро я должна была встретить, уже получив своё взрослое имя, пересматривая подарки и ощущая в себе упругий комок семейной силы, а вовсе не так, в обшарпанной приёмной военного училища моего Врага, под скучающе-ленивым взглядом этого старика…
– Не заплачу. Не сбегу, – коротко и по-военному отрывисто отрапортовала я.
Он вздохнул и медленно, словно бы неохотно перевёл взгляд на меня.
– На тебе практически во-о-от такими буквами написано, что ты неженка и богачка, – снисходительно осмотрел меня с ног до головы, одной рукой барабаня по столу, другой подкручивая усы. – Чего сбежала-то? – спросил неожиданно участливо. – Жених, чай, не приглянулся? Ну так через неделю жизни тут он тебе красавцем и вообще лучшим мужчиной на земле покажется, лишь бы отсюда свинтить… Так что нет. Сэкономь мне время, а себе нервы – вернись к маме с папой прямо сейчас.
– Мне некуда возвращаться, – глухо отозвалась я. – У меня нет семьи, у меня никого нет! Так что я не сбегу, клянусь. Ни через неделю, ни через месяц, ни через год.
– Ох, девонька, – печально вздохнул седой, – не знаешь ты во что ввязываешься, ох, не знаешь…
– Я упорная. И мне очень надо! – прошептала я, стараясь смотреть прямо перед собой и не моргать – чтобы проклятые слёзы не сорвались вниз и всё не испортили.
– Упорная она, – буркнул он. – Все вы упорные… до первой полосы препятствий или до первого тренировочного боя упорные. А потом сразу «я ошиблась!», «я передумала!», «у меня долг перед семьёй!» – последнюю фразу он произнёс, явно копируя чью-то капризно-жалобную интонацию.
Я упрямо молчала. Кажется, даже подбородок невольно выпятила вперёд. Настоятельница меня за такое выражение лица всегда ругала, но здесь оно, кажется, наоборот пришлось кстати.
– Ну ладно, ладно… вот, заполняй… – протянул мне бумагу, но при этом продолжил ворчать. – Такое упорство, да в нужное бы русло… вот чего вы, девки, в военном училище позабывали? Не женское это дело-то…
Вообще-то, я была с ним согласна. Совершенно не женское. И душа у меня к этому не лежит. Вернее, не лежала до вчерашнего дня. Вчера мне ещё хотелось порхать, щебетать и собирать комплименты и цветы. А сегодня меня почти трясло от жаркой ненависти, и она требовала выхода. Пусть нельзя пока убить причину моих бед, но хотя бы кого-нибудь ударить, или куда-нибудь бежать, или ещё что-нибудь делать, вкладывая чёрный огонь злобы в какое-нибудь физическое действие. Иначе он сожжёт меня изнутри куда раньше, чем я доберусь до Него. Так что полоса препятствий и тренировки – то, что надо.
Я присела на подоконник, такой же обшарпанный как и всё здесь, и уныло заполняла бесчисленные пункты. Родители – нет, родственники – нет, приговорённых родственников – нет и не было… Несколько вопросов поставили меня в тупик, и хорошо, что этот седой и ворчливый старик не следил за тем, как я заполняю, потому что нормальная девушка не будет зависать на несколько минут над вопросом «место жительства в течение последних трёх лет». А я задумалась, и сильно. Монастырскую школу указывать тоже нельзя, туда берут только богатых и родовитых, так что вычислить меня будет плёвым делом. В конце концов, я указала название одной из деревень на другом конце страны, надеюсь, сейчас проверять они не будут, а ближе к выпуску я позабочусь о том, чтобы мою легенду подтвердили.
Наконец, справившись с коварными и не очень пунктами, протянула бумагу старику и получила взамен бирку.
– Добро пожаловать в Императорское военное училище, – вздохнул он и так покачал головой, что я поняла – не верит в меня, не одобряет и даже немного жалеет.
Но я не нуждаюсь в жалости. Я нуждаюсь только в мести. И только что сделала к ней первый шаг. Теперь надо стать лучшей и попасть во дворец. Я справлюсь, тётя. Я отомщу за тебя и за себя, и, конечно, за братьев. За всю нашу Семью, за нашу страну, за сотни тысяч людей, чьи жизни искорёжило это жестокое чудовище!
Об училище и годах, проведённых там, рассказывать, в общем-то, нечего. Однообразные, монотонные, выматывающие будни. Первый год было особенно тяжело – я и в самом деле была слаба и изнежена, у меня сбивалось дыхание уже на третьей минуте бега, а уж о том, чтобы подтянуться, не стоило даже и мечтать. И я бы наверняка отступила, ведь принимавший меня старикан был абсолютно прав – иди речь действительно о нелюбимом женихе, я бы полюбила его уже на третий день, когда все мышцы ныли так, что я даже чихнуть без стона не могла. Но отступать и уходить мне было некуда, а потом как-то всё притерпелось и кое-что даже понравилось.
Друзей у меня не было, и первый год это меня очень мучило и расстраивало, сама себе до конца не отдавая в этом отчёта, я мечтала о каком-нибудь могущественном друге, который взял бы меня под опеку и решил все мои проблемы. И это чуть не сыграло со мной дурную шутку – я едва не ввязалась в отношения со старшекурсником, остановило меня только то, что моя репутация должна быть безупречна, а ранние и внебрачные связи в таком случае совершенно лишние. А уже потом я узнала, что он к тому времени успел переспать со всеми девушками нашего училища – благо было их крайне немного, и я была ему нужна «для галочки», закончить список. Конечно же, никаких моих проблем он бы решать не стал… Потом я как-то свыклась с мыслью, что доброй феи и даже просто доброй тёти в моей жизни никогда больше не будет, все свои проблемы я должна решать сама, и потребность немедленно с кем-то подружиться сильно поутихла. Особенно после того, как я осознала, что, возможно, кого-то из моих сокурсников мне придётся убить, добираясь до своей цели.