Ал, сглатывая, неуклюже продвигается к цели. Я отталкиваюсь от стены. Я знаю, что Эрик собирается сделать. И это может кончиться потерей глаза или перерезанным горлом — ужасом, как и на каждой драке, свидетелем которой я был. Каждая из таких драк уводила меня все дальше и дальше от фракции, которую я выбрал в качестве убежища.
Несмотря на меня. Эрик произносит:
— Эй, Четыре. Помоги мне, а?
Часть меня чувствует облегчение. По крайней мере, я знаю, что если именно я буду бросать ножи, то у Ала будет меньше шансов получить травму. Но я также не могу быть жестоким и не могу быть тем, кто выполняет грязную работу Эрика.
Я пытаюсь действовать небрежно, чешу бровь острием ножа, но не чувствую себя как обычно. Казалось, что форма впивается в меня, таким образом, вгоняя меня в неправильное состояние.
Эрик заговорил.
— Ты будешь стоять там, пока он бросает ножи, до тех пор, пока не перестанешь дрожать.
Моя грудная клетка сжалась. Я хотел спасти Ала, но чем больше я буду бросать вызовов Эрику, тем решительнее он будет ставить меня на место. Я изобразил скуку на своем лице.
— Это так необходимо?
— Здесь власть у меня, ты не забыл? — Говорит Эрик. — Здесь и везде.
Я чувствую, как кровь приливает к лицу, когда смотрю на него, а его взгляд устремлен на меня. Макс попросил меня быть лидером фракции, и я должен был согласиться. Я бы так и поступил, если бы знал, что мог предотвратить такие вещи, как раскачивание инициированных над пропастью или принуждение драться с друг другом.
Я понимаю, что чересчур сильно сжимаю ножи, потому что на ладонях остались следы. Я должен делать то, что говорит Эрик. Мой единственный выбор — покинуть зал, но если я уйду, Эрик сам станет бросать ножи, а этого я не могу допустить. Я поворачиваюсь к Алу.
А затем я слышу ее голос — он точно принадлежит ей — по девчачьи слабый и заботливый.
— Хватит.
Я не хочу, чтобы Эрик повернулся к ней. Я свирепо смотрю на неё, как будто это заставит её подумать дважды. Но я знаю, что этого не случиться. Я не тупой.
— Любой идиот может стоять перед мишенью, — говорит Трис. — Это не доказывает ничего, кроме того, что ты издеваешься над ним. Что, насколько я помню, признак трусости.
Снаружи — бесстрашные звери, внутри — малые дети, которые скрываются под татуировками, пирсингом и черной одеждой.
Возможно, я глуп. Мне стоит перестать думать о ней подобным образом.
— Тогда это будет легко для тебя, — говорит Эрик, заправляя свои волосы за уши. — Если ты желаешь занять его место.
И затем, всего на долю секунды, наши глаза встречаются. Было похоже на то, что он знал, знал о том, что я что-то чувствую к ней. И он собирался заставить меня метать в нее ножи. На мгновение — не дольше, чем мгновение — я думаю о том, чтобы бросить нож в него. Я бы попал ему в руку или в ногу, не причинив особого вреда...
— Попрощайся со своим прелестным личиком, — через всю комнату говорит Питер. — Ой, подожди. У тебя же его нет!
Я едва замечаю этот комментарий, потому что занят Трис.
Она становится спиной к доске. Верхушка ее головы едва касается центра мишени. Приподняв подбородок, она смотрит на меня с таким упрямством, которое так мне знакомо. Оно свойственно Отреченным. Я не могу сказать ей, что все будет в порядке, когда здесь Эрик, но я могу попытаться сделать ее сильнее.
— Если ты дрогнешь. Ал займет твое место. Понятно? — Говорю я.
Эрик стоит слишком близко, постукивая ногой по полу. Я должен сделать все правильно. Я не могу бросить нож к краю доски, потому что Эрик знает, что я легко попадаю в центр. Но неуклюжий бросок на дюйм в любом направлении — и я могу причинить ей боль. Попрощайся со своим прелестным личиком.
Но Питер прав — она вовсе не милая. Это слово ей не подходит. Она не похожа на тех девушек, у которых красивые изгибы тела. Трис — маленькая, но сильная, а ее яркие глаза требуют внимания. Смотреть на нее — это как пробуждение.
Я бросаю нож, смотря в ее глаза. Он вонзается в доску рядом с ее шеей. Мои руки дрожат от облегчения. Она закрывает глаза, поэтому мне стоит напомнить ей о ее самоотверженности.
— Что, достаточно, Стифф? — Спрашиваю я.
Стифф. Вот почеу ты сильна, понимаешь?
Она злится.
— Нет.
Как она догадалась? Ради Бога, она же не умеет читать мысли.
— Тогда открой глаза, — произношу я, проводя ножом по коже между бровей. На самом деле, я не хотел, чтобы мы встречались взглядом, но от того, что она смотрела на меня, мне становилось легче. Я вдыхаю пыльно-потно-металлический запах и перекладываю нож из левой руки в правую. Эрик еще ближе ко мне.
Вид комнаты сужается вокруг участка на ее волосах, и я бросаю нож на выдохе.
Я слышу голос Эрика за моей спиной.
— Хм-м. — Это все, что он произнес.
— Ну же, Стифф, — говорю я. — Пусть кто-то другой займет твое место.
— Заткнись. Четыре! — Говорит она, и я хочу крикнуть ей в ответ, что я так же разочарован. Я чувствовал, как Эрик анализировал каждый мой шаг, ища мои слабые места, чтобы надавить на них так сильно, как это только возможно.
Я слышу еще одно "хм-м", и я не уверен, был ли это Эрик или мое воображение. Но что я точно знаю, так то, что должен его убедить — она просто еще одна инициированная и я должен сделать это прямо сейчас. Я глубоко вдыхаю и принимаю быстрое решение, глядя на кончик ее уха — быстро исцеляющийся хрящ. Страха не существует. Как и моего сердцебиения, туго сжатой груди и потеющих ладоней.
Я бросаю нож и отворачиваюсь, когда она вздрагивает с облегчением — я не причинил ей вреда. Я сделал это.
— Я бы остался и посмотрел, все ли здесь такие смелые, как она, но думаю, на сегодня хватит, — сказал Эрик. Потом шепнул мне:
— Ну. Это должно напугать их, да?
Думаю — надеюсь — это означает, что он больше не сомневается во мне. Он прикасается к ее плечу и одаривает металлической улыбкой
— Мне не следует спускать с тебя глаз.
Я смотрю, как кровь стекает по ее уху на шею, и чувствую себя отвратительно. Комната пустеет, двери закрываются, и я жду, пока утихнут шаги, прежде чем броситься к ней
— Твоё... — Я начал тянуться к боку ее головы Она пристально смотрит.
— Ты сделал это специально!
— Да, — говорю я. — И ты должна поблагодарить меня за помощь... — Я хочу рассказать ей об Эрике и о том, насколько сильно он хочет ранить меня и каждого, о ком я, хотя бы и немного, забочусь, или о том, как я узнал, где она берет силы, и хотел оборвать ее возражения, но она не дала мне шанса.
— Поблагодарить? Ты чуть не отрезал мне ухо, и все это время дразнил меня. Почему я должна благодарить тебя?
Дразнил? Я мрачно смотрю на неё.
— Знаешь, я уже немного устал ждать, пока до тебя дойдет! — Говорю я.
— Дойдет? Дойдет что? Что ты хотел доказать Эрику, насколько ты жесток? Что ты — такой же садист, как и он?
Обвинение заставляет меня почувствовать холод. Она думает, что я похож на Эрика? Думает, я хочу произвести на него впечатление?
— Я не садист, — я наклоняюсь к ней ближе, и вдруг нервничаю, так как что-то покалывает в груди. — Если бы я хотел сделать тебе больно, то ты не думаешь, что я давно уже сделал бы это?
Она достаточно близко, ее легко коснуться, но если она думает, что я — как Эрик, то этого никогда не произойдет.
Конечно же, она так думает. Я просто бросал ножи ей в голову Я провернул все это. Неизменно.
Мне нужно выйти. Я пересекаю комнату и, в последнюю секунду перед тем, как хлопнуть дверью, втыкаю острие ножа в стол. Я слышу ее разочарованный крик из-за угла и останавливаюсь, опускаюсь на корточки, прислонившись спиной к стене. Прежде, чем она пришла сюда, внутри меня все остановилось, и каждое утро я просто ждал наступления ночи. Я думал об уходе... я решился бы уйти отсюда, чтобы стать Афракционером, после того, как курс этих посвященных быт бы завершен. Но потом появилась она, и она так похожа на меня: отложила свою серую одежду, но не совсем далеко, никогда не отложит далеко, потому, что она знает секрет — это самые крепкие доспехи, которые мы только можем носить.