Первой подписалась соседка, потом, не стесняясь, осмотрела обстановку в комнате. Но здесь всё было как у всех: стенка, стол, телевизор.
– Горшкова, вы можете быть свободны. Соколов, вас я попрошу задержаться. Присядьте.
Володя уселся на стул.
– У меня есть к вам вопросы.
– Если смогу – отвечу.
– Непонятные моменты есть. Вы звонили?
– Я.
– Со слов сержанта вы услышали крики о помощи из этой квартиры и позвонили. Ваша квартира как раз над этой?
– Всё правильно.
– А как девушка могла кричать, если у неё во рту кляп?
Володя пожал плечами:
– Вы меня в чём-то подозреваете?
– Пока нет.
– Что значит – пока?
– Девушка сказала, что никогда раньше вас не видела.
– Ну вот. Вы же видите – я ни при чём.
– В принципе она вам освобождением обязана, а может быть – и жизнью. Это по вашему звонку сюда полиция прибыла.
– Тогда по крайней мере поблагодарить надо, а вы сразу подозревать.
– М-да, простите. Разберёмся.
Разговор не успел закончиться, как с лестничной площадки раздался шум, вопли «Стой!», топот ног, и вскоре сержант ввёл в комнату хозяина квартиры. На его руках были наручники.
– Как увидел нас у двери своей квартиры, сразу попытался сбежать. Так мы его догнали – и в «браслеты».
– Отлично, грамотно действовали. Я позвоню вашему начальнику.
Следователь повернулся к задержанному:
– Я – следователь Следственного управления, моя фамилия Комнин.
Володя усмехнулся: надо же, и фамилия знатная, как у византийского императора.
– Соколов, вас я не держу, вы свободны.
Володя с облегчением вышел. В принципе всё закончилось. Девушка, фамилию которой Володя так и не узнал, освобождена, злодей задержан. Как говорится, добро восторжествовало. Только половина выходного пропала, да ещё и на заметку к этому Комнину попал. Вчерашнюю встречу вполне можно списать на случайность, а сегодняшнюю? Следователь может нафантазировать чёрт-те что. Хотя у Володи есть железное алиби – показания девушки. Ведь глаза у неё завязаны не были, и похитителя своего она видела. И «следаку» наверняка об этом рассказала. Но тем не менее неприятный осадок от происшествия у Володи остался.
Однако история на этом не закончилась. Через несколько дней Володя обнаружил в своём почтовом ящике повестку к следователю. Из стандартного текста было совершенно непонятно, по какому делу его вызывают. Теперь их у следователя было два, и в обоих фигурировал он, Володя.
Повестка была на шестнадцать часов, объясняться с заведующим отделением не пришлось, и этому обстоятельству Володя был рад. По адресу, указанному в повестке, он добрался быстро: обычно такие присутственные места располагаются в центре. Он предъявил на входе повестку, паспорт, и охрана его пропустила.
Эх, сколько же дармоедов сидит, как исстари, у входов ну совсем уж мирных мест – даже в Пенсионном фонде, не говоря уже о более серьёзных учреждениях. Получают зарплату, протирают штаны – и все крепкие, здоровые мужики. Им бы на производство, за станки встать, лес валить, сталь в сталелитейных цехах заводов плавить. А случись, как в московской школе, стрельба и убийство, они ведь и сделать ничего не могут. Охранник должен был застрелить мерзавца или хотя бы брызнуть ему в лицо слезоточивым или перцовым газом, детей уберечь от захвата – не смог… В школе погибли полицейский и учитель.
Приблизительно с таким душевным настроем Володя постучал в дверь кабинета следователя. Получив разрешение, вошёл.
Следователь сидел, обложенный стопками бумаг.
– А, Соколов! Присаживайтесь.
Можно и присесть. Вины Володя за собой не чувствовал, но некоторая скованность и напряжение были. Он заранее решил отвечать на вопросы обдуманно, не торопиться. Следователь может прицепиться к неосторожно обронённому слову.
– Как поживаете?
– Вашими молитвами. Скажите, император византийский вам не родня? Скажем, прапрадедушка?
Лицо следователя покрылось красными пятнами: вопрос ему явно не понравился. Зато Володя в душе обрадовался. Когда человек расстроен, он хуже контролирует свои чувства и может сказать что-то, что не следовало говорить.
– Умный, да? Книжки читаете?
– Что в этом плохого? Я бы такой роднёй только гордился.
Следователь упёрся глазами в переносицу Володи, пытаясь понять, издевается он над ним или завидует.
– Приступим к делу.
– Позвольте полюбопытствовать, к какому делу? Насколько я помню, их два. И в качестве кого я здесь? Свидетеля, подозреваемого?
– Мы поговорим по обоим делам, но сначала по делу об убийстве.
– Всё, что знал, я вам рассказал.
– Повторите ещё раз.
Ну да, попытается поймать на нестыковках и неточностях. Но память у Володи была отличная, и он помнил почти каждое своё слово, сказанное тогда в «Газели». Володя повторил.
– Ничего добавить не можете?
– Увы!.. – Володя развёл руками, демонстрируя, что он сказал всё и скрывать ему нечего.
– Ну хорошо. А теперь по делу Абросимовой.
– Не знаю такую. Да и фамилию слышу впервые.
– Это девушка, которую освободили в квартире этажом ниже вашей.
– Простите, фамилию не знал. Никто не удосужился сообщить.
– Может, хватить ёрничать?
– И не собирался. Вы меня спрашиваете, я отвечаю.
– Так какой же крик вы слышали? Девушка кричать не могла, кляп в её рту вы сами видели.
– Наверное, показалось. Но в итоге девушку освободили.
– Знать о ней мог только сообщник.
– Вы меня из понятого уже в сообщники зачислили? – Володя был удивлён. Девушка его никогда не видела, да и хозяин квартиры должен дать показания. Его-то Володя видел пару раз, сталкиваясь в подъезде. Но сосед не здоровался даже, проходил молчком. И как его зовут, Володя и подавно не знал.
– Но звонили вы?
– Я. А если драку увижу и позвоню в полицию, значит, по вашей логике, я тоже соучастник драки? Странная логика.
Следователь был опытным, проработал в системе полтора десятка лет и печёнкой чувствовал, что Володя что-то недоговаривает. Вполне возможно – неосознанно, не специально. Только как выудить из него это «что-то»? Он стал задавать ему разные, вроде бы и не относящиеся к делу вопросы. Володя отвечал по возможности быстро. Зачем думать, если спрашивают, видел ли он убитого до происшествия, был ли с ним знаком раньше? Ответ один – не видел, незнаком.
Допрос продолжался более часа. Когда вопросы у следователя иссякли, он подписал пропуск.
– Вы свободны.
– Жалеете, что арестовать нельзя?
– Сейчас не тридцать седьмой год, не преувеличивайте. А вы случаем не экстрасенс? – неожиданно выпалил следователь.
– Телевизионных программ насмотрелись? Разочарую – нет.
– До свиданья.
– Уж лучше – прощайте.
Володя вышел из здания, отошёл от двери несколько метров, запрокинул голову и посмотрел наверх. Следователь стоял у окна и задумчиво смотрел на него. И чего прицепился?
Володя поехал домой. Уже подходя, вспомнил, что холодильник пустой, и зашёл в магазин. Ради чего он убил кучу времени у следователя? Вины на нём нет, но неприятный осадок от посещения Следственного управления остался.
А потом наступили трудовые будни. За работой следователь постепенно забылся, тем более что он перестал беспокоить Володю – не звонил, не вызывал.
Вот дела на личном фронте его беспокоили больше. С Дарьей совсем разладилось. Был один звонок, поговорили ни о чём. О свадьбе речь не шла, и Володя ясно понял: отношениям конец. Но ему в его годы оставаться в одиночестве не хотелось. С утра на работу, пусть и любимую, а после? Квартира пустая, компьютер. И так каждый день. Однообразие порядком надоело. В транспорте знакомиться он считал делом несерьёзным, на вечеринках в ночных клубах – тоже. Молодежь туда приходила потусоваться, оторваться. На работе? Многие сотрудницы были замужем, да и не лежало у него сердце к служебным романам. Друзья были, как и нечастые встречи с ними. Поговорят, попьют пива – и разбежались. Была какая-то душевная пустота. Всё-таки Господь не зря создал людей разнополыми, чтобы каждая половинка искала другую.