Она даже поверила, что Яшер ее отпустит. Но даже поверив, ужасно удивилась, когда он вдруг равнодушно отвернулся и принялся внимательно изучать навес от дождя.
Руки задрожали, одной Конфетти покрепче сжала спасительное одеяло, второй легко отодвинула задвижку и тут же выскользнула на улицу.
Куда идти она не знала. Секунду стояла, оглядываясь и борясь со страхом остаться одной в незнакомом месте.
За спиной тихо щелкнула поставленная на место задвижка.
* * *
День и начинался паршиво, и закончился хуже некуда. Когда солнце сморщилось и пришла пора искать место для ночлега, они внезапно вышли к мертвой земле. Просто деревья расступились и почти сразу покрытая кустами и травой земля сменилась безликой серой поверхностью.
Как поверхность Луны, почему-то подумал Петр и только потом осознал, что все, край, дальше ходу нет и ничего не изменилось — перебираться деревенским некуда.
Слева посвистывал придурковатый Макар, который в дороге только мешал. Даже появилось подозрение, что родственники его отправили нарочно, в надежде, что он затеряется по пути, сгинет и перестанет быть им обузой.
Есть еще запад, напоминал Петр, но сейчас картина расстилающейся, куда ни глянь, мертвой земли прибивала всякую надежду раньше, чем та поднимала голову.
— И что теперь? — угрюмо поинтересовался третий участник похода, Карл. Недавно он подвернул ногу и сильно задерживал продвижение. Хотя… уже неважно.
— Нету тут ничего, — беспечно сообщил Макар, на секунду прекращая свистеть, — да и отсюда лучше отойти быстрее. Пыльно… Наглотаемся еще.
Петр приказал им оставаться на месте, а сам пошел вперед, туда, где заканчивалась трава. Остановился на границе, а потом медленно поднял ногу и наступил в пыль. Нога утопала так резко, что казалось, провалиться по колено, он даже успел испугаться. Но погрузившись на два-три сантиметра, ступня обрела твердую поверхность. Ветерок тут же запорошил ботинок пылью, настолько мелкой, что перетекала она мягко и плавно, будто вода. Пыль — все, что осталось от населявшей когда-то землю жизни, включая растительный слой, живых существ, города и даже камни. Все пространство до горизонта засыпала однородная серая труха.
Что же они тут делали, думал Петр, но не смог представить. Не выжило никого, кто хотя бы издалека видел, чем и как выжигали эти зараженные вирусом области. И зачем? Тот даже не заметил, что его пытаются остановить…
В носу засвербело и Петр чихнул, тут же отступая назад.
Вечером они много говорили и решили двигаться на юг по краю леса. Может, места там не такие уж и дикие, может, леса не такие и дремучие, вдруг да и найдется хотя бы немного пространства у какой-нибудь реки.
Может быть…
Через три дня они набрели на остатки полуразрушенной военной базы.
5
День был по-настоящему жарким, даже есть не хотелось. Хотелось оказаться в полностью безопасном месте, расслабиться и чтобы безделье никогда не заканчивалось. Желательно еще жратвы халявной побольше.
Ронька в одних штанах развалился на травке прямо у порога, задумчиво поглядывая на сложенные для костра дрова. Глупо разжигать огонь, когда солнце так сильно палит. Получишься не только жареный, а еще и подкопченный.
— Красота… — ППшер сидел рядом, отвернувшись к лесу. За его спиной прямо у стены сторожки начиналась свалка. Она давно уже перестала вонять и заросла травой, но желания смотреть в ту сторону ни у кого до сих пор не возникало. Высокие завалы, образовавшиеся в основном из остатков ненужной техники. Потом их пытались засыпать каменной крошкой, зачем, непонятно. Хотели похоронить и создать искусственную гору, чтобы никто не задумывался, что скрывается внутри? В общем, любоваться свалкой не хотелось.
А вот в детстве они любили здесь лазить. Выкапывать торчащие из земли предметы и придумывать, для чего они нужны.
Так и с живущим в сторожке дедом познакомились, он встретил их сидящими над очередной находкой и пригласил в гости. Дед проживал в одиночестве, поговорить ему было не с кем, потому он обрадовался даже компании двух мальчишек-дикарей, больше похожих на зверенышей. Сначала, правда долго и невнятно что-то бубнил себе под нос, но потом вспомнил про гостей и даже ягодным чаем напоил. Еды у деда не оказалось, но братья уже знали, что еда сама с неба не падает и запросто так ее не раздают. А те, кто раздают, сами недолго живут.
Тем не менее, когда они добыли свою первую собаку, почти щенка, с длиной шерстью и длинными тощими лапами, притащили тушу именно сюда. Дед хотел показать, как свежуют добычу, но так долго ковырялся, что им пришлось сделать все самим.
Примерно через две зимы старик замерз и умер. Мороз в то время приходил такой жуткий, что губы смерзались. Мальчишки нашли в занесенной снегом до окон хижине похожее на лед практически бесцветное тело и в сложенных на груди руках — стертый деревянный образ какого-то бога, о котором старик часто упоминал. Дикарям было безразлично, что это за образ, но ради деда они проследили, чтобы тот не потерялся. Впрочем, образ примерз к пальцам намертво, захочешь — не отдерешь.
Они похоронили деда прямо у стен дома и вспоминать страшно, скольких сил это погребение стоило. Промерзшая земля, четыре огромных костра, почти сутки труда… Видимо, призрак старика до сих пор бродил неподалеку, потому что хижина с того времени почти не изменилась. Крыша только протекла, но братья старались латать дыры. Не потому что этот домик был им нужен, а просто по старой памяти.
Костер они развели, когда солнце утомилось греть и затихло.
В небе разливалась алая полоса заката. Дым пах пряным ароматом луга, в траве звенели насекомые и если не смотреть на свалку, вполне можно представить, что ты в раю.
Братья жарили насаженные на палочки куски колбасы и гадали, насколько далеко простирается лес. Есть ли там, за ним что-нибудь интересное? ППшер чесал обгоревший нос, а Ронька время от времени молча хлопал по плечам, отгоняя комаров. Теплые ленивые часы, когда движение жизни затормаживается, а то и вовсе застывает, ловя момент гармонии.
Им было хорошо вдвоем рядом с призраком деда, но чудное настроение испортилось, как только показался гость. Шулер появился слева, со стороны ближайшей деревни, увидев братьев издалека, махнул рукой. Неизвестно куда он шел раньше, но теперь направился прямо к ним.
У костра шумно выдохнул, упираясь руками в поясницу и распрямляя плечи. На покрасневшем от быстрого хода лбу сверкали капли пота. Видимо, давно идет.
— Фуухх. Здорова, ханурики.
— Здорово… Откуда идешь? — Ронька уже поднялся с земли, а ППшер все еще сидел, краем глаза поглядывая на дверь — внутри хижины вода, но чтобы ее получить, надо встать и за ней сходить, а ему пока было лень.
— С Ивановки иду, думаю снасти для рыбалки новые взять, люблю, знаете, посидеть в свободный денек у реки.
Братья промолчали. Они знали другое — Шулер потому так и звался, что любил азартные игры. А еще больше — втягивать в них всяких дурачков и обдирать до последнего нужного ему предмета. Когда братья только появились среди краснокожих, на предложение сыграть пару интересных партий ППшер безо всяких раздумий резко и категорически отказался, а Ронька вовсе безразлично пожал плечами, пояснив, что ему неинтересно. Шулер тогда заявил, что очень такое поведение уважает. Такую силу воли, повторял, сильно хлопая по плечам, но улыбка отдавала желчью. Не нужно быть проницательным, чтобы услышать в его похвальбе ложь — уважать Шулер не умел в принципе. Силу боялся, это да, ну а кто ее не боится? А вот остального в его перечне эмоций не имелось.
— Жрать-то как охота, — заявил через несколько минут подробных описаний своего долгого пути от Ивановки досюда. — Не завалялось ничего пожевать?
— Сухари, — подал голос Ронька. Оставалось еще немного колбасы, но делиться ей с Шулером, хотя они и состояли в одной группировке, желания не было. Он не друг, не приятель и даже не сосед — так, вынужденный союзник, который перестает им быть, если находит союз поаппетитнее.