И Ястред принял решение, пожалуй, единственно верное в той ситуации. Впереди показалась наиболее густая часть леса с большими и плотно растущими деревьями. Ветви елей тяжело свисали почти до самой земли. Туда и приказал занести Ксандра, а двум парнишкам велел остаться с раненым, тем более от них особой пользы не будет. Больше обузы.
Сам же повел остальных восемь солдат дальше вглубь леса, резко поменяв направление движения. Лоэрнцы из — за большого расстояния и густо растущих деревьев не заметили хитрости ларцев и продолжали преследовать уходящего врага, тем более ларцы вдруг резко ускорили свое движение. Даже расстояние между ними стало увеличиваться. В запарке погони, чувствуя, что загнанная дичь вдруг начинает ускользать от охотников, не сразу и задумаешься о причинах стремительного изменения обстановки, и лоэрнцы не размышляя, бросились за ускользающим врагом, уходя все дальше и дальше от ели, под которой остался раненый граф и двое парнишек.
Шум погони быстро затих, а Эйгель и Серри были всё так же скованы и напряжены. И что с милордом Ксандром? Рану хоть и спешно перевязали, но повязка давно набухла от крови, а бледное лицо милорда только добавляло испуга. Сколько прошло времени, они не знали. Час, два или больше? В таких ситуациях время всегда играет плохие шутки, то резко замедляясь, то, наоборот, стремительно двигаясь.
И совсем неожиданным стало появление бородатого лица в каких — то нескольких шагах от парней. Раздвинув ветви дерева, бородач с интересом и любопытством смотрел на представшую его взгляду картину. Двое парней, то ли солдат, то ли слуг, но с кинжалами в руках, и лежащий на земле человек в богатой одежде и с набухшей кровяной повязкой на спине.
— Ламинт! Смотри, что я нашел! Да иди скорей!
На крик бородача сквозь ветви протиснулся еще один бородач, а за ним еще трое.
— Ба! Добыча! Никак из этих, кого сегодня побили.
— Одежда богатая, только выстирать нужно.
— А куртку, сволочи, на спине располосовали. Не могли снять, чтобы перевязать? Обязательно надо разрезать. Теперь только дешево и продать.
— За этих золотой получим. Как раз на днях к хаммийцам идти надо.
— А этого? С ним что?
— Мертвяк.
— Не, живой.
— А нам — то что с того? За такого никто и медянку не даст. Бран, вытряси тело с одежды, а самого зарежь, чего мучиться?
— Нет! — Вскочил один из парней, а за ним и другой, выставляя вперед руки с кинжалами.
— Вы это, мальцы, поосторожней с ножичками — то, а то ненароком порежетесь.
— Одного или двух с собой заберем!
Бран, шагнувший было вперед, поспешно отшатнулся назад: кинжал первого парня прошел совсем рядом с его лицом. А парень — то метил в горло!
— Серри, держи мне спину!
— Эй! Хватит шалить, — сказал главный из мужчин, достав из — за спины лук и накладывая стрелу. То же самое сделали двое его спутников. — Сейчас перестреляем, как куропаток. Бросай ножички!
— Стреляйте. Только тогда забудьте о золотом.
— Ведь убьем. Насмерть.
— Лучше смерть, чем в рабство, — это уже сказал второй парень, немного младше первого.
— Вот как? Мы можем и в ноги.
— Тогда все равно деньги потеряете. Кому хромые нужны?
— Ну, ползолотого хаммийцы дадут. Половина лучше, чем ничего. Или думаете, что живыми отпустим? Даю слово, что не выйдет. Живыми без выкупа не отпустим. А мое слово — железо. Ни разу его не нарушал. Вот так — то.
— Слово — железо, говоришь?
— Железо. Вот парни подтвердят. Поэтому, если не бросите ножички, стрельнем по ногам. Половину, но получим. Бросайте, хоть хромыми не будете. А, глядишь, и в Хаммие, может быть, вам повезет. Редко, конечно, но и такое бывает.
— Хорошо, бросим. Но при условии.
— Какое еще условие, щенок?
— Да, простое. Обещаете, что милорда не убьете. А перевяжете и лечить будете.
— Не, не вылечить. Пока донесем, помрет.
— А далеко нести — то?
— Так вам и скажи.
— А чего боитесь — то? Если пленить собрались, значит, и вести куда — то на эти дни будете.
— Соображаешь. Ну, пару часиков идти до места.
— Тогда давай слово, что донесешь милорда. А мы кинжалы бросим. Целый золотой за нас у хаммийцев получите. А не ползолотого.
— А твой малявка, ему же лучше смерть, чем рабство?
— Я тоже кинжал брошу, если милорда оставите в живых.
— Хм. Даже так.
Главарь стоял раздумывая. С одной стороны, тащить такого на себе через весь лес. С другой стороны, эти обещали сдаться. И ведь правы, золотой можно заработать.
— Ладно. Даю свое слово.
— Поклянись.
— Как? Чем?
— Семья есть?
— Ну.
— Детьми клянись.
— Да я тебя…
— Если слово сдержишь, чего боишься — то?
— Ладно, детьми клянусь.
Старший парень швырнул кинжал на землю, тот, что помладше свой кинжал кинул следом. Ламинт расслабился, убрал лук за спину, ухмыльнулся и, шагнув вперед, крепко приложил кулаком в живот старшего парня.
— Заставлять, щенок, меня будет… Ну, а вы, — адресуясь к своим спутникам и не обращая внимания на скорчившегося на земле старшего парня, — что встали? Вяжите этих. А это придется нести по очереди. Перепачкаешься еще. Но слово дал.
— Не жалей, Ламинт. Денежки слова стоят. Жаль терять. Не снова же горло резать, как тому?
— Это точно. Ну, как оклемался? — Ламинт обратился к старшему из парней. — Повезло тебе, что не подстрелили. Думаешь, мы раненых с собой бы взяли, чтобы потом вас хромых хаммийцам за ползолотого продать? Нет. Горло всем троим перерезали бы. Вот одежонку и ножички забрали б.
— Ползолотого не жалко?
— Некогда с хворыми возиться. Не напрягайся, слово дал, твоего хозяина лечить буду, если живым донесем. Ритор, дай — ка мешок. Смотри, видишь вещички? Откуда, думаешь? Одного вашего час назад словили. Подстрелили. В ногу, чтобы не бежал, и чтобы одежонку его не спортить. А затем зарезали. С хворыми мороки много. Это я к тому, если бежать вздумаете.
— Гады!.. А кто это был?
— Да не ваш. Из снурских солдат. Враг ваш. Из простых. Будь, конечно, барон или там баронет, тогда другое дело, в живых можно было оставить и подлечить. Бароны в Хаммие и хромые дорого стоят.
— Или графа вашего поймать бы! За него столько можно было б взять! Жаль, что убили.
— Убили? Кого?
— Да графа вашего. Ну, теперь он и наш, граф каркельский. Этот снурец перед тем, как горло ему перерезать, сказал, что сам видел, как графа закололи.
— Не, Ламинт. Здесь ты не прав.
— Это почему?
— Сколько за графа в Хаммии дали бы? Десять, пусть даже двадцать золотых…
— Много…
— Я сказал, пусть. В Лоэрне сто золотых отвалили бы!
— Точно, Ритор. В Лоэрне много дали бы. Больше ста! Он им как кость в горле. Жаль, что убили. Попадись он нам сейчас — озолотились!
— А если он сам за себя выкуп даст?
— Кто? Ты про кого, парень?
— Ну, про графа нашего. Если бы он жив был и к вам попал. Согласились бы на выкуп?
— Ну…
— Погодь, Бран. Не лезь, в чем мало понимаешь. Нет!
— Почему?
— Чтобы потом, после выкупа, он войска послал и нас выкурил бы? Нет. Пусть меньше, но только в Лоэрн. Предложи мне тысячу монет — отказался бы. Как у нас говорят: лучше курица у меня, чем теленок у соседа. Ну, что хорошо связали? Тогда пойдем.
Двое мужчин подхватили милорда Ксандра под руки и потащили спиной вперед, волоча ногами о землю. Эйгель было заикнулся о том, чтобы несли осторожнее, но получил от Брана, шедшего следом за парнями, чувствительный удар в бок. По почке, мстил, значит, за тот испуг, когда Эйгель пытался его достать кинжалом.
А шедший сбоку главарь добавил:
— Не дергайся. Спасибо скажи, что несем. А выживет, нет — на всё воля богов.
Идти по густому и заросшему лесу со связанными за спиной руками было тяжко. Да еще и этот Бран продолжал вредничать. Когда Эйгель зацепился курткой об острый сук и остановился, чтобы с него соскочить, Бран с силой толкнул Эйгеля так, что прочная куртка затрещала, сам Эйгель не удержался на ногах, а на суку остался висеть выдранный клок.