Глазков Юрий
Юрий Глазков
Фантастический детектив
Выспавшись в прохладном купе, Сименс сошел с поезда и, отослав багаж в гостиницу, слывшую самой дешевой в этом небольшом, но респектабельном городе, медленно побрел по улице.Городок прилепился ярко-зеленым пятном к голубому морю. Между голубизной и зеленью пролегала довольно широкая желтая полоса - песчаный берег. Сименс брел и радовался, что вырвался, хоть и ненадолго, из гигантского серого мегалополиса, где судьба заставила его жить и работать, где колонок заправки машин было не меньше, чем колонок заправки кислородных баллонов людей. В этом задымленном человеческом муравейнике трудно было ориентироваться даже полиции. Попробуй узнать преступника с усами, длинным, хищным носом и шрамом на правой щеке, если на нем кислородная маска, и все прохожие - будто разноцветные жабы с огромными стеклянными глазами-очками, чтобы не попали в лицо капли ядовитого дождя!..Сименс с радостью вырвался из этого ада в райский уголок, хотя и здесь особенного счастья не испытывал. Он шел медленно, а хотелось просто присесть и надышаться чудесным воздухом на месяц вперед."Увы, - подумал Сименс, - наесться на год вперед тоже невозможно, так уж мы устроены".Вот улица "самых денежных папаш", так ее назвали в полиции; на самом деле она именовалась улицей Свободы."Трепачи несчастные, какая тут свобода, - вздохнул Сименс, вспоминая красную, злую физиономию шефа, распекавшего его на всякий случай. Оскорбления и бессонные ночи, проведенные в грязи и холоде, - послать бы их вместе с их свободой... - Благо для вас, что те, кто знает, как вы делали деньги, кто осмеливался только пикнуть об этом - или в потустороннем мире, или за решеткой, а это немногим лучше. Свобода! Безнаказанность - вот ваша свобода... Ладно, мне тоже надо сделать свои деньги и положить их в свой, пока еще совсем маленький мешочек, но он будет, будет большим, уж я постараюсь".Улица была действительно богатой, как и те, кто на ней жил. Именно здесь "свили гнезда" самые могущественные, распустив щупальца по всей стране и далеко за ее пределы. Старческие, с распухшими от подагры суставами, руки сгребали миллионы. Горожане называли и улицу и район по-своему - "клубок тихих скандалов". Тут затевались смертные схватки между семьями за рынки и сырье, а на званых обедах, ужинах и приемах нередко мелкие обиды превращались в злую и утонченную месть, от которой появлялись банкроты, закрывались предприятия, зарастали сорняком поля, исчезали города, умирали тысячи людей. А виллы стояли прочно, и густела зелень садов, скрывая от палящего солнца согбенных стариков и старух, почтенных джентльменов и молодых наследников. А полиция их надежно защищала. Правда, простые люди и так редко забирались сюда, им не давали возмущать тишину улицы и спокойствие города, а тем более его отцов.Вот и сейчас. Вроде бы ничего страшного - умер старикан Хенк. Старейший, богатейший из богатых. Ему было 83 года, молодость он провел совсем не тихо, в свое удовольствие, оставив на свете много молодых людей, похожих на него черными бровями и широким носом. А вот теперь взял и умер. Нашли его утром, в рабочем кабинете. Старик сидел в кресле, голова его была откинута назад, глаза выпучены, руки лежали на столе, пальцы сжимали листы бумаги, листы были чистыми, И все.Вчера Сименса вызвал Лейк, шеф их конторы.- Сим, посети это осиное гнездо, понюхай, что там. Старикан Хенк умер, а почему - это всех очень интересует, но никто не знает. Газеты пишут всякую чушь. Хенк разоряет Хука, Хук погибает, сын Хука женится на приемной дочери Хенка, Хенк умирает. Покопайся. Все может быть - убили или сам умер от старости, попробуй разберись. Только, Сим, поаккуратнее, прошу тебя, ты их знаешь не хуже меня, перекусят и глазом не моргнут. Кстати, старик был крепкий, у него и подруга имелась не одна. Сходи прямо с поезда к Куку, может, он чего-нибудь скажет, не зря же мы ему платим. Информации в общем-то много, все газеты забиты вымыслами и догадками, а правды нет. Моралисты против того, чтобы бросать тень на порядочных людей, а там, по-моему, не тень, а просто сплошной черный мрак.- Сколько у меня времени, сэр? Печень давит, расшалилась совсем, а с этой публикой придется понервничать... Не лучше ли к этому делу приставить кого помоложе, - понизив для убедительности голос, сказал на всякий случай Сименс. Но в его просьбе не было надежды.И правда, чуда не произошло.- Нет, Сим, ты ведь сам знаешь, что нет. Не спеши, но и не тяни. Сейчас многое там уже успокоилось, просей что можно, надо поставить, наконец, точку и заткнуть глотку газетчикам. Влейся в среду города. Кун поможет понять, что к чему. Побудь там, покрутись в их обществе, посмотри, как блестят их бриллианты. Может, светанется кто-то или что-то нам нужное. И перестань ныть, это твоя работа и печень тоже твоя, а деньги, которые ты любишь не меньше других, мои, понятно? Плевал я на твою печень! На лекарства тебе, надеюсь, денег хватит. Вот и купи себе в дорогу хоть целый мешок. Поменьше на юбки смотри, чтобы печень была спокойней! - Лейк вспыхнул и, как это часто бывает, тут же успокоился, продолжая наставления спокойным голосом: - Одним словом. Сим, ты уж постарайся. И еще одно, почему я именно тебя выбрал. Вокруг Хенка-старшего всегда было много красивых женщин, а ты мастак в обхождении с ними. И как всегда: влезешь не в свое дело - помощи не жди. Твоя забота - узнать, как и почему он умер. Будь здоров.Лейк уткнулся в бумаги.Сименс помялся еще, потом махнул рукой и вышел из кабинета. Полли, секретарь шефа, призывно впилась в него взглядом, отодвигая на второй план и Хенка, и Лейка, пытаясь заставить забыть о всем на свете и вспомнить горы, заснеженные вершины и номер гостиницы с огромным окном... Сименс улыбнулся Полли, быстро поцеловал ее в макушку и, задохнувшись от удушливо-приятного запаха рыжих волос и хлынувшей на него волны воспоминаний, выскочил из приемной. Сименс знал: Полли нравится не одному ему. Шеф очень любил, когда она с блокнотом и ручкой склонялась к нему, касаясь плеч приятной округлостью. К тому же шеф, как и многие начинающие стареть, но еще сильные мужчины, был яростно ревнив."И еще этот намек на обхождение с красотками. Нет, нет, Полли, без тебя мне не обойтись, ты мне еще поможешь, но сейчас, прости, не до тебя. И поссориться с тобой нельзя, да и невозможно, несмотря на тигриный характер, - Сименс заулыбался, вспомнил утреннюю ярость Полли, вызванную предложением совершить лыжную прогулку вместо сражения в номере. - Да, Полли - это Полли, а в контору к этому кисло-сладкому китайцу Куку идти совсем не хочется, но придется".
Сименс, вспомнив горы и короткий отпуск, улыбаясь и даже приостанавливаясь от наплывающих в памяти картин, медленно приближался к конторе Куна, зажатой между японским и китайским ресторанами. Запах чего-то восточного всегда витал на этой части улицы, причем с особым, терпким вкусом, дразня и заманивая под островерхие крыши. Сименс тоже не смог победить себя и толкнул легкую бамбуковую дверь с изображением драконов. Маленький китаец с застывшей улыбкой, мгновенно согнувшись пополам, бесшумной тенью возник перед Сименсом и замер, словно фарфоровая статуэтка на камине. Несколько секунд Сименс рассматривал его иссиня-черную голову, широкие одежды, крыльями топорщившиеся сзади крохотного человечка, косу, упавшую через правое плечо и маятником раскачивающуюся взад и вперед. Сименс молчал, китаец не поднимал глаз."И таких четверть на земле, - подумал Сименс, - случись что с ними, ни поесть, ни попить, ни купить. Кажется, что они везде и всюду и все на свете в их руках".- Перекусить. И вызови Куна из его конторы, а то он задохнется в своей клетке, скажи, Сим зовет.Китаец, ловко лавируя в тесных проходах и не отрывая взгляда от Сименса, исчез."Глаза у него на спине, что ли, надо же, ничего не задел".Сименс плюхнулся в плетеное кресло, оно жалобно скрипнуло под его тяжелым, литым телом. Едва он успел утихомирить скрипящее кресло и собрался оглядеться, как на столике перед ним стали появляться одно блюдо за другим. Устрицы, небольшой кусочек осьминога, желтоватые яйца, зелень... Сименс смотрел и пытался вычислить, сколько же это ему будет стоить, а вернее, сколько будет стоить то, что ему расскажет Кун. Взгляд его уперся в крохотные руки, порхающие над столом. Они закончили метать маленькие и большие тарелочки, ножи, вилки, палочки и прочее обеденное оружие и были готовы взлететь над столом и исчезнуть. Сименс бросил бесполезные математические изыскания и поднял глаза на обладательницу этих рук. Перед ним стояла маленькая живая куколка с черными бусинками глаз и белой, безукоризненно ровной низкой приоткрытых в улыбке зубов. Китаянка молча улыбалась, ожидая указаний. Сименс рассматривал ее, не в силах отпустить, но что-то заставило его оторвать глаза от китаянки и посмотреть вправо. Кун стоял, опираясь одной рукой на кресло, и тоже улыбался.- Привет, старина Кун, старая лиса и хранитель всего и вся и на всех, но не для всех. Садись. Что будем пить?- Здравствуйте, мистер Сименс, - вежливо ответил Кун, и кресло не скрипнуло под его легким телом - Я пью чай, хороший китайский чай.- Кун, я пригласил тебя пообедать со мной. Давно мы не виделись, год-полтора, заодно и потолкуем. Много мне не надо, но кое-что я хотел бы от тебя услышать, именно от тебя, Кун. Мы всегда благодарны тебе, твоя картотека меня лично просто восхищает, лучшей я и не видел. Меня интересуют новости города. Я заказал обед по-китайски и сам с удовольствием вспомню Восток, я был в Японии лет пятнадцать назад. Помню, меня учили, как себя вести в восточном ресторане, в восточном шоу... Ну, чай так чай, мне тоже нужна ясная голова. Приятного аппетита. Кун. Обойдемся без виски.Ели молча. Сименс знал неторопливость Куна, помнил восточные обычаи и ждал от него первых слов. Впрочем, какой он, Кун, восточный человек, когда прожил здесь лет пятьдесят, не менее? Но лучше все же подождать. Такие любят уважение к своему прошлому. Хотя и в пятом колене.Лишь за чаем Кун продолжил деловую часть встречи.- Мистер Сименс, что бы вы хотели узнать о семье Хенков?"Вот бестия, понял, о ком будет идти речь. Впрочем, не так уж трудно было и догадаться", - подумал Сименс.- Право, не знаю. Кун, что именно. Выкладывайте все. Мне надо понять, чем и как они жили и живут сейчас. Одним словом, расскажи, что знаешь, да ты и сам понимаешь, что мне надо, не впервой ведь мы встречаемся.- Перейдем в контору? - спросил Кун, но в голосе его не было настойчивости.- Кун, если надо, можем и перейти, а если нет, то давай посидим здесь, предложил Сименс, следя за китаянкой, обслуживающей толстого клиента.- Это мистер Барке. Цемент. На мешках и вагонах часто можно прочитать его имя, - не повернув головы, произнес Кун.Сименс оторвал взгляд от китаянки. Кун, улыбнувшись тонкими губами, достал из кармана пиджака записную книжечку, открыл ее и, положив на стол, начал тихо говорить:- Основатель семейства выходец из переселенцев. Битва за место под солнцем была для него не проста. Средний брат убит какой-то бандой. Удача пришла не сразу, и деньги, исчисляемые теперь цифрой со многими нулями, тоже. Кстати, в этой сумме и доля младшего, брат его разорил. Так что Хенк-старший заграбастал все, что было у семьи. Начинал с шерсти и овец, потом провернул аферу с оружием для индейцев. Афера была двойной: он получил признание и деньги от индейцев за оружие, которое должно было безотказно стрелять, а от правительства -за то, что оно не стреляло. Правда, полиция занялась его делом - вожди индейцев настояли. Индейцы хотели его прикончить, но он вывернулся, сославшись, что они хранили патроны в сырых пещерах. Он был смел, говорят, самолично стрелял из ружей своими патронами и тут же вставлял в них патрон из пещеры индейцев. Они даже не пшикали, но ведь кто знает, может, они не пшикали сразу. Одним словом, это был блестящий обман. Полиция, висевшая у него на хвосте по этому делу, внезапно круто изменилась и изо всех сил стала его оберегать. Сейчас его деньги везде - в нефти, золоте, электронике, оружии. Как-то промелькнуло его лицо на фотографии среди генералов из Пентагона. Так что, мистер Сименс, вы должны знать, чью память собираетесь ворошить... Сами понимаете. Росли деньги, .росла семья. Жена Хенка вот уже десяток лет занимает место под липами на семейном кладбище, оставив после себя сына. В семье есть еще племянница - сирота от младшего брата - Лиззи, которую Хенк удочерил. Брата, отца Лиззи, разорил, а сироту удочерил. Это и есть Хенк в нем клубок противоречий, мистер Сименс. Жена жила с Хенком более сорока лет бок о бок, но так и не заняла главного места в его жизни. Он всегда был более близок со своими, так сказать, подружками. Например, с секретаршами. Сын - недостойный кутила и бабник, делом так и не занялся, холостяк. Работает представителем одной из фирм отца за границей. Живет почти всегда в Париже, что всех устраивает. По-моему, они готовы вывешивать траурные флаги, когда он приезжает. Одним словом, Хенк откупился от него Парижем и всем, что там есть. Не любит, когда тот рядом. Мешает. Здесь вроде бы все ясно.А вот с Лиззи, мистер Сименс, сложнее. Приемная дочь Хенка вышла замуж за Хука-младшего, а этот Хук-младший - сын одного из разоренных Хенком предпринимателей. Странные у него пристрастия! Разорит, а потом кого в дочери, кого в сыновья. Совесть играет? Хенк слопал Хука-старшего в три месяца. Причем, как писали в нашей сплетнице - местной городской газетенке, причиной была вовсе не деловая конкуренция. Нет, Хук совсем не мешал Хенку. Здесь чисто личное. Газета намекала, что Хук на одном из званых обедов сказал что-то скверное о старых переселенческих делах Хенка. Он, как и многие, пришел на запад с берегов Атлантики. Вернее, о партии виски, от которой вымерло индейское население долины, где сейчас южная плантация и ранчо нашего магната. Хенк, выходит, попросту отомстил Хуку. Дальше происходит занятная история. Кстати, репортеришка, написавший все это - мистер Билл-"Откушенное Ухо". Вы его знаете по прошлому приезду, мистер Сименс, по скандалу с Бетси-бабочкой из варьете "Смазливая плясунья". Она уже прочно "сидела на игле" и откусила ему ухо, когда он пришел к ней брать интервью по случаю юбилея варьете.- Помню, Кун, помню этого пройдоху, он еще отсудил тысячу долларов за кусок своего уха.- Совершенно верно, мистер Сименс. И кроме того он намекал, но уже не в газете, а здесь, и после виски, что жена Хука была любовницей Хенка и что с долгой бездетностью семьи Хуков было покончено не без помощи Хенка. У Хука один-разъединственный сын - Хук-младший, Джон. Но все его звали и сейчас зовут именно так: Хук-младший.- А где сейчас этот Билл?- Он жив, но толку от него никакого, они с Бетси-бабочкой пропащие наркоманы, живут в своем мире, от них ясного слова не добьешься.- Жаль.- Что делать, мистер Сименс. Так вот, когда Хук разорился, сын его вроде бы пытался покончить с собой. Самолюбивый и гордый парень. Наглотался какой-то дряни и приготовился отдать богу душу, но тут якобы подоспела горничная и отволокла его на собственной машине в больницу. Так она заявила полиции. Его там быстренько отходили, организм крепкий, да и горничная не замешкалась. В это время кто-то позвонил Хуку и сообщил ему, что его сынок в морге. Хук-старший не справился со всем этим и решил застрелиться. Причем сделал это просто ужасно. Видно, ему все-таки хотелось жить и он опасался, что выстрелит неудачно и лишь ранит себя. Поэтому он все это сделал на балконе, чтобы после выстрела рухнуть вниз и так найти смерть наверняка. Как потом выяснилось при вскрытии. Хук-старший действительно не убил себя выстрелом, рука все-таки дрогнула, смерть наступила от удара о землю. Так что подстраховался он не зря. Его кабинет был на четырнадцатом этаже. Теперь о событиях в больнице. Они произошли раньше. Простите за непоследовательность, мистер Сименс. Младший Хук, очнувшись от раны, бросился из больницы прямо к Хенку-старшему, видно, был еще не в себе и хотел то ли отомстить за разорение семьи, то ли ему кто сказал о звонке отцу насчет его смерти и указал на Хенка. Я много думал, и вы поймете позже, почему, о совпадении этих событий во времени. На первый взгляд, здесь все зависело от ряда случайностей. Однако потом я решил, что все-таки это далеко не так. И вот почему. Откачали Хука-младшего в больнице, а тут ему кто-то преподносит, что отцу-де позвонил какой-то тип, или прямо сказали, что позвонил Хенк и сообщил отцу о его смерти здесь, в больнице. У того и так в голове сумбур, почти на том свете был, а тут еще такое. А может, опять же кто-то умно направил его, парень-то молодой, горячий, и состояние такое, что трезво ничего оценить не мог. Вариантов много, именно поэтому я и думаю, что они не случайны. Потому что все они толкают молодого Хука на одно решение - отомстить убийце отца, немедленно отомстить! Вот Хук-младший и бросился прямиком к Хенку, голову ему оторвать. А тогда этот неизвестный, убедившись, что Хук уже бежит по лестнице или поднимается на лифте к Хенку в кабинет, на самом деле позвонил Хуку-отцу о смерти сына в больнице. Не ранее. Звонки в больницу о самоубийстве отца - провокация, рассчитанная на молодость и вспыльчивость младшего Хука. Отец тут же схватился за револьвер, а его сынок был уже в кабинете Хенка. Именно этой ситуации "кто-то" и добивался. Может быть, так было, все возможно. Во всяком случае, озверевшего парня не задержали нарочно или не нарочно, кто знает теперь, но он попал в кабинет Хенка. Хенк был смелый человек. Он распорядился пропустить к нему Хука-младшего, как только тот придет. Поступок вроде бы легкомысленный, но именно это наводит на мысль, что он ждал парня, и, значит, можно предположить - это действительно он звонил Хуку-старшему и был уверен: младшему сообщат о его звонке. Но это уже опять мои предположения. Что было в кабинете, никто не знает. Кроме трех человек. Кроме меня. Хука, да еще кое-кого, но она не в счет. Через некоторое время Хенк выбежал из кабинета, обхватив голову руками. Хука вынесли полуживого, без сознания.- Он что же, его избил в кабинете или его избили люди Хенка? Выстрелов, как я понял, не было?- Не торопитесь, не торопитесь, мистер Сименс. Я много раз слышал от европейцев и американцев, что мы, люди Востока, очень коварны и жестоки. Может быть! Но у кого пальма первенства, это еще вопрос: вы только послушайте, что придумал этот бестия Хенк. Вы помните нашу лучшую улицу делового квартала города: море, прибой, набережная и два здания для фирм или контор по двадцать этажей каждое. Так вот, окна кабинетов Хука и Хенка были напротив друг на друга, оба на четырнадцатом этаже. Это и составило основу дьявольского плана, остальное искусство заключалось, чтобы пустить события по расписанию. Что было сделано мастерски! Как раз во время разговора или скандала Хенка, когда Хук-младший доказывал Хенку его вину, на лоджию своего кабинета выходит Хук-старший. Он становится лицом к морю и медленно, явно нехотя достает пистолет, неуверенно приставляет его к груди и замирает. Хук-младший бросился к двери на лоджию кабинета Хенка, но дверь не поддается, очевидно, и это продумал Хенк. Хук кричал, конечно, ничего отец не мог услышать, - размахивал руками, чтобы привлечь внимание отца. Но ведь сейчас везде это особенное стекло - наружу видно, внутрь нет. Если дирижером был Хенк, то он очень хорошо все продумал и изучил характер парня. Тот бросился к нему, даже не позвонив отцу, ничего не проверив. Позвони он, все было бы иначе. Но ведь нет, в нем разгорелась ненависть и надо было отомстить сейчас же, немедленно. Выстрела никто не слышал, но оба отчетливо поняли, что выстрел был. Поняли по тому, как вздрогнул Хук-старший, сложился пополам и, перевалившись через перила, полетел вниз бесформенным мешком. Как потом выяснилось. Хук даже встал на ящик, чтобы уж наверняка упасть через перила, он ведь был небольшого роста, не то что его сын. Младший Хук бросился на Хенка, пытаясь вцепиться ему в горло, но не выдержал и завалился в обморок. Хенк выскакивает из кабинета и исчезает. Секретарша вызывает врачей. Хука увозят в больницу, в ту же, откуда он убежал некоторое время тому назад. Оттуда он тоже исчезает довольно быстро, так как тем же вечером начинает охоту на Хенка. Это несколько странно - два обморока в день и такая выносливость. С ума Хук-младший, а теперь просто Хук, не сошел, но месяц как настоящий маньяк караулил Хенка у входа в виллу, наверное, хотел напасть и отомстить. Все-таки у него что-то с головой сделалось. Ведь это глупо: стоит он - и рядом полицейский. Хенк возмущался, требовал, чтобы его оградили от парня, пытался через других убедить Хука, что ни в чем не виноват, но его уговорили пока входить в собственный дом с черного хода, там тоже стоял полицейский.- Ты, Кун, рассказываешь так, словно сам был при всем этом или складно выдумал. Мне нужны факты. Кун, и я плачу за факты. Кстати, где жена Хука-старшего, надо бы с ней встретиться.- Это вряд ли, мистер Сименс, она уехала сразу же после трагедии в Южную Америку и о ней ни слуху, ни духу. Говорят, она ушла в какую-то религиозную секту. Что касается моего рассказа, то я ручаюсь за 90 процентов правды. Понимаете, я и секретарша Хенка, ее зовут Барбара, давно дружим. Ну, как это сказать... в общем, она любит китайское искусство, а я люблю ее волосы. Это увлечение мне дорого обходится, но меня это устраивает. Так вот, оказалось, что у Хенка вся эта сцена записана на видеомагнитофон, вернее, сцена в кабинете Хенка и сцена на балконе Хука. Очевидно, он следил за Хуком и везде, где мог, понатыкал скрытых камер для наблюдения и микрофонов для подслушивания. Как рассказывала мне Барбара, если Хук или какой-либо другой предприниматель, выходил с кем-нибудь на лоджию полюбоваться морем или видом города, то их снимки тут же ложились на стол Хенка. А если еще они и говорили что-то, то и лента с записью разговора тоже. Широко поставил дело Хенк. Поэтому всегда и обо всех он все знал, мог и умел стравливать многих друг с другом. Она, секретарша, все это мне выдала после той ужасной сцены, о которой я вам рассказал и которую она, кстати, тогда и сама полностью не видела. Ее всю трясло, она была вне себя, да еще думала, что и Хук-младший ушел из мира сего. Очень уж плох он был, когда его несли из кабинета. А потом я уговорил ее показать мне пленку. Хенк улетел в Европу дать очередной разгон бездельнику старшему сыну, а я посетил его кабинет, вместе с Барбарой, разумеется. Мистер Сименс, какая у него аппаратура, это просто чудо. Компьютер синхронизирует кадры, снятые в один и тот же момент, но под разными ракурсами, и выдает изображение на полиэкран и на динамики с раздельной трансляцией. Я думаю, что вся эта электроника включается автоматически, как только открываются двери кабинета и кто-либо переступает порог. Точно не могу сказать, но мне так кажется. Почему? Сцена именно с этого и началась: открывается дверь - и на пороге Хук-младший. Он с порога летит прямо к столу Хенка, тот даже немного отшатнулся, вскочил - и к нему навстречу. На одном экране разъяренный, кричащий Хук-младший, теснящий Хенка. Тот отступает, но отступает так, что в поле зрения сына Хука оставалась лоджия кабинета отца. На другом экране через минуту-другую распахивается дверь на лоджию и выходит Хук-старший. Я повторю немного свой рассказ. На полиэкране вся эта сцена воспринималась немного по-другому. И прежде всего потому, что несколько событий проходят перед тобой одновременно и достаточно крупным планом. Восприятие другое, странное и немного жуткое. Жизнь со стороны. Согласитесь, это необычно.Хук наклоняется, что-то делает, наверное, ящик пододвигал, подставляя его под стенку лоджии, взбирается на него, возвышаясь над перилами, вынимает пистолет. И все дальше идет опять-таки одновременно. Лицо Хука-младшего окаменело, старший стоит, закрыв глаза и не решаясь выстрелить. Он тихо раскачивается, словно старое, слабое дерево под ветром. Глаза Хука-младшего становятся огромными. "Нет!" - ревет он и бросается к двери на лоджию кабинета Хенка, старается открыть ее, ломает ногти, в кровь раздирает пальцы... Сзади молча стоит Хенк, а отец Хука все стоит и раскачивается с закрытыми глазами. Мистер Сименс, оба экрана смонтированы рядом, еще раз скажу - это жуткое зрелище. Каждая секунда изменяет события, и когда смотришь на них разом, то получается одна ужасная, подчиненная ритму времени сцена единой пьесы, имя которой жизнь, а актеры ведут с безукоризненной достоверностью кульминационный эпизод этой пьесы. Когда я смотрел эти кадры, у меня, мистер Сименс, промелькнула мысль: если бы люди могли вот так, как на полиэкране, увидеть одновременно все то, что творится на белом свете в эту секунду, а? Где-то убивают, где-то грабят, где-то насилуют, где-то падают в самолете, где-то тонут, где-то строят, где-то рожают детей, где-то зверски мучают друг друга, где-то любят... И все это в одно мгновение.- Кун, а ты можешь стать хорошим писателем, подумай об этом. Кун, так живо и красноречиво ты рассказываешь, что у меня мороз по коже! Ну и что дальше ты увидел?- Дальше вот что, мистер Сименс: раздался выстрел и Хук-младший ударился о дверь, в безумии, пытаясь вроде бы подхватить своего несчастного отца, спасти его. Это не удалось, и он бросился на Хенка, но сил уже не было. Он упал и забился в истерике - и затих без сознания. Да, вот еще, к слову, мистер Сименс, эта деталь характеризует Хенка более полно. Управление компьютером настолько продумано, что можно, выбрав любой сюжет или точку кадра, остановив его или нет, неважно, создать увеличение и записать на другую пленку то, что вас интересует. Я понятно говорю? Ну, например, идет толпа, а вам нужен лишь один человек, вы его выбираете и переписываете сюжет на отдельную пленку, да еще с увеличением. Гони потом две пленки синхронно - и будет просто замечательно. Он посмотрел куда-то, на общем плане этого не заметишь, а на крупном - пожалуйста. А что он там разглядывает, можно посмотреть опять же на общем плане. Да, дело стоящее!- Ясно, ясно, Кун, а дальше-то что?- У Хенка есть пленка, где запечатлены глаза старшего Хука. Они сначала закрыты, веки старого орла - дряблые и подрагивающие. Потом они вздрогнули; сильно сжались, это была боль от пули. Затем они широко распахнулись в удивлении и ожидании смерти, и наконец, глаза потухли... и вдруг исчезли. Впечатление такое, что ты сам летишь рядом с ним, уставившись в его глаза, ожидая удара о землю. Это просто кошмар какой-то, мистер Сименс. Я потом только догадался, почему Хук раскачивался, он нажал спусковой крючок пистолета в тот момент, когда качнулся вперед, навстречу бездне за перилами лоджии. Ну и силен же был старик. И еще, последнее, что связано с этой ужасной сценой. После того как сознание, ушло от Хука-млад-шего, Хенк вдруг сказал вслух, ясно и отчетливо: "Прямо как индейцы после моего виски", нагнулся, погладил Хука по щеке и выбежал из кабинета. Это демон, а не человек. Потом вошла Барбара, через некоторое время врачи, началась суматоха, ну и прочее, я уже говорил вам об этом. Я бы во многом здесь разобрался сам, но не было приказа...Кун замолчал, молчал и Сименс, пытаясь осмыслить рассказ.- Можно дальше, мистер Сименс?- Неужели еще что-то в этом роде. Кун? - вырвалось у Сименса.- Нет, мистер Сименс, дальше будет просто еще более удивительное, но светлое, по-моему, светлое.- Ну валяй, удивляй. Кун.Кун заглянул в записную книжку.- 2 октября 1983 года была самая шикарная свадьба: Хук-младший женился на Лиззи - приемной дочери Хенка. Хенк-старший был самым счастливым человеком на свадьбе, его подарки были просто потрясающие: роскошные авто, бриллианты, чековые книжки, а самое удивительное - договор на ведение дел семьи Хенков на равных началах между Хенком-старшим и Хуком-младшим. Сын Хенка, тот, что пропадает в Париже, поскандалил с отцом. Говорят, даже лез с ним драться, но у него была уже защита - Хук-младший, которого он только и делал, что обнимал и называл сыном. Законный сын психанул и удрал опять в Париж, откуда начал судебный процесс против отца. Но это дело было заведомо дохлое, и оно не выгорело. Как Хук-младший завоевал сердце Хенка и когда, никто не знает и не догадывается - это тайна нашего города и нашего времени. Как завоевал Хук сердце Лиззи и когда? Поговаривали, что, когда он подкарауливал Хенка у его виллы, то наткнулся в саду или на теннисном корте на Лиззи, она была одна. Что между ними было, никто не знает. Может, она его и утешила, как бы извиняясь за отца. Может быть. .А может, отвлекала его от мысли мстить. Но около полицейского у входа в дом Хенка его видели, и не один раз. Ну а потом Хук на ней женился. Может, и вправду влюбился, она девушка и красивая и умная, учила испанский язык. Поведение Хенка-старшего все приняли как пробуждение раскаяния, сострадания и угрызений совести. Правда, лично я в это не верю. Та встреча в саду Хенка между Лиззи и Хуком-младшим была два месяца назад, свадьба месяц назад. Посмотрим, когда появится Хук-маленький, может, здесь собака зарыта.Газеты и журналы словно соревновались в словоблудии, рассказывая о благородстве Хенка, о благотворном слиянии капиталов двух семей. Как будто и не было смерти Хука-старшего. Общество гордилось своим достижением, только-де в таком обществе возможно, чтобы Хук понял и простил Хенка, ведь бизнес есть бизнес. А Хенк в свою очередь простил Хука и принял его в свою семью. И все это во имя процветания страны и укрепления общества. Благороднейшие из благороднейших, и все тут. Это был бум! Но не добились своего, кое-кто об этом имеет свое мнение и пытается называть Хенка-старшего убийцей, а Хука-младшего подлецом. Оба были просто неразлучны, все деловые встречи они проводили вместе, их чаще видели вдвоем, чем Хука с молодой женой. Про отца своего Хук словно забыл, управляя его же заводами, но уже вместе с Хенком. Одним словом, тишина и благодать в нашем королевстве. Будто не стрелялся Хук и не летел с четырнадцатого этажа. И вот на тебе, выкидывает номер Хенк-старший: взял и умер. Шума большого не было, умер и умер, но вся эта история, о которой я вам рассказал, мистер Сименс, заставляет кое-о-чем крепко задуматься.- Что ты имеешь в виду. Кун?- Э, нет, мистер Сименс, это уже запрещенный прием, я ничего не имел в виду, я дал факты. За мои гипотезы плата отдельная, я и так наговорил лишнего, увлекся. А впрочем, ладно, деньги зарабатывать, так все сразу. Не так ли, мистер Сименс? Все-таки вам скажу. Старик Хенк в последнее время стал, что называется, дурить. Забросил оружейный бизнес и стал заниматься... вы не поверите, чем... строить дешевые дома для безработных. Сталь, железо, бетон и дерево пошли на какие-то бараки. Это далеко не всем понравилось. Дешевые дома отняли большие деньги у домовладельцев, а они, эти скупые люди, привыкли к превращению жалких грошей, но в большом количестве, в одну цифру с длинным рядом нулей и поэтому с другими возможностями. Закон перехода количества в качество, сэр! Извините за маленькое отступление.Сименс ухмыльнулся и с любопытством взглянул на Куна, тот невозмутимо продолжал:- Началась свалка на бирже и в газетах, но Хенк-старший был неумолим, несмотря на приличные улыбки. Ему, видите ли, очень стало жалко свой народ, как он заявил газетчикам. Все умирали со смеху. Это Хенку-то, акуле, стало жалко свой народ! Хенк этим разорил многих своих поставщиков, резко сократив закупку сырья. На бараки стали ведь почти не надо. И конкуренты не выдержали, не хватило силенок и капитала, они просто не имели того, что имел Хенк. Другим акулам ранга Хенка, а то и выше, это тоже стало не по душе, он их подвел, им надо было срочно перестраивать свои заводы на то, что раньше делал Хенк. К Хенку приезжал сам мистер Стивенсон, но и это не помогло, старикан был упрям. Вот и доупрямился - не выдержал. Я так думаю.- Хорошо, Кун, думать и я умею. Сколько стоит твоя информация?- Две сотни, не считая обеда, мистер Сименс.- Держи, Кун, обед за мой счет. Две бумажки благополучно перекочевали в карман Куна.- С кем еще надо поговорить в этой дыре?- Это уже в счет обеда?- Кун, твои восточные шутки не все поймут Да, да, за стоимость обеда ты мне должен посоветовать, с кем мне еще надо поговорить в вашем городе.- С вами на эту тему с удовольствием поговорит любой прохожий этого города, но я рекомендую поговорить с миссис Генри и Хуком.- Кто она. Генри?- Вот вам ее визитная карточка, мистер Сименс, до свидания.Кун положил карточку на стол и исчез.