— Это наш город! — Гумилёв ткнул пальцем в центр монитора, в изображение небольшого домика. — А вокруг наша провинция.
— А дальше? — спросил я. — Что на юге, на севере?
— Я там не был, — ответил Гумилёв.
— А где ты был? Так, ладно! Давай с самого начала.
Я сел на ближайший ящик, и начал задавать вопросы.
Сперва я попытался выяснить историю этого города. Откуда он взялся, кто построил эти сараи, почему вокруг на тысячи километров выжженная пустыня, в которой бродят спятившие люди. Гумилёв ответил, что так было всегда, и так везде. В пустыне царствовал вирус бешенства, превращающий людей в обезумевших животных. Счастливчики, избежавшие столь печальной участи, объединялись, строили поселения и форты, в конце концов становившиеся городами.
Тогда я попросил его рассказать свою историю. Когда он родился, где, как сюда попал.
И тут началось самое интересное.
Всю свою жизнь, сколько себя Гумилёв помнил, он прожил здесь. Убивал безумцев, обитавших в пустыне с незапамятных времён. Командовал рабочими и строителями. Выполнял распоряжения основателя и владельца города, назвавшегося сначала Мегамозгом, потом Великим Магистром, а потом Павлом Дуровым.
Прежний владелец города большую часть времени проводил вне его стен. За гарнизоном он почти не следил, и лишь благодаря Гумилёву в городе сохранились признаки жизни.
Мой собеседник ударился было в воспоминания, но я его прервал, и спросил, сколько ему лет.
Гумилёв не смог ответить на этот вопрос. Он не знал, где родился, и кто были его родители. Не помнил своего детства и своей юности. У него никогда не было друзей. Сколько себя помнил, он всегда был один и всегда — в городе без названия.
История всей жизни этого немолодого мужчины выглядела так, словно однажды он проснулся в одном из сараев, и приступил к обязанностям командира гарнизона, как ни в чём не бывало.
— Ваш предшественник назначил меня мэром города, и теперь я отвечаю за строительство, добычу ресурсов...
— Подожди! — перебил я его. — Расскажи ещё раз, с самого начала. У тебя были родители? Детство помнишь своё? До того, как ты проснулся в штабе.
Гумилёв с нескрываемой печалью на лице мотал головой, и разводил руками. Тёр виски, морщил лоб. Я не мог понять, правду он говорил, или притворялся, что ничего не помнил.
— А юность? Тоже не помнишь? Ты же не всегда был такой? Сколько тебе лет? У тебя семья была? Жена, дети...
Гримаса отчаяния внезапно исказила лицо Гумилёва.
— Хватит! — заорал он, вскакивая с места. — Я не помню!
И тут же, схватившись рукой за сердце, даже не присел, а рухнул обратно, издав стон.
— Эй, эй! — обеспокоился я. — Спокойно, не умирай!
Гумилёв не умер. Хотя и побледнел быстро, но так же быстро его отпустило. Он вытер рукавом пот со лба, и пробормотал:
— Простите, Павел Дуров.
— Я не… Всё в порядке? — спросил я, решив не спорить пока насчет имени.
— Да. Я не должен был повышать на вас голос.
— Да ладно, — отмахнулся я. — Любой бы нервничал, если бы ничего не помнил. У вас тут кофе есть?
— Конечно. Я сейчас сделаю.
Под видом кофе Гумилёв приготовил какую-то коричневую бурду. Лучше, чем ничего.
Пока пили кофе, я честно рассказал Гумилёву свою историю. Историю журналиста, оказавшегося в центре международного заговора спецслужб и наркокартелей, похищенного средь бела дня на оживлённой московской улице, очнувшегося в неведомом месте, в совершенно чужом мире.
Гумилёв сказал, что никогда не слышал ничего подобного. Ни про город под названием Москва, ни про улицу Большую Дмитровку. Вот только когда я упомянул о том, что работаю в редакции “Взгляда”, показалось, что он наморщил лоб, словно услышал что-то знакомое. Но… уже в следующую секунду снова помотал головой. А потом, поколебавшись, предложил:
— Может быть, вы придумаете этому городу название?
— Любое? — уточнил я.
— Что-нибудь, отвечающее вашим вкусам и идеалам.
— Москва, — предложил я. — Пусть этот город называется Москва. А провинция — Московская область.
Оказалось, что давать названия провинциям могли только владельцы провинций — по факту, владельцы самых сильных армий.
— А у нас слабая армия? — спросил я.
— У нас вообще нет армии, — ответил Гумилёв и предложил мне поужинать.
Я почувствовал голод сразу после того, как он задал этот вопрос. И сказал, что да, хочу есть. Я рассчитывал на кусок жареного мяса, чей запах до сих пор помнил мой нос, но Андрей Гумилёв принёс мне жестяную банку с тушёными бобами. На банке был рисунок, изображающий бобы, больше там ничего не было, ни надписей, ни маркировок изготовителя.
Пока я расправлялся с бобами, Гумилёв объяснил, что я стал новым владельцем города, с его постройками, стеной, и механическим голосом. И пока действуют прежние приказы, он должен называть меня Павлом Дуровым.
— Я не хочу, чтобы меня так называли, — сказал я. — Меня зовут Анатолий.
— Для смены имени необходима бабочка, — сказал механический голос.
— У меня есть одна, секундочку! — Гумилёв куда-то ушёл, вернулся минут через пять с небольшой серебристой фигуркой крылатого насекомого. — Вот. Возьми в руку и скажи, что хочешь использовать бабочку для смены имени. Только громко.
Я взял фигурку — она оказалась прохладной на ощупь — повертел и сказал:
— Хочу использовать бабочку для смены имени.
В следующую секунду у меня в руке уже ничего не было. Пальцы сжали воздух, а серебристый предмет просто испарился в воздухе. И почти сразу же раздался механический голос:
— Как вы желаете, чтобы к вам обращались?
— Анатолий, — сказал я и тут же поправился. — Толян.
— Смена имени произошла успешно, — сказал механический голос. — Анатолий Толян зарегистрирован в качестве владельца города без названия.
— Какой ещё Анатолий Толян? — возмутился я. — Просто Толян. Или Анатолий.
Механический голос молчал, а Гумилёв смущённо вздохнул и сказал:
— У меня больше нет бабочек, Анатолий Толян.
— Просто Анатолий! — воскликнул я. — Или просто Толян. А, пофиг!
Бобы я уже доел. Поставил пустую банку на стол. Встал. Опершись о стол, навис над Гумилёвым и твёрдым голосом сказал:
— Я хочу выяснить, что со мной случилось и как я тут оказался. А потом вернуться домой. Если вам что-либо известно и вы можете оказать мне помощь, то я рекомендую сделать это сейчас.
Гумилёв, нисколько не смутившись моего почти грозного вида, предположил:
— Может быть, владельцы других городов знают больше, чем я?
— Владельцы… есть ещё владельцы?
— Да, в провинции много городов. Рекомендую вам построить посольство для удобной коммуникации, — подсказал Гумилёв. — Ресурсы для этого есть. Вам достаточно отдать приказ…
— Приказываю! — крикнул я. — Стройте посольство!
Механический голос ответил, что строительство завершится через шесть часов. Гумилёв стал рассказывать о том, что город находится в удачном месте, и поблизости есть ещё места, где можно добывать ресурсы. Но...
Я чувствовал себя сильно уставшим. Глаза слипались, в тепле, после еды. Незаметно для себя я задремал, пока Гумилёв что-то рассказывал, рассказывал...
Вой сирены ворвался в мой сон, как нож входит в сливочное масло. Я подскочил на месте, стал озираться, пытаясь прийти в себя и понять, где я нахожусь.
— Приближается отряд спецназовцев, город Гарпанга, — сказал механический голос. — Приблизительная мощность пятьсот «ка», ориентировочное время при… ква…
Голос именно квакнул, и заткнулся.
Я посмотрел на Гумилёва.
— На ускорителях прибыли, — сказал он унылым голосом. — Нам не повезло.
— Это же спецназовцы! — воскликнул я. — Разве они нам не помогут?
В моём представлении десантные войска должны были сражаться на стороне добра.
— Нет, — ответил Гумилёв. — Это мародёры.
Глава шестая. Хранители