– Более или менее.
– Чего строит?
– Она выпускает автоматизированные двери для вагонов монорельсовой подземки.
Киссур задумался. Видно было, что он соображает, какое отношение имеют автоматизированные двери к Ассалахскому космодрому, и сообразить это было ему трудно.
– Она у тебя от отца? – спросил Киссур.
– Нет. Я ее купил год назад.
– Зачем?
– Чтобы использовать как инструмент для приобретения более крупной компании.
Это было еще более откровенное, и даже скандальное, заявление, чем про карася, но оно, скорее, заставило бы поморщиться чиновников Всегалактического резервного фонда, – а Киссур никак на него не отреагировал.
Киссур налил Бемишу пальмового вина, и они оба выпили кружечку, и вторую.
– Та к чем же ты особенный, а, президент? – вдруг заявил Киссур.
Бемиш помолчал. Он был не прочь заиметь в союзниках этого человека. Он видел, что тот довольно плохо относится ко всему, что связано с иномирцами и их деньгами, и он не мог предсказать реакции Киссура на его слова.
– Большинство президентов компаний, – проговорил Бемиш, – карабкаются по корпоративной лестнице, играют в гольф с себе равными и заставляют компанию оплачивать космические перелеты своих кошек. Меня не пустят играть с ними в гольф. Таких, как я, называют корпоративными налетчиками. Мы нарушаем правила игры. Мы покупаем компании и вышвыриваем неэффективный менеджмент. Мы покупаем компании на деньги других людей, а потом расплачиваемся с заимодавцами тем, что распродаем половину покупки.
Кареглазый красавец с резко вылепленными скулами и увязанными в пучок белокурыми волосами молча потягивал вино. То т факт, что Комиссия по ценным бумагам и рынкам капитала в настоящий момент в очередной раз обсуждала правомочность действий корпоративных налетчиков и что имя Теренса Бемиша часто упоминалось не в самом лестном ключе на тамошних слушаниях, его явно не интересовал. А может, сказанное иномирцем только поднимало его статус – хотя бы до статуса грабителя, например.
– Значит, – сказал Киссур, – Ассалахский космодром. Это в Чахаре, на границе со столичной областью… Отличный виноград растет в Ассалахе… А что, одной дырки в небо в Чахаре недостаточно?
– Нет, – сказал Бемиш, – одной дырки в небо оказалось маловато, к тому же дырка была временная и выстроена на болоте. В сезон дождей столица Чахара недоступна, словно тростниковая деревня в наводнение. Посадочные плиты цветут сырой плесенью, а корабли болтаются в космосе и предъявляют такие счета за неустойку, что на эти деньги, наверное, уже можно было построить десять космодромов или один дворец.
– Какой ужас! – изумился Киссур.
– Вы этого не знали?
– Я не лавочник, – оскорбился бывший первый министр империи, – чтобы знать такое. Каждый, кто интересуется такими вещами, начинает рано или поздно давать взятки или делать деньги.
Помолчал и прибавил:
– Та к ты был у Шаваша по поводу этой… дырки в небе? Сколько он у тебя попросил?
Бемиш хищно улыбнулся.
– Я не привык что-то давать руководству поглощаемых мной компаний, не считая пинка под зад. Ассалах выставлен на инвестиционный конкурс. Я выиграю этот конкурс – и все.
Карие глаза Киссура вонзились в сидевшего перед ним иномирца. «Что-то тут не то, – подумал Киссур. – Или этот человек боится признаться во взятке, или Шаваш задумал с ним лисью штуку. Кто-то из них обманывает меня, и кому-то из них я намажу глаза луком».
* * *
Бемиш уехал в неизвестном направлении.
Стивен Уэлси побрился, принял душ, позавтракал, приготовил необходимые бумаги и отправился к чиновнику по имени Ишмик, который был связан с государственным архивом, в каковом архиве хранилась, согласно законам империи, финансовая отчетность Ассалахской компании за прошлые годы.
У ворот, покрытых серебряными завитками и золотыми перьями, сидели на корточках и лущили земляные орешки два стражника.
– Это дом господина Ишмика? – спросил Уэлси, затормозив и высунувшись из машины.
– Ага, – сказал один из стражников.
Уэлси вылез из машины и ступил было на белую песчаную дорожку.
– А где подарки? – сказал стражник.
– Какие подарки? – изумился Уэлси.
– Подарки, чтобы мы доложили о вас господину Ишмику.
Уэлси залез обратно в машину, развернулся и уехал. Прошло минут пять. Стражники все так же сидели, луща земляные орешки, и задумчиво глядя на пустую дорогу.
– «О-кио» двести пятьдесят четвертый, – сказал один из стражников, – последняя модель.
– Какое невежество, – сказал другой. – Разве можно являться в дом высокопоставленного чиновника без подарков. Этот человек совсем несведущ в обычаях!
Следующий визит Уэлси нанес в земледельческую управу. Ему надо было выяснить точный статус крестьянских и государственных земель, отчужденных под летную площадь Ассалаха. Изученный им еще дома проспект эмиссии говорил о долгосрочной аренде с правом выкупа, и Уэлси должен был установить, произведен выкуп или нет. Пухлый чиновник долго мял в руках бумаги, даже пытался делать вид, что читает на языке чужаков, только документ держал вверх ногами.
– Почему бумага без подписи? – вдруг возгласил он, возвращая Уэлси лист.
– Но это же страница номер один! – сказал Уэлси. – Подпись есть на второй странице.
Чиновник нахохлился:
– А если первая страница – подложная?
– Вы что, прикажете мне лететь за подписью обратно на Землю? – раздраженно осведомился финансист. – Может, еще и билет оплатите?
Чиновник увидел, что это человек совсем невежественный, и постарался от него избавиться.
В третьей управе Уэлси едва успел войти в кабинет, где ему навстречу поднялся молодой, с пронзительно-умными глазами чиновник, как дверь растворилась вновь, и в комнату шмыгнул курьер из консульства Церрины, с большой корзинкой в руках. Чиновник отчаянно взглянул на Уэлси, тот пробормотал: «Я подожду в коридоре», – и вышел. Через мгновение Уэлси услышал:
– Примите от меня этот пустяк и взгляните на меня оком милости.
Уэлси покачал головой и покинул управу.
* * *
Из кабачка Киссур потащил Бемиша к себе домой. Городская усадьба Киссура занимала добрых шесть гектаров земли недалеко от обиталища Шаваша. Над стенами черного камня посверкивали глазки телекамер, у главного входа теснились нищие в ожидании еды.
Усадьба состояла из главного дома и флигелей, вздымающих луковки крыш из ухоженной зелени сада; у мраморных колонн, обрамлявших ведущую к главному дому дорогу, десяток белокурых высокорослых парней наблюдали за дракой двух бойцовых кабанчиков. При каждом из парней был веерник, способный разнести на молекулы не только кабанчика, но и пол-усадьбы. Ношение оружия частными лицами было в империи строго-настрого запрещено.
Как выяснилось, Киссур привел Бемиша в дом обедать, а времяпровождение в кабачке считалось за закуску. Бемишу икнулось. Киссур предупредил своего гостя, чтобы тот не ходил на женскую половину, и пошел громогласно распоряжаться насчет фазанов.
Иномирец остался в одном из гостиных залов, с окнами, выходящими в сад, и стенами, затянутыми старинными шелками. Поверх ткани была развешана целая коллекция оружия: секира, выложенная перламутром и золотом;
простой боевой топор; мечи; у одной стрелы был кончик в крови.
Когда Киссур вернулся, Бемиш держал в руках тяжелое, с синей шишкой на конце копье. Киссур успел переодеться в домашнюю куртку, и за ним маячил белокурый соплеменник.
– Теренс, – сказал Киссур, – это мой названный брат Ханадар.
Бемиш поклонился Ханадару, а Ханадар поклонился Бемишу. Ханадар был жилист и крепок; с еле заметной военной хромотой и глазами сытого волка; лет ему было около пятидесяти.
– А по какому принципу составлена эта коллекция? – спросил Бемиш.
– Это оружие, из которого меня не убили, – ответил Киссур.
Он подошел и перенял копье из рук иномирца.
– В двух дневных переходах от Ассалаха начинаются горы, – сказал Ханадар, – и Киссура отрезали в этих горных лесах с тысячью людей, а у Харана – так звали того негодяя – было тысяч пятнадцать. Но пока Харан переминался на равнине, Киссур велел подрубить все деревья вдоль дороги, так, что они еле держались. И когда они углубились в лес, все деревья посыпались им на макушку, а мы зарезали тех, кто остался в живых. Впрочем, это было не такое уж легкое дело, и мне попортили шкуру, а Киссура чуть не убило вот этим копьем.