Возраст женщины не позволял отнести ее к юным невестам, которые мчались в столицу, надеясь при помощи дальней родни найти важного мужа. По виду он дал бы ей лет двадцать восемь, а может, и тридцать. Вдова? Да, скорее всего. Черно-серое платье могло подтвердить эту мысль, если бы его лиф не был слишком открыт и заужен. Изящные ониксы круглых серег, как и брошь у плеча, не могли опровергнуть догадку о трауре (оникс – единственный камень, дозволенный вдовам.) А вот серый шелковый шарф вокруг пояса мог пробудить очень даже фривольные мысли.
– Явиться на бал в таком виде! – подумал Берольд. – Либо это отпетая халда, которой без разницы, что о ней думают, либо провинциальная дурочка… Ну и «красотка»!
Сарказм, который Берольд постарался вложить в этот самый последний эпитет, казался оправданным. Внешность соседки, по лонгрофтским меркам, была очень средней. Черты были крупными, краски лица слишком яркими, формы излишне округлыми. Берольд, как все остальные, считал, что красивой ее назовет лишь слепой… Но Орбекка и Альдис, мать Мирты, две главные женщины
в жизни Берольда, – они были очень похожи на эту партнершу по «каплям»! Берольда всегда волновал такой тип.
Вообще-то Берольд полагал, что не любит землячек. Нет зрелища хуже, чем это «дитя отдаленных поместий» в наряде для лонгрофтской модницы. Честно стараясь во всем подражать горожанкам, они забывают о мере и собственном
вкусе. Однако, соседка совсем не казалась смешной. Ее странный наряд очень шел ей. И он привлекал, вызывал любопытство, дразнил непонятной загадкой. К тому же она в самом деле умела играть. Незнакомка не думала, с кем она села за столик, ее занимала доска.
– Skervit… Fliss… Arbitles…
Она замедляла слова, придыхая на «р» и меняя «с» так, что оно становилось похожим на «ц». Берольд думал, что стал забывать этот гокстедский выговор, а теперь вдруг ощутил прилив странной тоски. Он не понял, когда отключился. Грудной тембр голоса, как и тягучий распев, воскресили картину, которую он не любил вспоминать.
Своды дальней пещеры, сокрытой внутри Скал… Пылающий факел, воткнутый в дыру на стене… И незваная гостья, которая верит, что сделала хитрый ход, чтобы достичь своей цели, добиться свободы. Открытое плечико и водопад длинных черных волос… И смешные попытки казаться ему многоопытной женщиной, знающей силу своей красоте… Мотылек, увлекаемый в пламя нежданно поднявшимся ветром и собственной глупостью… Орби, пятнадцатилетняя девочка, волей Берольда попавшая в Черные Скалы… Тогда, сидя рядом, она точно так же тянула слова…
Почему Берольд вспомнил о ней? Не об Альдис, утратившей страх перед ним, Звероящером Скал, а о девочке, чья смелость крылась в незнании правды? Берольд сам не знал.
Может, он начинает стареть? Мысль казалась достаточно дикой, однако реальной. Людской век намного короче, чем век Наделенного. Срок жизни херписов-ящеров – тайна для всех, в том числе для него самого. По обычной системе отсчета ему пятьдесят. Может быть, пятьдесят пять… Ведь Рамман не зафиксировал точную дату создания ящера, у Наделенных свое отношение к времени. По человеческим меркам Берольд, наверное, стар, хотя выглядит где-то на сорок. (Тот возраст, который он сам себе выбрал.) Для мага, волшебника ящер еще юн, он лишь начал жить… Но Собор клиров, напрочь лишив его Силы, мог и сократить срок, который отпущен Берольду. Когда-то он сделал свой выбор, решив стать таким же, как все. Может быть, подошел срок расплаты?
– Fitnar!
Вздох пролетел по толпе, наблюдавшей за их игрой. Вздрогнув, Берольд посмотрел на свои «капли». Он проиграл незнакомке. Она поднялась и, достав кошелек, скрытый в складках шарфа, опустила в него деньги. Глядя ей прямо в лицо, Берольд очень хотел угадать, что она ощущает, однако не смог прочитать ничего. За игрой лицо было подвижным. Оно выражало ее интерес, напряжение, скрытый азарт, а теперь лицо вдруг стало маской, надежно скрывающей чувства хозяйки.
Поднявшись, она подошла к столу с фруктами и взяла гроздь винограда, как будто не видя, что все смотрят лишь на нее.
– Сучка! – громко сказал кто-то прямо над ухом Берольда. – Таких стерв еще поискать!
Что же вызвало столь «лестный отзыв» о женщине? Выигрыш в «капли», который, по мнению многих придворных, был должен задеть его? Или бесстрастность, с которой она ела крупные ягоды, не обращая внимания на интерес окружающих, вызванный ею? А может, ее непонятный наряд, непривычная внешность и провинциальный акцент, раздражающий многих? Берольд собирался об этом спросить прямо, но говоривший уже растворился в толпе, опасаясь привлечь к себе слишком живой интерес Звероящера.
– Глупость бывает нахальной, – негромко заметил Корнат.
Его фраза могла относиться как к женщине, так и к тому, кто спешил затеряться среди гостей.
– Точно, – ответил Берольд, дав понять, что желает продолжить беседу. – Хотелось бы знать, как она залетела сюда, эта черная птица из Гокстеда…
– Для дураков нет запретов, – небрежно отметил Корнат, кивнув в сторону
женщины, чтобы никто не посмел усомниться, кого он имеет в виду. – Возомнила, что здесь ее ждут, заявилась в столицу, надеясь увидеть Властителя.
Хитрый насмешливый взгляд старичка подсказал: Корнат думает, что он удачно острит.
– И зачем ей Властитель?
– Ходатайство!
Берольд не мог не признать, что он ждал совершенно другого ответа. Желание женщины было предельно банальным. Просителей, ехавших в Лонгрофт из дальних провинций в надежде найти справедливость, хватало.
– Наследство? – спросил он Корната, почувствовав, как угасает его интерес к незнакомке, невольно напомнившей прошлое.
– Да, если можно сказать так. Девица себя объявила вдовой одного офицера, служившего в войске Властителя. Ей теперь нужно добиться, чтобы это признали родные погибшего, а они ей объявили, что им не резон принимать в доме каждую девку, с которой он путался.
– Значит, любовница хочет считаться женой? Глупо верить, что после визита к тебе кто-то сможет поверить в ее скорбь, – заметил Берольд.
– Разумеется, она попалась в ловушку, – опять усмехнулся Корнат. – Ей бы снять скромный домик, одеть полный траур и три раза в день ходить в церковь, пока не вернется Властитель, она же охотно взяла шарик, присланный ей кем-то, и побежала сюда!
– Кто же ей послал шарик?
– Не знаю. Наверное, кто-то из дальней «родни». Она думала, что я, а может, и кто-то другой, возьмет ее ходатайство и передаст прямо в руки Властителю! Когда она поняла, что пришла не туда, было поздно. Как шуточка?
Если Корнат полагал, что Берольд улыбнется, то он просчитался. Лет двадцать назад Звероящер бы мог оценить хитрый ход, позволяющий разом пресечь все попытки незваной особы добиться признания очень сомнительных прав, но теперь ему сделалось тошно.
Корнат не понимал, как меняется жизнь, он не мог осознать, что Берольд стал другим существом. Недалекий подросток, озлобленно мстящий всем людям за то, что он мало похож на них, давно исчез, уступив место хватке мужчины, который всегда добивается цели, поскольку не знает запретов морали. Но он тоже сгинул, оставив смертельную скуку и странное чувство тоски. То, что было когда-то действительно важным, казалось Берольду ничтожным, бессмысленным и совершенно ненужным.
Услышав историю женщины, он бы о ней позабыл через долю секунды, не будь незнакомка из Гокстеда. То, как нелепо она потеряла свой крохотный шанс получить то, чего добивалась, задело. Берольд понял, что не ошибся, когда вспомнил Орби. Отвага, рожденная самой обычной наивностью… Вера, что в мире все так, как ты хочешь… Стремление скрыть неуверенность маской беспечности…
– Как всегда! Цена ошибки дороже цены преступления, – чуть усмехнувшись, подумал он. – Вечный закон жизни.
Бросив взгляд, он обнаружил, что женщины нет у стола. Осмотревшись, Берольд заметил ее у одной из колонн. Незнакомка стояла одна, продолжая жевать виноград. (Эта ярко-пурпурная гроздь поневоле бросалась в глаза, контрастируя с мрачными красками траура и привлекая внимание.) Люди сновали вокруг, но никто не пытался приблизиться к ней, обменяться двумя-тремя фразами. Ее как будто не видели, но незнакомка совсем не спешила уйти. Поняв, что забрела не туда, она все же на что-то надеялась.