Наконец боярин замер, удерживая в кулаке наложенную на тетиву стрелу и оглядывая затихший остров. В этот миг кто-то полуодетый высунулся из двери сруба, видимо привлеченный недавним шумом. Понять, что случилось, он не успел: тренькнула тетива, кратко шелестнула стрела – и широкий стальной наконечник впился ему в ухо, обрезая жизненный путь. И опять над болотом повисла тишина.
– Эхе-хе-х, – помотал головой Середин, в глубине души даже жалея попавших, как кур в ощип, разбойничков. Сидеть под прицелом и не иметь возможности чем-либо ответить – удовольствие куда как ниже среднего. – Меда с пирогами достать, боярин?
– Не, ведун, – отмахнулся богатырь. – Надобно сперва татей извести.
– Как знаешь. – Олег достал из котомки один из расстегаев, которыми в достатке снабдили их крестьяне, глиняную флягу с хмельным медом и уселся на подгнивший ствол недавно упавшей березы, наблюдая за дальнейшим развитием событий.
С одной стороны, шансов хоть как-то навредить киевскому ратнику у татей не было. Лук – это ведь не винтовка, с которой только и дела, что на цель наводи да гашетку нажимай. Тут помимо точности силушка изрядная нужна, чтобы стрелу до цели добросить. Опять же, хороший боевой лук немалых денег стоит. Вряд ли такая драгоценность найдется в обычной придорожной банде. А всякие дешевые поделки из ясеня, вяза, акации или тиса – на приличной дистанции только комаров годятся смешить. С другой стороны, прохода на остров они с Радулом не знают, а разбойники не такие дураки, чтобы добровольно под выстрел высовываться. Будут теперь до самой темноты за земляным горбом прятаться. И не выковыряешь их никак…
– Ведун, – покосился на него боярин, – не в службу, а в дружбу. Выдери мне пару пучков моха.
– Щ-щас… – Олег торопливо заткнул флягу, запихал в рот остатки пирога потянулся к ближайшей осине, под которой выпирал толстый слой серого болотного мха.
– Ага, – кивнул воин. – В правой сумке туесок посмотри, березовый. Деготь я там от мора всякого вожу.
– От мора лучше уж горчицу использовать, – недовольно поморщился ведун, открывая чересседельную сумку. – Вечно вы норовите всякую дрянь на себя намазать. А мне потом лечи… Вот, нашел.
Боярин снова кивнул, опустил лук. Обмотал мхом древко под самым наконечником, макнул в едко пахнущий туесок. Пока мох пропитывался, точно так же обмотал еще одну. Выдернул первую стрелу, наложил на тетиву, опустил наконечником к углям костерка. Деготь, потрескивая и чадя, занялся пламенем. Радул вскинул свое смертоносное оружие – и стрела, трассирующей пулей мелькнув над болотом, впилась в бревно одного из срубов под самой кровлей. Богатырь, поглядывая в сторону острова, скорее смочил вторую стрелу, зажег ее и пустил на кровлю второго дома. Тонкая и сухая, как газетная бумага, дранка полыхнула уже через минуту. Огонь, весело приплясывая, побежал по ней в стороны. Боярин пересчитал оставшиеся в колчане стрелы, удовлетворенно качнул головой, наложил одну на тетиву и замер в ожидании. Середин, достав себе еще один расстегай, тоже вернулся на поваленную березу.
Прошло минут пять, прежде чем из первого сруба с испуганными криками вылетели двое душегубов. Первого Радул поймать на стрелу не успел, но второму, когда тот перемахивал очаг, вырастил оперение точно меж лопаток. Однако этим дело не кончилось. Крики стали громче. Шевеления пока заметно не было, но вскоре через конек крыши плеснулось немного воды. Потом еще немного. Похоже, кровлю пытались затушить с той стороны.
Когда стало ясно, что это не получится, кто-то из обитателей острова рискнул выскочить с бадьей к берегу, плеснул. Попасть на крышу у него не получилось – но в тот самый момент, когда он на миг замер, взмахивая ведром, Радул отпустил звонко цокнувшую по серебряному браслету тетиву – и смельчака не стало. Между тем, одного ведра для избавления от пожара было мало, а новых добровольцев среди татей не находилось – и огонь очень быстро разросся до прежних пределов. Со вторым срубом дело обстояло еще хуже: он располагался на относительно пологом месте, и добраться до него из-за взгорка, не открываясь стрелку, было невозможно.
– Ну же, чернобогово отродье, шевелитесь, – приободрил татей боярин. – Иначе и добро всё ваше скопленное сгорит, и крыши лишитесь…
Радул прикусил губу, что-то высматривая, резко натянул лук и спустил тетиву, но куда ушла стрела – Олег заметить не успел. Оба сруба вскоре превратились в высокие, воющие от натуги, столбы пламени – от жара на кронах ближних деревьев посворачивались листья, а затем и ветви полыхнули яркими язычками. Верховой пожар метнулся по острову от берега до берега и вскоре умер сам собой, оставив вместо крон черные столбики стволов. А затем упало пламя и над домами – теперь на них пританцовывали лишь низкие синие огоньки, дожирая то, что осталось нетронутым. Несколько пылающих лохмотьев, взлетев над черными остовами, упали на навес – и он, разогретый близким огнем, полыхнул с такой яростью, словно его полили бензином. Раз – и нету.
– Да, – признал Радул, опуская лук. – Теперича точно не высунутся.
Упаковав в саадак оружие и остатки стрел, он прошелся окрест, выбрал молодую осину в две ладони диаметром, навалился плечом. Деревце крякнуло, совсем как поднатужившийся человек, слегка накренилось. Богатырь обошел с другой стороны, навалился снова, раскачивая растение.
– Ты чего, свалить хочешь? – не выдержал Олег. – Так у меня топор есть, чего мучиться?
Не ответив, боярин вытянул из ножен свой пудовый булатный меч, широко размахнулся, рубанул. Несчастная осинка опять крякнула, но устояла. Богатырь зашел с другой стороны, размахнулся… И деревце с треском рухнуло в траву. Радул отмерил вдоль ствола шагов десять, двумя сильными ударами отсек всю крону, закинул ствол на плечо и направился к берегу.
– Никак мост собрался наводить? – усмехнулся Олег. Радул, не отвечая на подначку, принялся тыкать в дно у конца тропинки. Здесь, понятное дело, было мелко – ведь именно отсюда и шла потайная тропа. Но поди угадай – как она дальше вьется? На прощупывание дна особо рассчитывать не стоит – наугад можно в тупик выйти, причем не раз, или на рыхлое место попасть, что не сразу, а постепенно под тобой в глубину уйдет. Да и вообще – долгое это дело.
Боярин перенес тычки влево, вправо, дальше, благо длина бревнышка позволяла, повел из стороны в сторону, потом неожиданно напрягся, поднатужился… И из маслянистой воды вывернуло черную гать – сложенный в несколько слоев плетень шириной в два локтя. Богатырь уронил его обратно в воду, но тут же снова подцепил, приподнял, подтянул к себе. Полоса метров в пять длиной проползла по тине почти до самого берега.
– Н-ну! – натужно потребовал боярин.
Олег, мысленно выругавшись, подскочил, ухватил грязные склизкие ветви, потянул. Мгновением спустя к нему присоединился Радул. Вместе они оттащили кусок гати подальше в траву, после чего киевский ратник снова взялся за бревно, старательно ковыряя им по дну, докуда только мог достать, разрыхляя слежавшиеся древние слои, перемешивая их с водой до состояния однообразной кашицы. Когда с берега бревно перестало находить какую-либо опору, боярин с облегчением перевел дух:
– Ну, теперича точно не выберутся. Вода у них токмо тухлая, жратвы наверняка нет, с избами все сгорело. Струмент тоже. Ножками через месиво сие не сунутся – потопнут. Так что, ведун, дело свое мы сделали. Теперича и людям не стыдно в глаза глянуть.
– Стыдно-то, может, и не стыдно, – возразил Середин, – да только как мы докажем, что банду разгромили? Тушки-то уголовные все на острове остались!
– А чего доказывать? – удивился боярин. – Скажем, дабы не беспокоились, и ладно. Мы же не за награду дело свое творим, а ради земли русской, дела княжеского и совести своей. Чуток менее нечисти на земле стало – и хорошо.
– В общем, конечно, да, – со вздохом согласился ведун, вытирая руки о траву. – Только моя совесть лучше всего на сытое брюхо работает.
– Никак, оголодал, ведун? – поднялся Радул в седло. – Так поехали в Опочку. Покормят селяне, не боись. Переночуем, да поутру дальше тронемся.