Лида - Окунь Михаил

Аннотация: Из предисловия к сборнику «Ураган Фомич»

«…Увиденное автором поражает своей точностью, пронзительностью. Галерея женских портретов, как говорится, „бьет по мозгам“. Те ужасы (и запретные радости) нашей жизни, о которых многие лишь слышали, проходят перед нами в этой книге. И портрет самого героя нарисован с небывалой для нашей литературы откровенностью: городской плейбой, ищущий приключений, а находящий трогательные картины настоящей жизни, существующей, оказывается и на дне.»

Валерий Попов, председатель Союза писателей Санкт-Петербурга

---------------------------------------------

Михаил Окунь

Рассказ

Как-то раз летом он сидел в сквере, что напротив Финляндского вокзала, под сенью памятника, когда-то определенного им как «всадник на броневике». Погода стояла прохладная, намечался дождь, и свободных скамеек было полно. Но он смутно догадывался, что может произойти дальше. И действительно, именно к нему вкрадчиво подсел белесый гражданин неопределенного возраста, скорее все-таки пожилой, с рыхлым бабьим лицом («бреется не чаще раза в неделю» — автоматически отметил он), в потертом костюме. Человек заговорил с ним, и уже через минуту, расширив глаза, на дне которых полоскалось ускользающее безумие, понес некий псевдоэротический бред: три молодые девицы пристали к нему вчера на улице, завели на чердак…

Когда городские секс-безумцы обращались к нему со своими историями, он делался совершенно беспомощным. И на сей раз, чувствуя себя несчастным, он покорно слушал, а псих распалялся все больше: «Они спустили мне брюки, заставили наклониться и по очереди трахали сиськами в задницу, а одна все время сосала…» Самым непостижимым в этой истории было то, что время от времени она перемежалась вполне искренними тирадами по поводу распущенности современной молодежи, особенно девчонок, всеобщего разврата, мерзости и прочее. «Воспалительно-воспитательный процесс», — обреченно подумал он, когда шизик внезапно прервался и без перехода спросил:

— А где вы работаете?

Застигнутый врасплох, он поднял глаза, бросил протяженный взгляд по направлению указующего жеста десницы Ильича — на хорошо известное в питерском народе конструктивистское здание на противоположном берегу Невы, [1] и неожиданно для себя ответил:

— Подполковник КГБ.

Чокнутый быстро взглянул куда-то вкось, мимо него, и растворился в окружающем пространстве, как австралийский абориген в родных степях. «Должно быть, подумал, что и я не в себе — на своей, особой почве», — решил он, усмехнувшись.

Этот давний случай он вспомнил, когда познакомился с Лидой.

Вообще-то, жить он в целом не боялся, хотя считал себя достаточно виктимным человеком. Виктимным, однако, не в том смысле, в котором это понятие ввели американские криминологи — субъект-жертва, вечный кролик, вольно или невольно провоцирующий убийцу-удава. Нет, его виктимность была иного рода: в качестве слушателя своих ложных исповедей и вымышленных рассказов его избиралиэтилюди. И поделать он ничего не мог. «Они больны, — шаблонно сочувствовал он, — жизнь сломила их, головенки оказались слабенькими…» Впрочем, за их болезнью, мнимой или настоящей, ему подчас виделся самый холодный расчет.

Так почему же, все-таки, познакомившись с Лидой, он вспомнил тот случай со столь оригинальным коллективным изнасилованием пенсионера, сочиненный, видимо, самой «жертвой»? Да потому, должно быть, что и в ней явно присутствовала бесшабашная свежесть легкого сексуального безумия — весьма, в данном случае, привлекательного, не давящего.