– Открой его, Джим. Он адресован тебе.
Лист бумаги, который я достал из конверта, мелко задрожал в моих пальцах. На серебристой эмблеме красовалась надпись: «Академия подводного флота Соединенных Штатов Америки». Ниже четкими красными буквами было отпечатано короткое послание на мое имя.
«Уважаемый сэр!
Имеем честь сообщить, что касательно Вас нами получено прошение от Стюарта Идена, начальника военного училища подводного флота США (ныне в отставке) и Вашего официального опекуна. Оно было рассмотрено Приемной комиссией академии.
Прошение удовлетворено.
В первый день сентября после Вашего шестнадцатилетия Вам предлагается обратиться к дежурному офицеру Приемной комиссии академии для последующего направления на подготовительный курс.
Искренне Ваш
Роджер Шиа Лэррэби,
вице-адмирал подводного флота США».
Я не мог оторвать глаз от этого чудесного, сказочного письма. Через секунду у меня над ухом раздался голос моего драгоценного дяди:
– Ну что, Джим? Разве ты не этого хотел?
– Я хотел этого больше всего на свете, дядя Стюарт! – пылко ответил я, а потом, несмотря на десятилетний возраст и желание казаться взрослым, заплакал.
Как и обещал мне мой замечательный дядя, шесть школьных лет однажды миновали.
Не быстро и не легко, но благодаря письму, запертому у меня в шкатулке, они все-таки однажды закончились. Готовясь к поступлению в академию, я зубрил математику, английский и еще добрую дюжину дисциплин: иностранные языки, историю, биологию, литературу. Шесть лет оказались не таким уж большим сроком, отпущенным на овладение всеми этими науками.
В конце концов я постиг науки и еще многое-многое другое.
Ко всему прочему я узнал и то, каким на самом деле был мой спокойный, мягкоголосый дядя Стюарт.
2
КУРСАНТ ИДЕН ПРИСТУПАЕТ К ЗАНЯТИЯМ
Висевшее над Бермудами солнце было ослепительно ярким. Машина, доставившая меня из аэропорта, остановилась возле красновато-коралловых ворот. Курсант Академии подводного флота в красной морской форме четким движением поднес руку к козырьку.
Я остановился напротив него с сумкой в руках и, растерявшись, изобразил что-то вроде ответного приветствия. Водитель такси захохотал, а курсант, улыбнувшись, обратился ко мне:
– Прежде всего представьтесь.
– Докладывает Джеймс Иден, – подтянувшись, выпалил я. – Вот мои бумаги.
Я вручил дежурному курсанту командировочное удостоверение, которое получил по почте неделю тому назад. Дежурный пробежал по нему взглядом.
– Все в порядке, курсант Иден, – сухо ответил он. Потом его лицо утратило выражение туповатой непроницаемости. Он улыбнулся. – Что же, желаю удачи!
Дежурный замолчал и вернулся на свой пост.
Так произошло мое первое знакомство с Академией подводного флота.
Как только я вошел в ее ворота, Джимми Иден исчез, а его место занял новоиспеченный курсант: «Д. Иден, подводный флот США». Первые часы в академии пролетели молниеносно. Они ушли на прохождение медицинского осмотра, заполнение анкеты, собеседование, инструктаж, получение форменной одежды, поиски казармы. В похожем на амбар вещевом складе надо мной долго сновали паучьи пальцы обмерочного устройства. Они трепетали и пощелкивали. Наконец в окошке специального люка обозначились контуры моей первой формы.
Это была скучная серо-зеленая повседневная форма подводников. Теперь, после того как все мои основные размеры были зафиксированы, я мог самостоятельно дорисовать ее силуэт. С помощью трехмерного пантографа я изобразил свою форменную куртку. Веретена с искусственным волокном стали сновать туда и обратно, воплощая эскиз в готовое изделие. Стоявший за моей спиной каптенармус ни на минуту не оставлял меня в покое:
– Пошевеливайтесь, мистер! Форма уже должна быть на вас. Прилив не будет ждать!
Но он напрасно кипятился. Как только открылся люк и из него, еще покрытая капельками специальной пропитки, показалась форма, я тотчас же бросился надевать ее. Когда стеклянная дверца люка закрылась и я увидел в ней свое отражение, я не смог сдержать довольной улыбки: я стал подводником!
Но долго любоваться на свое отражение в дверце не пришлось – меня уже поджидал каптенармус с другого склада.
Из складского ангара я выбрался нагруженный почти сорока килограммами амуниции. Как только я открыл дверь, на меня дохнуло жаром, словно из раскаленной топки, – двор был раскален беспощадным карибским солнцем. Так что, выйдя из огромного прохладного ангара, я как бы получил резкий удар в лицо.
До общежития, в котором я теперь должен был жить, было примерно сто метров. Я пересек прямоугольный двор. Меня покачивало от усталости.
Возможно, именно пот, заливавший глаза, помешал мне увидеть красную куртку курсанта-старшекурсника, который резко повернулся направо и стал подниматься по ступенькам прямо передо мной.
Случилось так, что я налетел на него.
Мои вещи посыпались на ступеньки. Я застонал, но все же сумел сдержать себя и извиниться – может быть, немного не тем тоном, которым нужно. После этого нагнулся, чтобы поднять свою каскетку.
– А ну-ка, смирно!
От этих слов мое затуманенное сознание мигом прояснилось, и я резко выпрямился.
– Извините, сэр, – громко повторил я. Стоявший двумя ступеньками выше курсант изобразил на лице гримасу отвращения. Он был одного со мной роста, но покрепче. Его глаза из-под козырька красной матерчатой каскетки смотрели холодно и, как мне показалось, угрожающе.
– Заткни свой рот, мистер салага! – заорал он. – Если офицер или старшекурсник захочет услышать твои извинения, он сам тебе скажет об этом. Не навязывайся со своей болтовней. Я сказал, чтобы ты встал по стойке «смирно», мистер! Стойка «смирно», руки по швам!
– Но я уронил свою каскетку, – растерянно возразил я.
– Мис-с-стер салага!
– Слушаюсь, сэр! – Я резко опустил руки и опять уронил каскетку на землю. Первый раз мне повезло, но теперь прозрачный козырек треснул.
Старшекурсник не обратил на это никакого внимания.
Смерив меня холодным взглядом, он спустился по ступенькам вниз и медленно обошел вокруг меня. Сделав полный круг, покачал головой.
– Да, мистер салага, – сказал он уже более спокойным тоном. – За свою жизнь я встречал много неприятных существ, но за те два года, три дня и тринадцать часов, которые я провел в академии, мне не приходилось видеть таких людей или животных – кстати, я так и не понял, к какому разряду существ ты относишься, – которые бы подавали так мало надежд стать мало-мальски пригодными для обучения на второго ассистента помощника оператора аварийной помпы третьего разряда!
Он снова покачал головой и продолжил:
– Если бы я назвал тебя позором для державы, флота и академии, то меня можно было бы обвинить в чудовищной лести. У тебя на физиономии написано, что больше двух недель ты в академии не протянешь. Я мог бы не утруждать себя разговором со столь презренным существом – из-за этого приходится тратить такое драгоценное время! Но ты должен знать, мистер салага, что настоящие подводники – щедрые люди. Мое доброе сердце заставляет меня сделать все возможное, чтобы растянуть твое бессмысленное и неприятное для окружающих пребывание в этих стенах как можно дольше. Именно поэтому я возьму тебя под свою опеку.
Положив руки на бедра, он уставился на меня надменным взглядом.
– Для начала, мистер салага, я предлагаю тебе выучить правило номер один. Ты готов к этому? Твой ответ должен состоять из двух слов, по одному слогу в каждом, второе слово – «сэр».
Мускулы моих челюстей дрожали – то ли от ярости, то ли от нервного смеха. Но я все-таки справился с собой.
– Да, сэр.
– Очень неплохо, – коротко кивнул курсант. – Для тебя это очень неплохо. Ты ответил более или менее по уставу, к тому же с первой попытки. Я поздравляю тебя, мистер салага! Не исключено, что ты еще можешь лелеять какую-то надежду. Например, на то, чтобы пробыть здесь целых три недели или даже три недели и еще два дня. Ну а потом отборочная комиссия волей-неволей должна будет признать, что настоящему подводнику ты и в подметки не годишься, и тебя вышибут. Но, так или иначе, продолжим изучать правило номер один. Слушать меня внимательно, мистер салага! Правило номер один гласит: «В присутствии старшекурсника надо стоять по стойке „смирно“ до тех пор, пока он не скомандует тебе „вольно“, или не отдаст какой-то другой приказ, или не отойдет от тебя на расстояние не меньше пяти метров – это значит, что ты больше его не интересуешь». Ну как, усвоил?