— Я за два месяца так и не понял, последний вариант тебя напрягает или наоборот устраивает.
— Если смысла нет, значит все можно, — Заноза забрал бутылку, чтобы сделать еще один глоток. — Но если смысла нет, значит, ничего не нужно.
— Объяснил, — Мартин кивнул с серьезным видом. — Зашибись, объяснил. Спасибо!
Телефон засигналил. Заноза глянул на номер. Хмыкнул. Звонок от Арни мог быть по делу, и тогда это действительно важное дело, а мог быть — как всегда, и тогда это сплошное раздолбайство. С другой стороны, здесь и сейчас они с Мартином тоже не офигеть какие важные проблемы решают.
— Извини, я отвечу, — он вернул демону бутылку и открыл телефон.
— Разговор не телефонный, — заявил Арни. Голос у него был трезвый, — мы тут по твоему делу нарыли кое-что… короче, чувак, у нас у всех могут быть проблемы. Расскажу, как вернешься, ок?
— Ты в «Крепости»? — Заноза глянул на небо. На Тарвуде время близилось к четырем, а дома должен был быть день.
— Да. Сейчас поеду в Луну.
— Ок. Отбой.
Мартин проследил, как он сунул телефон в карман. Протянул еще одну сигарету:
— Домой?
— Угу.
— Я думал, ты туда возвращаешься сразу, как ушел. Минут через пять по временной шкале.
— Я утром ухожу. Когда понадобится играться со временем — поиграюсь. А пока можно так, лучше не усложнять. Не знаю, насколько быстро кровь будет сгорать, если временные координаты туда-сюда дергать.
— А. Да. Кровь… Блин, надо возобновить традицию и приносить сюда не только выпивку. А то вдруг оголодаешь без предупреждения. Завтра принесу. Ты заходи. Расскажешь, что там.
— Да уж, — Заноза зажмурился, когда Мартин поднес огонек к его сигарете. — Расскажу, по-любому.
Глава 4
город не любит лето: песок, жара,
толпы туристов, самолеты в чужие страны...
город стремится дорогой к дальним горам,
но застыл навеки на берегу океана.
Мария Макина
Он уходил из Алаатира перед рассветом, а возвращался на закате. Проводил на Тарвуде ровно столько времени, сколько дома длился световой день. Вначале из любопытства пробовал задавать разные координаты по временной шкале, тогда и понял, что кровь сгорает, если возвращаешься до заката. Это было все равно, что дважды подняться из спячки. Ощущения не радовали — голодать не нравится даже живым, а мертвые от голода вообще с ума сходят — и добыть крови было негде. Из дома днем не выйдешь, и никого из Стада к себе не вызовешь. Убежище палить — последнее дело, пусть даже всем упырям в Алаатире известно, что Турок и его Пес обитают в Февральской Луне.
Упыри — это одно, а живые — другое. Не надо путать.
В общем, если требовалось вернуться домой до заката, Заноза покупал у Мигеля три бутылки крови. Как сегодня.
С живой кровью эту, холодную, лишенную эмоций, было не сравнить. Но в мае, когда он оказался на Тарвуде без денег, без оружия и без возможности уйти с острова, и она была за счастье. Заноза об этом помнил и, выходя из портала в холле Февральской Луны, опустошал бутылочки, не морщась. Кровь есть кровь. Когда-то только она и спасала от голода.
Арни ждал в кабинете. Интересно, как он убедил Франсуа, что имеет на это право? Но еще интереснее, о каких же новостях речь, если разговор не телефонный, и если ради этих новостей Арни выдернул его с Тарвуда в разгар дня.
— Ты все еще не различаешь похожих людей? — вопросил Арни, едва Заноза переступил порог. — Я не могу просто показать тебе фотки и наслаждаться эффектом?
— Я… хм… Нет, не можешь.
Он различал похожих людей. В этом и была проблема. Он сходства не видел. Все люди выглядели по-разному, кроме, может быть, однояйцевых близнецов. Да и то, если те прилагали усилия к тому, чтобы оставаться одинаковыми. Но, хоть формулировка Арни и была неверна, вывод тот сделал правильный. Показать фотографии и наслаждаться эффектом не получится.
— Что за фотки?
— Да вот эти, — Арни выставил на стол пакет с молоком, мазнул пальцем по тачпаду ноутбука, который нагло расположился тут же, на столе, рядом со стационаркой Занозы, и вытащил из кармана сложенный вчетверо листок. — Вот. Видел ее?
Видел, конечно. И на пакете, и на листке — один и тот же портрет. На экране ноута фотографий больше, но девочка та же самая. Соня Ариджит Хамфри. Одна из девчонок, исчезнувших за последние две недели. Одна из тех, кого опознал Тидеман. Ему показывали портреты всех числившихся в розыске подростков, и он узнал шестнадцать из них. Портретист, madre. Еще троих нарисовал сам. Тех, кого, не искали. Родители этих троих были уверены, что детки отдыхают в кемпинге, и считали их достаточно взрослыми, чтобы не доставать звонками и расспросами о времяпровождении.
Три ночи назад Хольгер держал в клетках в подвале своего дома девятнадцать подростков. Сколько их осталось к этому времени? Лучше не думать.
— А его видел? — изображение на экране сменилось.
И это лицо Заноза тоже прекрасно знал. Кто его не знал, этого ублюдка?!
— Старый Лис…
— Он самый, — подтвердил Арни. — Харт Алахди, командир венаторов штата. Слушай, трудно с тобой, а! Ты что, правда не видишь, что девчонка — его копия?
Нет. Он не видел. Мисс Хамфри выглядела как девушка. Русая в рыжину, светлоглазая, с веснушками. А Старый Лис выглядел как пятидесятилетний мужчина. Русый в рыжину, светлоглазый и тоже с россыпью веснушек у переносицы. Что, веснушки, что ли, сходством считать? Или цвет волос? Так недолго всех рыжих в похожие записать. У мисс Хамфри и у Лиса были одинаковой формы ноздри, совпадали разрез глаз и линия челюсти. Но все остальное — разное. Совершенно. Где Арни увидел сходство, оставалось неясным.
Заноза привык к тому, что утверждениям, будто кто-то на кого-то похож, обычно, можно верить, и все-таки сейчас предпочел поручить сравнение портретов компьютеру. У электроники не бывает иллюзий. Визуальных. Так-то, конечно, глюков чуть больше, чем дофига.
— Я проверял. Я ж тебя четырнадцать лет знаю, — Арни в жизни не сказал бы ему, что нужно или не нужно делать, Слуги не говорили такого вампирам, но намекнуть — это да, это он себе позволял. — Заноза, больше восьмидесяти процентов совпадений.
— Мало ли кто на кого похож, — представить, чтоб у Старого Лиса была семья, чтоб у него была дочка… у этого нациста. Нормальная с виду девчонка. Нет. То есть… да. Это возможно. Каким бы ни был отец, дети ни при чем. И ни при чем жены. Рассуждать иначе — значит, самому становиться нацистом. У тех ублюдков, у прежних, времен Второй мировой, тоже были дети. Были семьи. И они свои семьи не прятали.
Лис прятал.
А Хольгер нашел.
Если только это не случайное сходство. Поверить в случайность куда проще.
— Я б не стал тебе звонить. Днем-то, — Арни оттолкнулся, отъехал на стуле к закрытому стальным щитом окну, — если б не проверил. Для верности можно снова всю цепочку пройти. А то, блин... мне за это орден дать надо, а кто оценит? Девчонка с матерью живут под программой защиты свидетелей.
— Круто! — Заноза хмыкнул. — Венаторы в силу входят.
— Вот, я ж говорю! — Арни услышал только «круто». — А кто оценит? Ты не веришь, остальные не поймут. Я на поиски сутки убил. Не спал, не жрал, пил только минералку. У меня глаза выпадают. Все сосуды полопались, видишь? Я как Саурон! Мне теперь только в Минас-Моргул, на башню, оком сверкать. Даже двумя.
Заноза покачал головой. Ничего у Арни с глазами не сделалось, а не спать и не есть сутки для Слуг проблемой не было. Они и дольше могли без сна и пищи обходиться. Если не в боевом выходе, конечно. В бою, там и кровь, и силы куда быстрее расходуются.
— Молодец, — сказал он вслух. — Я бы не додумался. Не увидел бы, что они похожи.
Значит, дочь Старого Лиса захвачена Хольгером. Он знает? Хольгер? И знает ли Лис, что она у вампиров? Бурная деятельность венаторов в последние две недели, это что? Использование вверенных сил для поиска дочери, хорошей девочки, связавшейся с дурной компанией? Или Старый Лис ищет стаю вампиров, укравшую его дочь?