Но он в ужасе отогнал от себя эту мысль.
Главный инженер Гукслани пристально разглядывал молодого человека в штатском, который вел себя с уверенностью флотского офицера и, видимо, был облечен немалой властью. Гукслани, состоявший во флоте чуть ли не с детства, имел обыкновение путать власть с соответствующими ей внешними отличиями.
Но этого человека назначил Мул, а Мул был, разумеется, последней инстанцией. И все. Даже подсознательно он не сомневался в этом. Эмоциональный контроль уходил далеко вглубь.
Он без слов протянул Чаннису маленький овальный предмет.
Чаннис взвесил его на руке и ободряюще улыбнулся.
— Вы ведь человек с Установления, не так ли, шеф?
— Да, сударь. Я служил восемнадцать лет во флоте Установления, пока Первый Гражданин не взял верх.
— Инженерную подготовку проходили на Установлении?
— Дипломированный техник первого класса — Центральная Школа Анакреона.
— Неплохо. И вы нашли это в блоке связи, там, где я и просил вас посмотреть?
— Да, сударь.
— Данный предмет относится к этому блоку?
— Нет, сударь.
— Тогда что же это такое?
— Гипертрассер, сударь.
— Этого недостаточно. Я не с Установления. Что это такое?
— Это устройство, позволяющее следить за кораблем при движении в гиперпространстве.
— Другими словами, за нами можно следить повсюду.
— Да, сударь.
— Хорошо. Это ведь новое изобретение? Оно разработано одним из исследовательских институтов, организованных Первым Гражданином, ведь так?
— Полагаю что так, сударь.
— И его конструкция является государственной тайной. Правильно?
— Полагаю что так, сударь.
— И все же эта штука здесь. Любопытно.
Чаннис в течение нескольких секунд медленно перебрасывал гипертрассер из одной руки в другую. Потом он резко заключил:
— Тогда возьмите его и установите в то самое место, где вы его нашли, и именно в таком положении, в каком вы его нашли. Понятно? А потом забудьте об этом происшествии. Начисто!
Главный инженер механически, хотя и с трудом, отдал честь, круто повернулся и ушел.
Корабль мчался сквозь Галактику. Его путь среди звезд выглядел пунктирной линией с широкими пробелами. Штрихами являлись редкие отрезки от десяти до шестидесяти световых секунд, пройденные в нормальном пространстве, а между ними простирались пустоты в сто и более световых лет, представляющие собой «прыжки» сквозь гиперпространство.
Сидя у пульта управления Линзой, Беиль Чаннис снова ощутил невольный прилив почти благоговейного чувства при ее созерцании. Он не был уроженцем Установления, и сложная игра сил, побуждаемых каждым поворотом ручки или нажатием кнопки, не вошла для него в привычку.
По правде говоря, Линза вряд ли могла бы надоесть даже человеку с Установления. В ее невероятно компактном объеме размещалось такое количество электронных схем, которое было достаточно для того, чтобы аккуратно расставить сто миллионов отдельных звезд в надлежащем расположении друг относительно друга. И, хотя это и само по себе было верхом инженерного искусства, Линза вдобавок могла перемещать любой заданный участок галактического поля вдоль каждой из трех пространственных координат или же вращать его вокруг центра.
Именно эти свойства Линзы совершили революцию в межзвездных путешествиях. В раннюю эпоху таких странствий расчет каждого «прыжка» через гиперпространство означал работу объемом от суток до недели — и при этом большая часть этой работы представляла собой по возможности точное определение положения корабля в Галактической системе отсчета. На практике это означало точное наблюдение по крайней мере трех взаимно удаленных звезд, положение которых по отношению к заранее принятому Галактическому началу координат было известно.
И вся хитрость заключалась в слове «известно». Для каждого, кто хорошо знал облик небосвода в какой-то определенной точке, звезды были так же индивидуальны, как люди. Но стоило прыгнуть на десять парсеков — и даже собственное солнце становилось неузнаваемым или даже невидимым.
Выход давал, конечно, спектральный анализ. Основной задачей межзвездной технологии веками являлся анализ «световых подписей» все большего числа звезд во все больших подробностях.
Это, а также растущая точность самих прыжков позволили подготовить стандартные трассы для полетов по Галактике, и межзвездные путешествия сделались в меньшей мере искусством, и в большей мере — наукой.
И все же, даже во времена Установления, с улучшенными вычислительными машинами и новым методом автоматического сканирования звездного поля для поиска «световых автографов», в местах, незнакомых пилоту, иногда уходили дни на то, чтобы обнаружить три нужные звезды и затем рассчитать положение звездолета.
Линза изменила ситуацию. Во-первых, она требовала опоры только на одну известную звезду.
Во-вторых, даже такой новичок в космосе, как Чаннис, мог с ней управляться.
Ближайшей более или менее яркой звездой в данный момент, согласно предварительным расчетам «прыжка», являлась Винсетори, и на обзорном экране в центре как раз виднелась яркая звезда. Чаннис надеялся, что это именно Винсетори.
Дисплей Линзы был размещен рядом с обзорным экраном, и Чаннис аккуратно набрал координаты Винсетори. Затем он дал команду, и ярко вспыхнуло звездное поле. На нем в центре тоже виднелась яркая звезда, но в остальном сходство отсутствовало. Чаннис отрегулировал Линзу по Z-координате и расширил поле до тех пор, пока фотометр не показал, что обе звезды в центре имеют одинаковую яркость.
Чаннис поискал на обзорном экране вторую звезду поярче, и подобрал соответствующую ей звезду на дисплее Линзы. Он начал медленно поворачивать поле на дисплее на аналогичный угол.
Затем, скорчив гримасу, он сбросил результат и снова начал вращение, приводя на место другую яркую звезду, потом третью… И тут он улыбнулся. Третья звезда подошла. Возможно, специалист с наметанным глазомером угодил бы в точку и с первого раза, но Чаннис был вполне удовлетворен и тремя заходами.
Последовала подгонка. На заключительном этапе оба поля наложились друг на друга, образовав общее пространство, где звезды в большинстве своем выглядели как двойные. Но точная настройка длилась недолго. Двойные звезды слиплись, осталось единое поле, и данные о положении корабля можно было считывать непосредственно с индикаторов. Вся процедура заняла не более получаса.
Чаннис нашел Хэна Притчера в его личной каюте. Генерал явно собирался ложиться спать.
При виде вошедшего он, однако, поднял голову и спросил:
— Есть новости?
— Незначительные. Мы будем у Ределла на следующем прыжке.
— Я знаю.
— Я не желал бы вас беспокоить, если уж вам приспичило спать, но мне интересно: посмотрели ли вы пленку, которую мы получили на планете Силь?
Хэн Притчер бросил пренебрежительный взгляд на упомянутый предмет, лежавший в черном ящичке на его книжной полке.
— Да.
— И что вы думаете?
— Я думаю, что если История и была когда-то хотя бы отчасти наукой, то к данной части Галактики и в данное время это совершенно не относится.
Чаннис осклабился.
— Я понимаю, что вы имеете в виду. Очень сухо и бесплодно, не правда ли?
— Ну, если вы обожаете персональные хроники правителей… Впрочем, я бы сказал, что они, скорее всего, недостоверны. Там, где история занимается в основном личностями, их изображают либо в мрачных, либо в светлых тонах, соответственно симпатиям автора. Я нахожу все это бесполезным.
— Но там говорится о Ределле. Именно на это я и хотел обратить ваше внимание, передавая вам пленку. Данная пленка — единственная, где я нашел хоть какое-то упоминание о нем.
— Все нормально. У них были правители хорошие и плохие. Они завоевали несколько планет, выиграли несколько сражений, небольшое количество проиграли. В них нет ничего выдающегося. Я не очень многого жду от вашей теории, Чаннис.