– Да, вышла еще зимой. Живет в Привольном, в старом доме ее бабки.
– Теперь ясно, магнит какого рода держит тебя там. – Гость жестом приказал Назарову молчать. – Я все ждал, когда же она ко мне придет, но не дождался. Ехать к ней я не могу, но ты уж, будь добр, сообщи мне, если понадобится помощь. Конечно, телевидение для нее закрыто, но я что-нибудь придумаю. Не хотел бы, чтобы она ставила на себе крест.
– Я тоже этого не хотел бы, и…
В дверь заглянула секретарша.
– Евгений Александрович, звонит ваша жена.
Секретарша никак не может усвоить, что жена бывшая – впрочем, Анна кого угодно умеет заставить делать то, что ей нужно, а потому Назаров просто не отвечает на ее звонки, и Анна звонит в приемную, а секретарша вынуждена докладывать о звонке. Противостоять Анне очень сложно. Настолько сложно, что секретарша рискнула прервать его разговор с этим человеком.
– Я возьму.
Конечно, секретарша не виновата, она сделала все, что могла.
– Извините, Николай Андреевич, это недолго, иначе она не даст нам поговорить.
– Конечно.
Назаров предпочел бы говорить с бывшей женой без свидетелей, потому что никому не надо знать, что он бесхребетный дурак, но спровадить человека, владеющего креслом, на котором он сам сидит, и кабинетом, и даже телефонным аппаратом… в общем, это плохая идея.
– Же-е-е-ень!
Голос Анны, тягучий и сладкий, и такой же обманчивый, как ее внешность Белоснежки. Когда-то и он обманулся, но это в прошлом. Правда, Анна так не считает.
– Анна, я занят.
Он понимает, что проиграл в тот момент, как только взял трубку – но оставлять секретаршу на растерзание бывшей жене было нечестно и малодушно. И потому он вынужден сейчас выставить себя тряпкой в глазах человека, которого он… ну, да, уважает – несмотря на его одиозную репутацию. Но у Анны есть свойство: она умеет заставить любого делать то, что хочет она.
– Женя, я завтра буду в городе, давай встретимся?
Назаров тупо уставился на кипу статей у себя на столе, на миг даже забыв о человеке в кресле посетителя. Какого-то черта Анна прилетит из Парижа в Александровск? Зачем хочет с ним встретиться?
– Посидим в милом смешном кафе «Маленький Париж», ты мне закажешь какао и их фирменный торт, а я куплю каких-то новых стеклянных фигурок… Жень, ты чего молчишь?
Назаров понимал, что это ловушка: и голос, тяжелый и гладкий, как жидкое золото, и невинные планы насчет кафе и стеклянных фигурок… Но как сказать, что ему все это не нужно? А самое главное – как сделать, чтобы Анна осталась где-то там, в Париже, демонстрировать моды и позировать фотографам, а не вваливалась снова и снова в его уже налаженную жизнь?
– Же-е-енечка!
Она знала, что он не устоит – конечно же, попрется с ней в это кафе, а потом… Да бог знает, что Анне взбредет в голову, учитывая, что она всегда под кайфом. А закончится все скандалом и полицией, и его, Назарова, испорченными нервами и подорванной репутацией. Потому что ни о ком, кроме себя, Анна думать не умеет. Она вообще не умеет думать, похоже. А если в Париже она сейчас в центре нового скандала, стоит ожидать, что за ней потянутся папарацци, и Назаров тоже может оказаться героем скандального репортажа, а учитывая, что неделю назад парижское издательство выпустило в продажу его книгу… Конечно, Анна все просчитала.
Назаров уставился в первую попавшуюся статью – из тех, что еще ждали его одобрения. Их много, а в номер нужно отобрать всего три.
«Бизнесмен и меценат Николай Ладыжников на открытии бассейна». Ну, этого «мецената» Назаров отлично знает, его второе имя – Коля-Паук, и весь рэкет, все незаконные операции и уголовщина происходят под его патронатом, так что никаких статей о его меценатстве он не пропустит. Несмотря на то что меценат сидит сейчас в его кабинете, полирует задницей кресло для посетителей и заинтересованно слушает его разговор с Анной.
И вот это тоже не годится – эка невидаль, беременная школьница из многодетной семьи, и…
Что?!
«Виктория Станишевская вышла из тюрьмы!»
Заголовок прост и понятен, и как раз этой понятностью и простотой автор и заинтересует аудиторию. Фотографии Вики – босиком, в кепке с козырьком, она из шланга моет бока большого внедорожника.
«Убийца вышла на свободу! Приговоренная к семи годам тюрьмы за убийство собственной сестры Виктория не отбыла в колонии и половины срока, выйдя на свободу – но чиста ли ее совесть? Кровь на руках не смыть никакими средствами, и убитую не вернешь. И я думаю, что три года – это слишком мало. Назовите меня мстительным, но как так получилось, что убийца на свободе?
Она прячется от всех в одном из пригородных сел – там у нее, как оказалось, есть собственный дом. И она живет, наслаждается каждым днем – а ее жертва…»
Назаров вдруг ощутил ту абсолютную ясность, которая бывает у него только тогда, когда он достигает точки абсолютной ярости.
– Же-е-е-ень!
Это Анна, она до сих пор на проводе, и ее фальшивый голос, подогретый кокаином, звучит неуместно и глупо.
– Анна, ты можешь ездить, куда тебе вздумается, но с чего ты взяла, что я хочу с тобой встречаться?
«В ее дворике полно цветов, она плетет корзины и продает на трассе ягоды и травы – в промежутках между мытьем машин, и уже никогда не вернется ни на телевидение, ни в светское общество, но достаточно ли этого? Почему кто-то счел возможным выпустить на свободу жестокую убийцу, когда…»
– Жень, ты что?
– Ничего. – Назаров понимал, что Анна не виновата в его ярости, но теперь уж получит и она. Чтоб два раза не вставать. – Прекрати мне звонить! Прекрати пытаться мною манипулировать, мы развелись год назад, прими это и не беспокой меня. У меня другая жизнь, другая работа и другая женщина, или ты своим прокисшим от кокса мозгом не в состоянии этого осознать?
– Жень… Ну ты чего?
Теперь она включила сценарий «потерявшаяся сиротка». Назаров знал все ее уловки и, несмотря на это, постоянно велся на них, но не сейчас, когда он так зол.
– Я – ничего. Просто перестань мне звонить, присылать письма и третировать мой персонал. Не надо приезжать, чтобы со мной встретиться, я не хочу с тобой встречаться, и у меня есть с кем посещать кафе, ясно? Анна, тебе нужно лечь в клинику и полечиться, а потом…
– Женя, мне очень нужна помощь! – Анна зарыдала очень натурально. – Женечка, только ты настоящий, и только ты…
– Только я вижу тебя насквозь.
«Виктория Станишевская заплатила долги обществу? Я так не считаю, и родители ее жертвы тоже так не считают. Мать убитой Дарины Станишевской возмущена…»
– Жень, ты не понимаешь! Я сегодня стояла на крыше и думала прыгнуть вниз! И только мысли о тебе…
– Так надо было прыгать, Анна. – Назаров цедил слова сквозь зубы, изо всех сил стараясь держаться в рамках приличий. – Надо было взять и прыгнуть, вместо того чтобы доставать меня и лить водопады соплей по себе любимой, потому что единственная твоя проблема – настоящая проблема, а не выдуманная – это кокаин. И ты уж будь добра, с этой проблемой разбирайся сама, я пас.
– И тебе все равно, что я покончу с собой?
– Да. – Назаров вдруг понял, что ему и правда это безразлично. В обычное время он бы почувствовал себя бессердечной скотиной, но не сейчас. – Но знаешь, что будет на самом деле? Сейчас ты наешься каких-то практически безвредных таблеток, а через десять минут придет массажистка и обнаружит тебя около пустого пузырька, ты притворишься мертвой, но она обнаружит сердцебиение, конечно же. Массажистка поднимет крик, вызовет врачей, тебя под щелканье фотокамер перевезут в клинику, станут пичкать успокоительными и таскать к психологу, а журналисты примутся расписывать это на все лады, и ты будешь нежно ронять слезы перед камерами, и обыватели простят тебе твой давешний дебош в ресторане. Ты слишком сильно себя любишь, чтобы прыгнуть с небоскреба и умереть тяжкой и страшной смертью, расплескав кровь и мозги по тротуару и ощутив в последний миг, как ломаются все до единой твои кости и рвутся внутренности, а лицо превращается в месиво. А возможно, ты проживешь после падения еще какое-то время, наслаждаясь ощущениями? Нет, Анна, эта клоунада с суицидом мне уже не интересна, я это все уже с тобой проходил, уроки извлек, теперь поищи другого дурака.