— Хорошо! — ответил Ковтунов и протянул руку. Лейтенант сильно встряхнул ее.
Пока Ковтунов обходил огневую позицию, Васильев неотступно следовал за ним, с откровенным сожалением рассказывая о том, что, если бы не бомбежка да не вышли из строя два орудия, ему не пришлось бы перекочевывать в чужую батарею.
На огневых позициях Ковтунов пробыл с полчаса и, убедившись, что здесь все в порядке, возвратился на свой наблюдательный пункт.
— Товарищ лейтенант, есть будете? — встретил его вопросом Троицкий.
Ковтунов отрицательно покачал головой. Но Троицкий уже нес открытую коробку консервов, хлеб, удивленно приговаривая:
— Да ведь целый день не ели! Разве можно воевать с пустым желудком?
В то время как лейтенант вяло жевал холодную, волокнистую говядину, Троицкий рассказывал:
— А я тут, пока вы ходили, два ложных НП устроил. Один в копне сена, другой на бугорке. Окопчик вырыл. Стереотрубы — как вы учили, из консервных банок. Как думаете, клюнет?
— Может, и клюнет, — равнодушно ответил Ковтунов и попросил воды. Он чувствовал страшную усталость, неудержимо клонило ко сну.
— Где… командир… взвода управления? — с трудом разжимая губы, спросил Ковтунов. — Передай… чтобы проверил посты… — В следующее мгновение он уже повалился на солому.
Троицкий заботливо укрыл его шинелью, затем спустился по лестнице искать командира взвода управления.
2. ПЕРВЫЙ БОЙ
Рано утром Ковтунова разбудил Троицкий. Он долго, сначала тихонько, потом все сильнее и сильнее, тряс его за плечо. Ковтунов никак не хотел просыпаться, наконец вздрогнул, открыл глаза и, прежде чем Троицкий сказал: «Немцы», вскочил, поняв по лицам окружающих и по новому звуку, напоминавшему дробное тарахтение трещоток, что начался бой.
«Трррр-та-та-та-та-та… Трррр-та-та!» — доносилось со всех сторон. В углу сипло пел зуммер телефонного аппарата. Одной рукой протирая глаза, другой Ковтунов схватил трубку. «П-пачему не стреляешь? Немцы в наступление пошли, не понимаешь? Огонь открывать надо!» — услышал он рассерженный, с характерным восточным акцентом голос Дестичана.
«Открываю!» — поспешно, хриплым спросонья, испуганным голосом ответил Ковтунов и, не слушая дальше, положил трубку и бросился к стереотрубе. Сердце его учащенно билось, рука, вращавшая барабанчик грубой наводки, дрожала. То, что он увидел, испугало еще больше. Гитлеровцы были уже совсем близко от позиций стрелкового полка. Они наступали несколькими цепями, шли во весь рост, уперев автоматы в живот и чуть поводя ими по сторонам, стреляли длинными очередями. Ковтунов видел засученные по локоть рукава, расстегнутые вороты мундиров, широко разинутые в крике рты. С позиций пехоты по ним стучали пулеметы. В сереньком, мглистом рассвете часто-часто вспыхивали винтовочные выстрелы, бледные язычки пламени бегали по полю, обозначая линию окопов.
Несколько секунд Ковтунов не мог оторвать взгляд от этой картины. Его вывел из оцепенения голос командира взвода управления лейтенанта Шагалова. Наклонившись почти к самому уху командира батареи, он скороговоркой напомнил:
— Товарищ лейтенант! С огневой докладывают… Все готово. Ждут команды, товарищ лейтенант…
«В самом деле, что же это я?» — И, стараясь наверстать упущенное, он торопливо определил место, где цепи наступающих были особенно густы. «A-а… так это же там, где я вчера выбрал ориентир, — обрадовался Ковтунов. — У меня по нему есть подготовленные данные».
— По пехоте! — подал он команду, быстро рассчитав перенос огня. — Гранатой! Взрыватель осколочный! Угломер!.. — Но перед тем как выговорить последнее слово — «Огонь!», на мгновение заколебался: «А вдруг по своим? Слишком уж невелико расстояние между немцами и нашей пехотой». Он еще раз проверил себя. Нет, вроде все в порядке…
Заслышав залпы батареи, Ковтунов вздрогнул, затаил дыхание и, не мигая, устремил взгляд туда, где узкая полоска земли разделяла войска. В воздухе, левее наблюдательного пункта, с клекотом пронеслись снаряды, и в следующее мгновение шесть разрывов взметнулись в самой гуще наступающих.
Когда дым рассеялся, стало видно, что цепи солдат поредели. Но, несмотря на это, фашисты, поспешно обходя дымящиеся воронки, упорно приближались. Ковтунов внес поправки и скомандовал: «Беглый огонь!» За оврагом, перед окопами Дестичана, в течение пяти минут неумолчно гремели разрывы и стояла сплошная дымовая завеса. В стереотрубу видно было, как бойцы Дестичана, прекратив огонь, высунувшись из окопов, наблюдали за происходящим. Затем огневой налет затих. Наступила пауза. Но длилась она недолго. Снова застрекотали пулеметы, затрещали винтовочные выстрелы. Огонь теперь вели только обороняющиеся.
Гитлеровцы, залегшие во время артиллерийского налета, поспешно откатывались назад, оставляя на поле боя убитых и раненых.
Ковтунов смотрел на все это с удивлением, почти как на чудо. «Значит, победа? Да, конечно, победа! И… не так страшен черт, как его малюют!» — вспомнил он слова командира полка.
— Товарищ лейтенант! — позвал сержант Тунев, дежуривший у телефона. Ковтунов взял трубку и услышал громкий веселый голос Дестичана:
— Молодец артиллерист! Понимаешь, сильно помог! Спасибо! От всего полка спасибо!
Ковтунов, счастливо улыбаясь, пробормотал в ответ что-то невнятное.
— Но, понимаешь, я полагаю, неудача их разозлит, — продолжал Дестичан. — Они хотели нас без артподготовки взять — не вышло. Теперь артиллерию в ход пустят. Я так полагаю.
И действительно, не прошло и четверти часа, как гитлеровцы обрушили на позиции стрелкового полка ураганный артиллерийский огонь. Несколько снарядов разорвалось вблизи наблюдательного пункта. Стены сарая сотрясало так, что, казалось, он вот-вот рассыплется, как карточный домик. В двух местах крупными осколками пробило стену. И Ковтунов едва удержался, чтобы не приказать всем спуститься вниз, где были вырыты щели. С трудом заставляя себя остаться на месте, он стал внимательно всматриваться в даль, стараясь определить, откуда гитлеровцы ведут огонь.
Снаряды больше на наблюдательный пункт не залетали. По-видимому, они просто оторвались от группы, накрывшей стог сена в двухстах метрах левее. «Что там могло привлечь фашистов?» — недоумевал Ковтунов. И вдруг вспомнил: «Да ведь там Троицкий устроил ложный наблюдательный пункт! Значит-таки, клюнуло». Он обернулся, чтобы сообщить об этом Троицкому, но в уши ему резко ударил близкий лающий звук выстрела, за ним другой. Ковтунов снова резко повернул голову и увидел на переднем крае два вражеских орудия. Они даже не были замаскированы и вели беглый огонь прямой наводкой по пулеметным точкам Дестичана.
— Вот черт! Опять опоздал! — с досадой выругался Ковтунов и лихорадочно стал отдавать команды.
Пристрелочный снаряд разорвался с большим перелетом. Ковтунов сделал доворот. Еще снаряд. Можно переходить на беглый. Ожидая очереди, Ковтунов заметил, что немцы выкатывают еще одно орудие, а их пехота снова идет в атаку.
Все остальное произошло очень быстро. Когда дым разрывов рассеялся, Ковтунов увидел, что одно орудие с оторванным колесом лежит почти совсем на боку, другое уперлось стволом в землю. Третье солдаты только что подтащили и теперь торопливо устанавливали, чтобы открыть огонь.
Удивляясь тому, как точно удалось накрыть вражеское орудие, Ковтунов снова подал команду, и вновь в воздухе послышался клекот снарядов. Теперь он был уже почти уверен в том, что правильно определил поправку, необходимую для попадания. И действительно, разрывы легли у орудия и заставили его замолчать.
Между тем и подразделения подполковника Дестичана во второй раз успешно отбили атаку пехоты. Снова наступило затишье. Только откуда-то издалека одна вражеская батарея продолжала вести методический огонь, но он был не прицельным и особого вреда не причинял.
— Что это вы на меня так смотрите? — спросил Ковтунов у Троицкого.
— Эх и здорово же вы их, товарищ лейтенант! Каждый выстрел в цель… Я уж теперь думаю, может, не в институт мне идти, а в артиллерийское училище…