Гордон Р.ДИКСОН
У Властителя центрального мира Дунбара не было имени, да он в нем и не нуждался. Его Величие и Красота не подчинялись канонам вкусов человеческой расы. В конце-то концов, он никогда и не слышал о таких существах, как люди.
День за днем сидел он на чем-то, что на языке людей означало бы трон, и перед ним проходили представители разных рас, которые имели свои собственные дела на этой планете. Властителю нравилось ощущать именно таким образом пульс жизни, кишевшей вокруг него, и поэтому он разрешал им находиться вокруг себя, хотя и не терпел, когда его лично вовлекали в эту суетливую жизнь.
В один из дней, так похожих один на другой, он по какой-то непонятной ему причине, зачем-то вспомнив время своей молодости, мысленно представил себя в городе, таком же большом как сама планета и остальные пять планет Империи. Когда-то он был почти что никем в этом огромном враждебном мире, и сейчас что-то похожее на интерес к этому миру возникло у него в голове. Да, этой Вселенной управлял никто иной как Он. Нет, слово "управлял" почти что ничего не говорило. Может быть, лучше было бы сказать "владел"? Владел именно так, как владеют кольцом с драгоценным камнем, носящим на мизинце.
По едва уловимому мановения именно этого мизинца высокий мужчина той же расы, что и он, отделился от своего места за троном. Губы на зеленом и невыразительном лице Властителя слегка шевельнулись и в тронном зале раздался едва уловимый шепот:
- Время непрерывно течет. И ничто ни вечно под этим солнцем. Хотя... может быть, есть что-то новое?
- Господин! - прошептал камергер ему на ухо. - С тех пор, как вы спрашивали в последний раз, ничего нового не произошло в подвластных Вам мирах. Если не считать того, что в тронный город прибыло существо неизвестной доселе расы. Оно не принесло жертву перед святилищем Пурпура, но во всем остальном оно вело себя подобающим образом.
- Является ли отказ принести жертву чем-то новым? - вновь пронесся по залу легкий шелест вопроса.
- Нет, господин, просто ничего не значащий проступок, - осмелился высказать свое мнение камергер. - Много поколений прошло с тех пор, как Святилище Пурпура стало лишь символом истинного почитания. Жертвоприношение считается общепринятым обрядом только в нашем космопорту. Чужаки почти всегда забывают зажечь огонек лампады на кубе перед Пурпуром.
Властитель долго молчал.
- Как наказывается этот проступок? - в пронесшемся шелесте вопроса почудилось что-то новое.
- Согласно древнему закону такой проступок карается смертью, ответил камергер. - Но вот уже сотни лет, как смерть заменена небольшим штрафом.
Властитель вновь надолго замолчал.
- Древние обычаи ценны по-своему, - изрек он наконец. - Обычно, если их вновь вспоминают, они уже кажутся новыми. Пусть древнее наказание вновь вступит в силу!
Властитель шевельнул мизинцем и камергер отошел на свое место.
Прошло довольно много времени, когда Властитель внезапно шевельнулся и повернул голову, чтобы окинуть взглядом свое собственное изображение в зеркале. Он увидел создание, сидевшее на высоком резном троне. Из воротника какого-то немыслимо сверкающего одеяния, выдавалась тонкая шея с вытянутой головой с мелкими чертами лица, безгубая щель едва различимого рта, небольшой выступ носа и совершенно лысый зеленоватый череп. Только золотые глаза были огромными и прекрасными. Но ни в этих удивительных глазах, ни тем более на лице, не было никакого выражения. Этому существу, который смотрел из зеркала на Властителя, было уже около тысячу лет, и Владыка знал, что он будет жить вечно, пока какой-нибудь несчастный случай не прервет это бытие, или пока ему самому не надоест смотреть на этот никчемный мир.
Он не знал что такое болезни, никогда не терпел ни голода, ни холода, ни лишений. Никогда не испытывал ни страха, ни одиночества, ни ненависти, ни любви. Хотя... может быть, тогда... в глубокой древности, когда он был молод и только стремился достичь чего-то в жизни, это все было. Может быть... сейчас он не знал этого... забыл... Он смотрел в зеркало, потому что был сам для себя вечной загадкой, которой одной только хватало, чтобы заставить забыть тоску собственного существования.
На лице Уилла Мейстона были сотни мелких морщин - свидетелей жаркой и изнурительной борьбы за эту тяжелую жизнь, которую он посвятил космическим торговле. Морщины разглаживались, но лишь ненадолго, в тех редких случаях когда он возвращался на Землю навестить жену и двоих детей. А ведь ему было всего двадцать шесть лет.
Он услышал о Дунбаре от межзвездных торговцев-ккьяка, коренастых существ с львиными головами. Дунбар оказывается был звездной Меккой, куда стекались не только паломники, но и мощные потоки различных товаров из ультрацивилизованных миров центра Галактики, смешиваясь и уплывая по многочисленным торговым путям, вплоть до одиноких холодных звезд на периферии Вселенной.
Уилл прибыл сюда один, он был первым землянином, который когда-либо ступал на землю Империи Дунбар. Ккьяка очень хорошо к нему относились и научили его всему, что необходимо было знать о порте Дунбар. Но забыли упомянуть лишь о Святилище Пурпура, может быть, потому что штраф то был сущим пустяком.
Кал Дон, агент народа ккьяка в Дунбаре, приветливо встретил Уилла в своем доме. Они разговаривали о торговле на свободном звездном языке, который был языком звездных торговцев, когда беседа их внезапно была прервана голосом, зазвучавшим из стены и говорившем на незнакомом Уиллу языке. Кал Дон выслушал, ответил и, повернув к землянину свою львиную голову, произнес:
- Нам необходимо сойти вниз.
В гостиной на первом этаже их ожидали двое представителей местной расы, одетых в короткие черные туники с серебряными поясами. У каждого в руке была небольшая серебряная палочка.
- Чужестранец и незнакомец, - торжественно произнес один из них на языке свободных торговцев, - сообщаем тебе, что ты арестован.
Кал Дон начал что-то быстро объяснять на местном языке. Немного погодя двое служителей поклонились и вышли из дому. Тогда Кал Дон обернулся к Уиллу.