«Вот и кончилось все…»
Обозримое будущее было легко предсказуемым.
«Утром — рапорт начальнику Управления, отстранение от должности, инс-пектора Службы собственной безопасности…»
В заключении особистов можно было не сомневаться.
«Связь с сомнительными лицами из коммерческих структур, пьянка, жен-щины легкого поведения и как результат потеря бдительности и утрата табель-ного оружия и удостоверения личности…»
Классическая этиология ментовского преступления!
Утром на его службе можно поставить крест.
«То-то жена будет рада!»
Впереди предстоял ещё суд чести среднего и младшего начальствующего состава. Увольнение с передачей материала в прокуратуру для возбуждения уголовного дела.
В реакции прокуратуры можно было не сомневаться.
У транспортного прокурора на оперативников уголовного розыска был давний зуб.
«Полный облом…»
Закончивалась другая жизнь, о которой не расскажешь никому, кто ею не жил…
Легкий с вечера морозец усилился. Сбоку послышались голоса.
По другую сторону путей за высокой платформой прошли двое работяг. Качану видны были только их шапки.
«Ночная смена..».
Один из путейцев отбросил окурок. Сигарета прочертила в воздухе огненную петлю, упала, рассыпав искры на междупутье.
Работяги из Дистации пути трудились где-то поблизости, могли что-то ви-деть.
Качан помедлил. В конце концов отвернулся.
Не бежать же вслед: «Мужики, вы тут давно? Пистолет „макаров случайно не видели?!“
Уборщик, скалывавший снег в конце платформы, прошелся ещё метлой по кромке, сложил орудия труда. Он уходил на перерыв, остановился. Качана поймал неожиданный поворот головы — тот смотрел в его сторону.
«А вдруг?!» — отдалось в груди.
Качан двинулся к нему.
Еще кружилась голова, но слабость понемногу проходила.
Уборщик не уходил. Ждал его. Встретил вопросом:
— Что? Пооблегчили?
— Есть немного.
Качан узнал его.
«Пенсионер-подполковник, бывший начальник патрульно-постовой службы …»
Качан ещё застал его действующим:
«Бравый строевик — хохол из правофланговых…»
Сейчас перед ним был худой высокомерный старик. Он не стал прираба-тывать по месту прежней службы. В Совете ветеранов… Работал физически по ночам, с коллегами почти встречался .
Качана он не помнил. Спросил, как обрадовался:
— Сняли часы — то?!
— Ну! — Старший опер не стал разочаровывать:
Отставник был удовлетворен. Предположил уверенно:
— Еще и бумажник, наверное… — Его радовала собственная сметливость. — Кошелек — это они берут обязательно! Денег, наверное, много было?! — Он быстро смекнул. — Вчера на ЗИЛе получка … До рубля взяли или чуть оставили?..
— На метро осталось… Вы все видели?
Бывший милиционер осклабился:
— А как же! — Он плохо слышал, потому почти кричал. Голос разносился далеко по платформе. — Двое. Оба высокие, в коротких куртках. Знаешь, какие сейчас носят. И без головных уборов… Тут как раз электричка отправлялась…
— Из Москвы?
— Да.
— Откуда они подошли? С электрички?
— Этого не скажу… Когда мне смотреть? — Отставник кивнул на расчищенный прямоугольник платформы. — Да и наблюдать-то?! Сам понимаешь… Запросто голову оторвут!
— Ушли они через мост?
— Не знаю, куда делись… — Розыскная сторона дела его уже больше не интере-совала. — Может на мост ушли или туда, к палаткам, чтобы сразу пропить. Может в электричку сели…
— Электричка была последней?
— Последняя, — он снова засобирался уходить.
Сочувствия в его голосе Качан не почувствовал.
В глазах отставника он был потерпевшим. Таких — фуцанов, фраеров, лохов , терпил — надо было учить и учить, чтобы знали!..
Качан все понял.
— Последний вопрос.