Несмотря на эзоповский стиль проповеди, слушатели отлично понимали, что именно хотел сказать почтенный кюре, кого имел он в виду, говоря о тридцати иудиных сребрениках.
Кто-то крикнул: «Да здравствует Франция!» Кюре встрепенулся и благословил слушателей.
Бертон встал: время уходить, не попасть бы в облаву. На улице хлестал грозовой ливень, но грома не было. Бертон поднял воротник пальто: «Будет гром, господа, будет! Это я вам обещаю!».
В ту пору Бертон носил мифологическую кличку «Зевс», как и другие члены его группы. Он вспомнил старенького кюре и одобрительно покивал головой: особенность тайной войны с заклятым врагом заключалась в том, что в ней могли участвовать даже глубоко штатские люди. Бесполезных не было.
Бертон открыл глаза — перед ним стоял человек в белом халате, с саквояжем в руке. Нагнувшись к больному, он тихо произнес:
— Слоны едят землянику…
— Брэм, том второй, страница 78-я, — отозвался Бертон, приподнимаясь на локте. — Но кто вы? Откуда вам известен старый пароль группы «Мистраль»? Что вам от меня надо?
Незнакомец приложил палец к губам:
— Тс-с-с!.. У нас слишком мало времени, чтобы объясняться. Я друг и послан вашими друзьями. Госпиталь вот-вот будет оцеплен, и тогда вам уже не вырваться.
— Это похоже на правду… Что с Гюбнером?
— Гюбнер погиб. Вами чрезвычайно интересуется «Второе бюро».
— Еще бы.
— Вы в состоянии идти?
— Смотря куда и зачем…
— У вас нет выбора: либо свобода, либо жизнь на положении секретного узника. Быстрее решайте, Бертон, счет идет на секунды!
Да, Бертон знал, что такое «Второе бюро»: в начале войны его штат и секретная агентура представляли собой скопище политических авантюристов, разведчиков-космополитов с двойным и тройным грузом предательства и темных, алчных дельцов, жаждущих личной наживы. Вряд ли это учреждение стало потом благороднее. Лучше было мчаться в неизвестное, хоть к черту на рога, чем попасть в когти «Второго бюро».
— Я доставлю вас в такое место, где вы сможете надежно укрыться и продолжать работу. Ну же, Бертон!
Участие в тайной войне приучило Бертона в критические моменты принимать решения быстро. Он знал, что сейчас «промедление смерти подобно».
Бертон откинул одеяло и спустил ноги на коврик.
— А ч-ч-черт! — сказал он сквозь зубы, морщась от боли.
— Потерпите, я вам помогу. — Незнакомец открыл саквояж и с ловкостью фокусника извлек оттуда брюки, пиджак, плащ, ботинки.
— Быстрее! Вот ваш бумажник, деньги, часы…
Он помог Бертону одеться и распахнул окно:
— Прошу прощения, но будет лучше, если мы выйдем этим путем…
Огни Парижа далеко позади. Мокрое полотно автострады, подсвеченное лучами фар, бесконечной лентой летело под колеса черного «фрегата». Стрелка на спидометре показывала «НО».
Незнакомец, сидя рядом с водителем, изредка оглядывался на Бертона, говорил что-то ободряющее. Пока Бертону было ясно одно: его похититель умышленно сел на переднее сидение, чтобы избежать расспросов. Это настораживало.
Бертон придвинулся ближе к боковому, окну. Мимо с ревом проносились камьоны — огромные грузовики, подвозящие на утренние рынки Парижа разную снедь. А он? Где будет утром он?..
Похититель посмотрел на часы:
— Мезьер позади… До Мобежа совсем недалеко. Мы должны проскочить бельгийскую границу до рассвета.
— И потом? — спросил Бертон.
— Вы будете свободны… — последовал уклончивый ответ.
— Я люблю полную ясность, — с раздражением сказал Бертон.
Однако похититель уже не слушал. Он обеспокоенно всматривался вперед.
— Ален! Почему ты свернул налево? — крикнул он шоферу в самое ухо.
— Дорога на Тьонвиль, доктор, — ответил шофер.
— Дорога на Тьонвиль — направо, Ален!
— Та дорога на Страсбург, месье, на границу Федеративной Германии.